22 июля отмечается 95-летие со дня рождения психолога Товия Васильевича Кудрявцева (1928–1987), создателя теории и практики проблемного обучения, исследователя технического творчества и профессионального становления личности.
Я почти не вижу снов. А сегодня под утро приснился отец. Впервые я увидел его так внятно за все эти 36 лет. Мне вообще сны почти не снятся, не успеваю подготовиться к «показу» – сплю не более двух-трех часов, мне хватает. Хотя сны вынашиваются годами, жизнями...
Я еду к нему то ли в больницу, то ли в санаторий. Четко представляю себе коридор, расположение и номер на двери, за которой его можно найти. Вот уже я зашел в не очень понятное заведение. И ко мне начинают приставать с разговорами разные люди. Не то чтобы обременительно, мне привычно много общаться, но я-то иду к отцу. Удается все-таки прервать беседы. Нажимаю на кнопку лифта. Тот этаж, тот коридор, та дверь. Но я прохожу мимо и почти сразу попадаю в холл. Там сидит отец.
Старенький, очень старенький… Старенький, но не больной. Явно не больной той болезнью, которая его унесла в 59 (симптоматику ее хорошо знаю). Я бы даже сказал, бодрый для своих лет. Мы обнимаемся довольно сдержанно, и я говорю ему на ушко: «Папа, чего тебе здесь делать, поехали домой, я освобожу тебе твой кабинет. Правда, там новая мебель, но вся старая на даче, я даже все расставил в твоем порядке. Мы с тобой нашу книжку допишем». Держу в своих его теплые сухие живые руки, которые он «передал мне в наследство».
Всегда протягиваю ладошки к тем, кого учу (значит, люблю) и в шутку говорю: «Вот, потрогайте, такими всегда должны быть руки настоящего психолога, но это наследство от отца. А психологами надо всю жизнь становиться. Самим. “На, теперь сам”, – частенько я слышал от папы с детства. Вначале он оставался рядом. Но я должен был быть “сам”. Посмотришь на него вопросительно, а он только по-доброму кивает головой. Этого было достаточно! И, ради бога, не скидывайте на «волнение», тем более на “вегетатику”. Я психолога определяю по рукам, как умного (или наоборот) по глазам».
Кстати о глазах. О валидности и надежности этого «зеркала ума» по сравнению с тестами «на интеллект» любил красиво и, в общем, серьезно порассуждать папин друг Владимир Петрович Зинченко, с которым они подружились еще в аспирантуре. С ним я полностью согласен.
Но вернемся в мой сон. Вдруг папа улыбается и делает отмашку рукой – «сам!». Эту неповторимую отмашку с улыбкой, наверное, помню только я. Дальше ничего не помню – из сна.
Знаете, я мало интересуюсь снами, не говоря уже об их толкованиях. Возможно, кто-то скажет, что для психолога это непростительно, но что есть, то есть. Меня больше притягивает невидимая явь, а по снам – всякий сможет. Психолог – толкователь «виртуальной реальности» нашего бытия, которая только частью уходит в сновидения. И без которой нас просто нет. В бессознательное иногда окунается сознание, чтобы напомнить, кто в доме хозяин. Если забыл, что это «ты сам». Или прячется там – если опять же забыл. А сознание – это не ясная подотчетность себя себе, а то, что мы делаем, думаем, переживаем вместе с теми, без кого не можем жить. А это – все человечество. Психоаналитик и мыслитель Жак Лакан афористически сформулировал это так: «Бессознательное – это речь Другого». В речь Другого мы и окунаемся. Но тут развилка: либо мы оказываемся под его командованием, либо находим в нем «заслуженного Собеседника», о котором писал физиолог, философ и священнослужитель акад. Алексей Ухтомский, князь из рода Рюриковичей. Я, кстати, в одной юбилейной статье «подловил» на этом Фрейда, который, может, в первый раз сказал правду, и уже за одну эту правду его можно увековечить в истории психологии. А не за провокационные пересказы Платона, Бёме, Гартмана и наиболее одаренных, проницательных гадалок-толковательниц. Хотя толкование толкований (а, скажем, не сновидений самих по себе) – наша профессия. Не только психологов – всех «человековедов» (чуть не написал «человекоедов» – снизошел, ответил-таки Фрейд за мои нападки). Впрочем, это – отдельная история.
Тем не менее, проснувшись, сразу понял, где искать ключ ко сну. В финале «Соляриса» Тарковского, на премьеру которого меня, школьника, повел обожавший его отец. Фильм с первого просмотра нам обоим не понравился. Как не понравился он и автору романа Станиславу Лему. Отец познакомился и два часа пробеседовал с Лемом в Кракове, на конференции по ИИ. Даже обменялись препринтами докладов с подписями. А фильм не понравился. Не про то. Потом, пересмотрев, мы с папой пришли к выводу, что с фильмом людям подарили второе гениальное произведение с тем же названием. И именно – «про то», про то же самое, про «теперь сам». Именно это и пытается сказать землянам на станции океан Соляриса. В ситуации предельного одиночества (а только в ней это и можно остро осознать) они максимально не одиноки. С ними «ты сам» – океан, космос, Вселенная. И что с этим «пора возвращаться на Землю», по которой ходят массы одиноких людей, не подозревающих, что они давно в Космосе, и пора учиться жить самим по его законам, а не по правилам инфантильной геопесочницы, незнамо кем установленным, или вовсе без правил. Как сейчас понимаю, мой отец учил меня именно этому.
– Знаешь, Крис, по-моему, тебе пора возвращаться на Землю.
– Ты так думаешь?
В первом варианте сценария «Соляриса» Тарковского Крис Кельвин вернулся на Землю. Иногда легче говорить с самим собой на космическом отшибе – через океан Соляриса. Или через сны.
В любом случае, блудные сыны должны возвращаться. Хотя бы в своих снах.
11.06.2023
