Строгость советской педагогики не компенсировалась новаторством одиночек. Но прорывные новаторские практики Иванова, Амонашвили, Шаталова, Лысенковой, Тубельского, Штейнберга, Щетинина и других ярких педагогов советской эпохи расширяли колею, а иногда указывали новое направление движения.

И так же, как сейчас некоторые читатели «Вестей образования» сердятся на наши критические материалы, посвященные поголовному юнармейству, избыточному единообразию или чрезмерной клерикализации, с таким же негодованием большинство советских родителей и учителей, а особенно ученых, возмущалось внеклассовым (не в смысле школьных классов, а в смысле пролетарского сознания) «абстрактным» гуманизмом Симона Соловейчика и его героев – учителей-новаторов, ругали педагогику сотрудничества.

Разлитое в пространстве и времени всесилие бюрократии и ее всепобеждающей тупости, подкрепленное безнаказанностью, оттого и делается возможным, оттого и творит мелкие и крупные пакости, оттого и ложится под наглую коммерцию, замещающую общественные и государственные интересы своей выгодой, что играет на самых низменных педагогических инстинктах, предрассудках массового сознания.

Трагедия просвещения как раз в том, что оно ответственно за будущее, а оценивается по лекалам прошлого.

И мы все настолько сливаемся с этим мертвым ландшафтом бессмысленности и вранья, пропитываемся этим отравляющим веществом формализма и чванства, что считаем уже обычным делом выравнивание образовательного пространства до состояния плоскости.

Мы уже не обсуждаем, нужны ли стандарты – мы обсуждаем, какие стандарты правильные, а какие – неправильные.

Мы уже не обсуждаем, нужно ли преподавание религии и вообще – сама религия в школе, мы обсуждаем, с какого класса и в каком объеме.

Мы смирились с милитаризацией школы, дискуссия идет о том, нужны ли льготы юнармейцам при поступлении в вуз.

Какое самоопределение подростка? Проблема в том, как записать в Устав школы длину волос и правила ношения униформы.

В системе царит хаос и разбалансировка, управляемость упала до нуля, финансовые механизмы не работают, испарилась как дым система оплаты труда – от замысла платить по результату не осталось и следа, из стимулирующего фонда компенсируют недостающую до средней по региону сумму, а бюрократия обрушивается на авторскую педагогическую методику с энергией язычников, утопляющих идола ради дождя в засушливое лето.

Ни в одном муниципалитете нет утверждённого финансового норматива на содержание зданий.

Паранойя элитного образования захлестнула верхушку образования.

На этом фоне, где-то в тылу этих псевдосражений за качество и доступность образования, вдруг возник очаг сопротивления родителей закрытию Лицея в Текосе, школы Щетинина.

И этот конфликт повернул сцену образовательного театра на 180 градусов. Тот, кто, с точки зрения актеров первого плана, казался сельским учителем, баянистом, маргиналом, сектантом и недоучкой, сказочником, вдруг оказался символом всего того, что система «на раз» укатывает, казалось бы, уже ставшими стандартными приемчиками. Проверки, комиссии, суды, предписания, командировочные из самого министерства – немыслимо, как ураган, атомный взрыв, ковровая бомбардировка, зачистка, все для того, чтобы перекрыть кислород…

А ведь жив курилка!

История повторяется, свирепость административного урагана не может справиться с идеей Щетинина строить школу от ребенка и его способностей, а не от программ и определенного набора знаний.

…Есть время разбрасывать камни и есть время собирать камни, есть время…

Сейчас не время в тонкостях разбирать особенности метода Щетинина и универсальность его применения. Сейчас время защищать школу. Такова моя общественная позиция.

Все же я хочу объяснить свою экспертную точку зрения. Она в том, что в обществе существуют социальные группы с разными потребностями. И с разными образовательными потребностями и интересами. И дети разные – с разными ключиками к их развитию. Эти ключики и есть педагогические системы, методы, программы, концепции, подходы. Потому и подходы – что одним детям на пользу, другим – во вред. Есть массовые подходы – они самые безвредные, но и самые бесполезные. Они обрекают ребенка на то, что его (ее) способности раскроются по большому счету случайно. Есть подходы для определённого типа детей – одним близко теоретическое мышление, другим – социальная деятельность, третьим – больше художественного творчества. Что значит «близко»? Это значит, что разные дети успешны в разных деятельностях, ситуациях, решая разные задачи. А в результате все получают общее образование, но разными способами. Ну просто потому, что никакими способами не обойти материк культуры, созданный человечеством. И любой нормальный учитель держит в голове эту универсальную картину мира на уровне здравого смысла.

В этом и суть многообразия и вариативности, чтобы у максимального числа групп родителей, семей и детей была возможность найти для ребенка самую подходящую школу, или в одной школе сосредоточить много таких возможностей, методов, сред, подходов, чтобы на основе уникальности каждого ребенка прийти к общему.

Создать такой выбор нельзя, высчитав заранее потребности и сконструировав под них школу. Это можно сделать, только дав возможность авторам творить и предложить детям и родителям свое решение. Приживется – значит, кому-то это нужно. Включаем в список вариативного образования.

Дело чиновников – поощрять и создавать условия. Если закон и конституция не нарушены – поощрять и создавать условия.

Я думаю, что такие же законы действуют в искусстве. Мне, например, не нравятся фильмы Н. Михалкова, но кого это волнует? Их смотрят миллионы людей, и это – их кино. А родители из школы Щетинина рассказали, что, когда они попросили Н. Михалкова защитить лицей, он прислал им ответ: лично обращался в вышестоящие инстанции с просьбой снести эту школу. Не его кино.

В традициях административно-командной образовательной политики отношение к инновациям прагматичное: если для массового распространения подходит – берем! 35 лет мы пытаемся доказать, что авторская педагогика – не образец для всей системы, система не может развиваться и развивать страну, если она состоит из одинаковых школ, программ, учебных планов, систем оценки результатов и, наконец, единого набора самих результатов.

Но поскольку управлять таким многообразием очень сложно, а привести все к казарменному единообразию – соблазнительно, да и широкие народные массы требуют (якобы!), асфальтоукладчик торжествует. Такое вот кино: безответственная бюрократия не создает условия, а загоняет автора за красные флажки.

Бюрократия думает, что это возможно.