В этом году исполнилось 105 лет со дня рождения великого педагога Василия Александровича Сухомлинского, директора знаменитой Павлышской школы, автора многочисленных книг о воспитании детей, одна из которых – «Сердце отдаю детям» – стала символом его жизни.
В своей предыдущей статье директор Школы будущего поселка Большое Исаково Калининградской области Алексей Голубицкий рассказал о том, что одну из улиц в этом поселке назвали именем Сухомлинского. Это была инициатива педагогического коллектива Школы будущего.
Но изучают ли современные учителя наследие великого педагога, книги которого могли бы сделать их работу эффективнее и ярче? Стараются ли они перенять его опыт и мудрость? К сожалению, ответы на эти вопросы будут скорее отрицательными. Высокая нагрузка, бюрократия, десятки мероприятий просто не оставляют времени и сил для чтения. О причинах невнимания к педагогической классике и о том, чему могут научить труды Сухомлинского, размышляет в своей статье Алексей Голубицкий.
Личный пример вместо ценных указаний
Как директор школы я многому научился у Сухомлинского. Одна из главных его идей заключалась в том, что директор школы должен зарабатывать свой авторитет, не раздавая наставления учителям о том, как надо выполнять свои обязанности, а вдохновлять своим примером. И когда я перечитал эту фразу, я вдруг осознал, что уже 5 лет не веду уроки, и это неправильно. Я ушёл из преподавания.
Я старался быть очень хорошим учителем, временами это получалось, но, когда я стал директором, мою жизнь наполнили бесконечные совещания, в том числе внезапные.
Из-за этого прерывались уроки, и я посчитал, что, наверное, неправильно постоянно что-то переносить, а лучше сконцентрироваться на управлении. Но Василий Александрович умел сочетать обязанности руководителя и учителя, и благодаря его примеру я решил вернуться к преподаванию моей любимой географии хотя бы на несколько часов в неделю.
У нас как-то стало принято жаловаться на жизнь и на невероятные нагрузки. Но когда представишь, каким трудным был профессиональный путь Василия Александровича, в каких условиях он запускал после войны свою Павлышскую школу, как было непросто не то что организовать учебный процесс, а вообще выжить в те голодные послевоенные годы, становится неловко за минуты своей слабости.
Надо сказать, что характер Василия Александровича закалялся на фронте, куда он ушел добровольцем и принял участие в тяжелых боях. И подо Ржевом он, поднимая роту в атаку, получил серьёзное ранение, которое и привело к его преждевременному уходу. Но тем не менее, попав в тыл на лечение, он и там продолжил свою педагогическую деятельность, и в условиях тыла, в условиях крайней нужды организовывал учебный процесс в одной из школ. И всегда был примером для своих учителей. Кстати, не только как учитель, но и как классный руководитель, который вел детей с первого класса до самого выпуска из школы, прожив вместе с ними путь их взросления. Поэтому его теория строилась на его собственном практическом опыте, что особенно ценно.
У нас часто происходят дискуссии о роли директора школы: кем он должен быть – менеджером или педагогом? В английском языке есть два слова, описывающих понятие «директор школы»: principal и headmaster. Principal – это такой управленец, который над всеми надсмотрщик, а headmaster – главный учитель.
Я абсолютно убеждён, что современный директор – это тот, кто сочетает в себе таланты управленца и педагога, и никак иначе.
Любой перекос в ту или другую сторону вреден: у первого будет не живая школа, а здание со свежим ремонтом, наполненное невероятным оборудованием, но без души, а у второго – жизнь, атмосфера, но дырявая крыша и сквозняки. И то и другое – крайности, поэтому необходима золотая середина.
Талант преодоления
Вторая черта, которую я хотел бы позаимствовать у Василия Александровича – это талант преодоления. И не только материальных трудностей послевоенного времени, но и психологического, цензурного давления, которому он постоянно подвергался на протяжении всей жизни. Мало кто знает, что, например, его книга «Сердце отдаю детям» претерпела очень серьёзные корректировки и была опубликована с большими купюрами. Например, по указанию цензоров из книги исчезли самые трогательные описания историй с детьми, которые были очень дороги Сухомлинскому. Да что говорить, даже слово «совесть» оказалось под запретом.
Мы понимаем, в какую эпоху он писал, и, несмотря на частое употребление термина «коммунистическое воспитание» в его книгах, все-таки Сухомлинского нельзя назвать типичным советским педагогом. Его концепцию воспитания называли «буржуазной», за что он подвергался жестокой травле, которая вместе с тяжелым ранением в годы войны стала причиной его смерти.
