Мем «советская школа» несет для разных людей разные смыслы, что при широком употреблении осложняет взаимопонимание и точность дискуссий.

• Вариант предельно консервативный: «Надо вернуть все в то самое состояние, ибо не зря даже американцы признали силу советской школы после запуска спутника».
• Вариант предельно инновационный: «Сегодня совершенно иные внешние условия, поэтому глупо ожидать успехов от модели, которая создавалась для давно устаревших условий».
• Вариант предельно инфантильный: «Мы все так учились и вполне успешны – значит, это неплохо; можно что-то поменять сообразно новым условиям, но не слишком радикально».

В дискуссиях обычно лбами сталкиваются два первых варианта, противоположных, а третий остается в стороне, хотя он наиболее массовый и наименее вменяемый. Именно его и хотелось бы поближе посмотреть.

Моя позиция ближе ко второй, но с учетом готовности людей. Большинство живет в инфантильной позиции, для выхода из которой человек должен столкнуться с реальными проблемами, потому что для разрешения проблемы он вынужден занять деятельную осмысленную позицию. Пока нет столкновения с проблемами в зоне личной ответственности, зачем что-то менять – надо использовать наработанное и проверенное.

Раз так, надо дать возможность каждому делать выбор, чтобы появилась личная ответственность за него.

Более того, одним из ключевых изменений в системе образования я считаю обязанность делать выбор. Пусть даже он будет предельно простой – но самостоятельный.

Отчасти так и есть, но с возвращением принципов единообразия под лозунгом «единого образовательного пространства» даже те осторожные ростки самостоятельности и ответственности, которые формировались с начала 90-х, растворяются.

Желание многих учиться по модели советской школы в меру совместимости с современными требованиями отвечает желанию многих педагогов учить в логике старой модели. Но есть и новаторы. И среди учителей, и среди родителей. Надо всячески помогать тем, кто осознал необходимость поиска новых форматов и своими шишками готов их строить.

Что «хорошего» брать из советской школы?

«Советская школа имела очень хорошие традиции воспитания, которые нужно возрождать», – считает, согласно публикациям 2016 года, Ольга Васильева, по тем временам – министр образования и науки России. Принцип, декларируемый многими носителями третьего смысла мема, – «оставить лучшее из советской школы и добавить новое и актуальное на сегодня».

На первый взгляд, безупречный тезис. Но именно для инфантильной позиции, потому что на вопрос «что именно» довольно сложно сразу ответить. Попробую собрать. Вероятно, не все смогу учесть – зато появится повод для списков и предметных неинфантильных дискуссий.

1. Все по единой модели.
2. Все бесплатно.
3. Все зарплаты по единой прозрачной тарифной схеме.
4. Самообслуживающий труд.
5. Слово учителя – закон.
6. «Все пути для нас открыты, все дороги нам видны».
7. Учили думать, а не натаскивали на единый экзамен.

Оттолкнусь от этих тезисов. Если такой подход покажется полезным, можно будет вносить новые тезисы и их обсуждать.

Все по единой модели

Сильный тезис. Очень полезно было всем, невзирая на личные и семейные отличия, проходить бок о бок 10 лет школьной жизни. Это в дальнейшем давало взаимопонимание на всех уровнях взрослого общества, способствовало интеграции общества как единого целого. Но важно учесть, что уже в середине XX века это не было безусловно. Появились «спецшколы», которые то разгоняли, потому что они противоречили этому базовому принципу единства всех, то снова создавали, потому что их востребованность и полезные эффекты были очевидны.

Даже в строгом, замешанном на страхе, политически монолитном обществе возникла потребность в реформах. Их инициировала правящая партия.

О необходимости развития личной инициативы в образовании говорил на XXV съезде КПСС Л.И. Брежнев, а в 1984 году на Пленуме ЦК была объявлена реформа, которая или запоздала (и поэтому развалился Союз), или ее не успели провести, поэтому она плавно утекла в независимую от Советского Союза Россию, где бурно бьется о берега до сих пор.

Важно понимать, что принцип единства продиктован не столько стремлением консолидации общества, сколько технологизацией учебного процесса. Век конвейеров, эпоха Генри Форда. Социальные эффекты были полезным бонусом конвейера, а не целью системы образования. Искусственно удержать эффект невозможно, если для этого не будет более весомых условий.

