Действительно, аристократическая модель богатства, когда твои шкатулки набиты драгоценными камнями, а владения прирастают новыми имениями, построенными на средства, которые были изъяты у твоих подданных или крепостных, давно сменилась на модель буржуазную – имеющиеся у тебя средства ты вкладываешь в свое или чужое производство, пускаешь деньги в рост, а не блистаешь на великосветских приемах своими родовыми бриллиантами, после чего убираешь их в заветную шкатулку.

Этот процесс затронул не только экономику – точно так же поменялась и модель образования: все меньше людей, желающих получать образование ради образования или соглашающихся с позицией старой, классической школы: профессор лучше студента знает, какие знания ему давать, поэтому либо тот берет, что дают, а потом сам ищет применения полученному, либо пусть меняет место учебы. Воцарилась прагматическая, буржуазная модель образования, в которой разве что «учеба ради корочки» еще остается хоть сколько-нибудь привлекательной – но в основном на постсоветском пространстве и ровно до тех времен, пока работодатель перестанет вовсе смотреть на диплом претендента – и будет обращать внимание только на то, что тот умеет.

Особенно болезненно эти процессы переживаются у нас в гуманитарном образовании, прежде всего в изучении национальной литературы или истории, которые традиционно воспринимается как обладающие некой «вечной» и «абсолютной» ценностью, так что любой разговор об их конвертации во что-то материальное или хотя бы о понятной прагматике («зачем мне все это?») считается чем-то позорным. В лучшем случае говорят о том, что «трудное чтение» формирует «нейронные связи» (после чего специалисты в области нейропсихологии хватаются за сердце), дает человеку «национальный культурный код» для понимания других представителей своей культуры (о том, что литературу тут путают с учебником литературы, мне уже приходилось писать), наконец, просто отличает «культурного человека» от «быдла» (аристократическая модель культуры detected).

«Ребята, вы закончили школу, вы получили здесь духовность…» – заявил моим выпускникам один из родителей в своей поздравительной речи еще конце 90-х – и я тогда еще задумался, что же это за «духовность», которую можно получить как приз в конце трудного пути, но вот что с нею делать – не всегда понятно. Владимир Сорокин тогда же высмеял ее в образе «голубого сала» – но «приличные люди», как известно, Сорокина не читают, да и по мне – легко глумиться над замшелыми представлениями о «духовности», гораздо важнее подумать о том, что действительно дает начитанному человеку его богатый читательский опыт, если в его багаже немало выдающихся литературных произведений или исторических сочинений и он хорошо разбирается в них.

Быть учеными или хотя бы учителями и производить новую «духовность», транслируя ее следующим поколением – удел немногих, а вот зачем всем остальным зубрить исторические даты или стихи Пушкина?

Попытка задать этот вопрос несколько лет назад коллегам-словесникам была встречена в основном неприязненно: одни высказались в духе «если надо объяснять, то ничего объяснять не надо», другие – что результаты литературного образования – отсроченные, проявляются иногда через 20 лет, и потому ставить вопрос о том, зачем нужно в школе изучать художественную литературу, тем более – говорить, что могут быть какие-то «планируемые результаты» у литературы как школьной дисциплины – недопустимо. Разговора тогда не получилось.

И разгоревшийся в последнее время скандал вокруг попытки Минобра пропихнуть «обновленную» версию Стандарта, в котором в разделе «Литература» главной целью стоит «знание содержания изученных произведений», вновь возвращает нас к тому же разговору о «духовности»: в чем она заключается? чем измеряется? что дает человеку?

Действительно ли, как заявил один деятель культуры, «человек, который не прочитал “Мертвые души”, не может считаться русским человеком»?

Связано ли оно как-нибудь с повседневным чтением современного «буржуазного» читателя – или оно вообще не о чтении, а о чем-то более важном и ценном? Ответить на все эти вопросы в небольшой колонке мне не по силам – да и не уверен я, что знаю правильный ответ. Но не думать над ними оказывается невозможным – и «битва за Стандарт» лишний раз об этом напоминает.