Но, несмотря на это, он успел невероятно много. Скажу честно, когда я перечитывал его произведения, я задавал себе вопрос: «Ну когда директор школы успел написать 1500 сказок и рассказов? Когда ему удалось написать несколько таких важных книг, каждая строчка в которых выстрадана и пропитана мудростью?» Это же очень сложная внутренняя работа над собой, глубокий анализ того, что ты делаешь изо дня в день.
А он приходил в школу в 4 утра. И первые, самые продуктивные рабочие часы, когда голова ещё не забита рутинными процессами, он как раз и посвящал своим размышлениям.
В 8 утра он выходил на школьное крыльцо, чтобы встретить учеников и учителей. А на обвинения своих противников он всегда отвечал: «Возможно, вы правы, я не считаю себя носителем единственной истины. Но покажите мне свою школу, где вы смогли реализовать свои замыслы».
И всё, на этом спор заканчивался и переходил в агрессию. Или оппонент просто терял возможность аргументировать. Потому что Сухомлинский не рассказывал, он показывал, делал. И каждая его мысль, каждая его идея вырастала из какой-то сложной педагогической ситуации, с которой он смог справиться. Но при этом он, в отличие от многих педагогов, детально рефлексировал то, что произошло, стараясь сформулировать принципы, которые сработают и в следующий раз, и в других ситуациях, и у других людей.
Причины актуальности Сухомлинского
Актуальность Сухомлинского – главная черта его творчества и главная причина, побуждающая читать и перечитывать его книги, несмотря на то, что они были написаны в другую эпоху. Например, в книге «100 советов учителю» он рассказывает о том, как учителю выкроить время для своего развития, о профилактике выгорания, о противостоянии подростковой жестокости. Он не употреблял модные нынче термины, прочно вошедшие в наш лексикон – «тайм-менеджмент», «буллинг», но это не мешает его произведениям быть злободневными. От того, что мы как-то по-другому стали называть те же самые проблемы, которые всегда существовали в детских коллективах, они не стали другими. И те советы, которые дает Василий Александрович, актуальны как никогда.
Мы опустились до формализма и симулякров
Если уж говорить о современности, то не могу промолчать о явлении, которое стало нашей бедой. Мы, педагоги, в последнее время не по своей инициативе погрузились в эти бесконечные мониторинги, ВПР, отчёты и бумажки, которых не становится меньше, кто бы что ни говорил. Наш мир наполнен какими-то симулякрами, мы проводим какое-то невероятное количество мало чем наполненных мероприятий, мы буквально обесцениваем слова. Например, зачем-то проводится Неделя добра. Это хорошее дело, но почему только неделя?
Само название этого мероприятия говорит от том, что для добра нужно выделять какое-то конкретное время. И более того, от нас требуют сначала плана, сколько добра мы произведём, сколько детей будет вовлечено в производство добра, сколько детей будет охвачено добром, а потом отчёта в таком же порядке: сколько мы добра пообещали, и почему добра, которое пообещали, сделано меньше, чем запланировано. Причём с приложением фотоотчета. Это абсолютно обесценивает, на мой взгляд, духовно-нравственное воспитание, потому что, как я шучу, для большего контраста и воспитательного эффекта надо провести ещё до этого 51 неделю зла. Понятно, что добро должно проявляться, проступать через всю нашу жизнь, и никакими мероприятиями этого не достичь.
Мы почти утратили способность браться за трудные дела
Давайте честно посмотрим на ситуацию в образовании по аналогии с медициной. Если вдруг в приемный покой привезут тяжело травмированного человека после страшной аварии и на «скорой» одновременно доставят человека с аппендицитом, то кому доверят заниматься каждым из этих пациентов? Конечно, тяжелой травмой займется опытный маститый хирург, лучший в этой больнице, а молодой, только что окончивший ординатуру, – аппендицитом.
А теперь давайте придём в школу и посмотрим, как распределяются классы. Например, имеются два класса – 5-й «А» и 5-й «Б». В 5-й «А» отобраны все мотивированные дети из благополучных семей. А в 5-м «Б» собраны те, кто не попал в 5-й «А», то есть троечники, в числе которых – дети с СДВГ и девиантным поведением из проблемных семей. И вот делят нагрузку, кому какой класс достанется, если перед директором стоят два педагога: заслуженный учитель с высшей квалификационной категорией, опытом и авторитетом и молодая девушка, выпускница педвуза, как говорится, «без году неделя». И оказывается, что самый трудный класс достается молодому специалисту, а самый благополучный – опытному педагогу. Самое страшное, что это воспринимается как норма!