Все бесплатно, а зарплаты едины

Здорово, когда в храме науки/образования не обсуждаются проблемы золотого тельца. Но даже в обществе с целевой ценностью в виде коммунизма отсутствие материальной регуляции вклада учителя мешало. Именно тогда появились мысли, что хорошо бы различать учителей, которые «горят» своей работой и которые строго по часам исчезают из школы. А при акробатическом этюде с мгновенным переносом страны и школы из коммунистических ценностей в капиталистические почти искусственное удержание школы в старых ценностях не могло не привести к резкому кульбиту в необходимость зарабатывать.

Кроме того, школы могут за счет имеющихся материальных и образовательных ресурсов решать проблемы, выходящие за рамки базовых обязанностей, которые востребованы родителями и местным социумом. Все заинтересованы в реализации этих отношений без ущерба для основной деятельности. И она не может быть реализована без дополнительной оплаты.

Можно сколько угодно теперь заклинать, что школам выделяют достаточное финансирование – они уже сами ищут возможность внебюджетного финансирования. И их не поймут родители, если администрация этого не будет делать – жизнь уже другая, капиталистическая, потребительская, наживная. Да, этот кульбит привел к совершенно несвойственным школе эскападам типа «а мне за это не платят», но это хамская форма сути новых отношений. Вынести из школы денежный аспект уже невозможно. Снизить его значимость можно унификацией оплаты, например, по французской модели, где учитель является госслужащим с должностными обязанностями и фиксированной оплатой. Но тогда про «горение» можно забыть. Хотя иногда может возникнуть шанс радоваться, пока и если ваш учитель именно так станет себя вести.

Самообслуживающий труд

Потребительский характер общества и гиперопека, свойственная многим родителям после их тревожного детства 90-х годов, не могли не привести к избыточным обслуживающим схемам обеспечения быта детей в школе. По мере выхода на школу родителей следующего поколения, которое менее тревожно, возврат к самообслуживанию возможен. Я не вижу здравых доводов против, кроме чванства и психологии «потреблямса». И ручной труд в школах хотят все чаще. Надеюсь, старые проблемы обеспечения кабинетов труда материалами уже не являются препятствием, ибо появились новые, более цивилизованные варианты школьной логистики.

Слово учителя – закон

Помяните добрым словом и забудьте. У учителя никогда не было особых прав в нормативном поле. Но у него был авторитет, потому что семья относилась к учителю с пиететом, который воспринимался как безусловный атрибут учителя и учениками.

Даже в мою бытность учеником учитель уже не был неприкасаемым. Но тогда это были первые осторожные попытки критически относиться к их «непререкаемости». На учителей еще не смели огрызаться, но за глаза уже критиковали.

В «приличных семьях», оберегая уши собственных детей. Но уже не во всех. Когда я пришел в школу учителем – а это середина 80-х – мы уже начали попадать под огонь публичной критики. Часто заслуженно. Но адекватно воспринимали критику те, кто и так был адекватен. В массе учителя были в шоке от факта низвержения с пьедестала небожителей.

Уже широко известна модель «двойного негативного отбора» педагогов: в педвуз идут те, кто никуда больше не смог попасть, а в школу из педвуза, когда никуда больше не взяли. Модель игнорирует тех, кто целенаправленно идет в педагоги, но не лишена оснований в остальном. А из тех, кто осознанно идет в педагоги, довольно много весьма инфантильных выпускников, которые морально не готовы искать себя в новых сферах, считая, что школьную среду они уже хорошо знают и не хотят ее покидать. Естественно, это не осознанный выбор, а подсознательный, но суть от этого не меняется.

Пиетет перед учителем формировался тогда, когда он в массе был на голову более образован, чем все вокруг. Примерно после войны этот разрыв уже не был столь разителен и стремительно сокращался. Сегодня учительство в массе нельзя считать самым образованным слоем граждан.

Жесткое проведение реформ Фурсенко и Ливановым без терпеливого обсуждения смысла и целей привели к жесткому противостоянию в обществе, сняли традиционный барьер уважительности перед школой, учителем. И теперь школа живет в условиях постоянной критики, которая далеко не всегда обоснована и оправдана. Новообразование российской государственности послесоветского разлива – образ люмпенизированной Марьванны. Авторитет по факту статуса «учитель» исчез. Нормативная незащищенность учителя реализовалась в проблемы разрешения конфликтных ситуаций в школе.