Коллеги, мы почти утратили способность браться за трудные дела. И при этом мы требуем уважения к себе и к своей профессии. Это сейчас острая фраза, которая кого-то больно кольнёт, но я осознанно её употребляю. Я говорю: не «вы», а «мы» утратили, обращаясь в том числе и к себе. Потому что каждый раз, когда к нам в школу приходит трудный подросток, с которым по какой-то причине не смогли справиться соседние школы, я делаю над собой усилие, мне трудно на это решиться, но, как правило, всё-таки берусь за его воспитание, преодолевая страх и нежелание. А ведь работа с каждым ребенком, каким бы проблемным он ни был – это суть нашей профессии. Наш долг – делать то, на что не способен ни один другой человек, включая родителей.
Учитель способен создавать условия для воспитания и обучения детей, независимо от их стартовых возможностей.
Вспомним Макаренко, какие дети ему достались, когда он описывает свою коммуну в самом начале ее становления. И надо почитать книгу Сухомлинского «Сердце отдаю детям», где вначале он рассказывает, какие дети к нему пришли в первый класс. Это были дети, опалённые войной, у которых от рук фашистов погибли родители, у некоторых на глазах это произошло. У кого-то отец погиб на фронте. У кого-то была очень сложная жизненная ситуация. Кто-то пережил уже в этом юном возрасте развод родителей. То есть почти каждый ребёнок пришёл в его Павлышскую школу со своей болью. И он взял этот класс и выпустил. Поэтому его методика чрезвычайно современна для нас, и стоит перечитать Сухомлинского, если мы хотим быть настоящими учителями.
Педагогическая наука утратила влияние на школьную практику, а учителя перестали читать труды великих педагогов
Другая острая проблема заключается в том, что педагогическая наука почти утратила своё влияние на образовательную практику. Мы, практики, перестали читать книги и научные исследования, а учёные перестали интересоваться даже возможностью внедрения своих идей в практику. Мы, как две жидкости разной плотности, никогда не соединимся. Вот там учёные живут своей жизнью, а здесь – учителя-практики. Один из самых заваливающих вопросов на собеседовании для учителя: «Какую последнюю книгу вы прочли?» Не методичку по преподаванию математики, а именно педагогическую книгу. Опять воспользуюсь сравнением из области медицины: учитель, который не интересуется трудами Корчака, Сухомлинского, Макаренко, других великих педагогов, учитель, который о Коменском знает лишь то, что он основоположник классно-урочной системы, а его «Великую дидактику» даже не держал в руках – такой учитель подобен хирургу, который начинает оперировать наугад.
В итоге складывается странная ситуация: у нас есть две группы профессионалов, призванных помогать детям – с одной стороны, это ученые, призванные формировать некую модель, принципы, методы, с другой стороны – учителя, задача которых – реализовывать научные идеи, и обе эти группы почти не общаются друг с другом. Вы редко увидите конференции, где педагоги-практики вместе с теоретиками спорят, обмениваются мнениями, пытаются друг другу помочь. И это большая беда. Если Сухомлинский написал «Сердце отдаю детям», то теперь защищаются диссертации на тему о том, в чем состоит методика отдачи сердца по Сухомлинскому. Абсолютно бессмысленные и беспощадные тексты.
Я работаю сейчас над своей диссертацией, читаю очень много трудов коллег и очень радуюсь, когда у меня есть повод записать какие-то полезные идеи в свой блокнот. Но происходит это, к сожалению, крайне редко. Конечно, это может вызывать только грусть и желание изменить существующий порядок вещей. И, пользуясь случаем, я призываю всех нас, практиков, больше читать, а теоретиков, учёных смотреть больше в сторону школы и хотя бы сделать попытку применить свои наработки в педагогической практике, чтобы помочь конкретным детям. Согласитесь, было бы странно, если бы фармацевты пытались придумать какое-нибудь лекарство, не интересуясь его эффективностью. А мы, педагоги, превращаемся в знахарей, которые не имеют представления о современных педагогических подходах, у нас нет действенных инструментов для решения проблем. Вот такие ассоциации с медициной у меня напрашиваются, но они, как мне кажется, вскрывают и обнажают самые болевые точки в сегодняшней системе образования.
Приглашаем на конференцию!
Мы решили провести Сухомлинские чтения, посвященные практическому применению наследия Василия Александровича в современной школе. Среди спикеров есть люди, знавшие Василия Александровича лично.
Из многих граней системы Сухомлинского мы в этом году выбрали три направления:
- Место природы (эстетическое и естественнонаучное значение) в современном образовании.
- Труд и его воспитательное значение в современной школе.
- Словесное творчество детей.
1 ноября 2023 года на базе нашей школы состоятся первые (и, надеюсь, традиционные) чтения. Участникам можно сделать стендовый доклад или провести мастер-класс.
2 ноября мы посетим Национальный парк Куршская коса и постараемся вдохновиться природой. Там хорошо в любой сезон и погоду.
Подробности и ссылка на регистрацию в информационном письме.