Все пути для нас открыты, все дороги нам видны

Формально это было и осталось. По факту не было и нет. Преимущественно наши амбиции определяются семьей, опираются на семейные ценности, на семейные возможности. Бывают исключения, но они не являются определяющими. Может ли система образования на это повлиять, должна ли? Правила едины, и поэтому формально все равны.

Но образование происходит внутри человека. Он сам формирует свое образование, свою картину мира, свои ценности, свое место в мире, свои амбиции. Система образования может создать условия, в которых любой желающий может использовать все ресурсы системы. Система должна это сделать. Но система не может вылепить человека, хотя все структуры системы образования пытаются повлиять через воспитание на систему ценностей ученика, на его модели поведения. Но амбиции на место в мире больше зависят от установок семьи, чем от воздействия школы.

Важно отдавать себе отчет, что количество и масштаб «дорог» стремительно растет. Попытка по старой схеме затащить всех на одну вершину, с которой видны всем одинаково все дороги, становится все менее и менее реалистичной.

Традиционная схема «Ввести в школу новый предмет» вроде бы уже выходит из практики пугающих «новаций». Мы неизбежно идем к разбиванию учебных курсов на уровни, чтобы сбалансировать востребованность и нагрузку.

«Первой ласточкой» стала математика. Является ли это чем-то новым, нетипичным для «лучшей советской школы»? Для честного человека – нет. Покойный и очень уважаемый коллегами наш завуч по английскому языку не раз и весьма горделиво заявлял, что ему «двоек» не ставили, сознавая полную математическую непроходимость. Подобные утверждения я встречал не раз от уважаемых в своем деле людей при полном благосклонно-уважительном отношении окружающих к их учителям, которые смогли проявить понимание и не искалечили формальным подходом таланты. Через ЕГЭ такой душевный подход не пройдет. Но и барьер прохождения через ЕГЭ ниже плинтуса.

Учили думать, а не натаскивали на единый экзамен

Многое, сказанное против ЕГЭ, надумано. Многое справедливо, но не всегда с адекватными выводами. Хочу напомнить, что экзамен типа ЕГЭ – независимый и внешний – был мечтой огромной страны и был предметом жесточайших обсуждений в прессе. С введением ЕГЭ явно опоздали в нашей неповоротливой инерции.

Учили ли в советской школе думать? Не меньше и не больше, чем в современной. Подавляющее большинство и тогда, и сейчас готовят к экзаменам. Экзамен и тогда был ориентиром практически всех. То, что экзамены были разные, позволяет рассуждать, что тогда не натаскивали. Натаскивали. Но не на единый общий формат, а на разные – и потому не так наглядно.

С чем можно согласиться – теперь это более наглядно и более цинично. Но сейчас все более наглядно и более цинично, потому что потребительские стандарты поведения, а не ценностные. Они и тогда не для всех были ценностные, но тогда надо было все упаковывать в правильную ценностную форму.

Возврат в старый формат экзамена – самое глупое, что можно было бы предпринять. Отменять ЕГЭ надо, но сознавая причины его неудачи и иначе решая задачи, которые он решает, в том числе совсем их исключая, заменяя на новый вариант процессов.

В частности, формат внешнего независимого экзамена было бы предельно полезно расширить на все предметы и вывести проверку освоения за рамки учебного процесса на всех этапах. Это бы позволило сдавать необходимые учебные курсы в любое время по желанию, независимо от места и способа обучения. Исчезает поле для обязательных программ, если нужно сдать по заранее известным условиям заранее известные учебные курсы. Обязательность тогда определяется необходимыми зачетами, на манер вуза, а не обязательными программами. Ответственность переносится на ученика – ему становится нужно освоить учебный курс, а не школе.

У проблем современной школы, включая споры о репетиторах, нет единого простого объяснения – это комплекс новых подходов к прошлым задачам в новых условиях. А они сильно отличаются от советских. Именно поэтому я вижу решение в балансировании ответственности на основе личного выбора.

Так что взять из советской школы?

Школа, что советская, что любая другая – это социальный институт безопасного нахождения детей днем без родителей, обеспечивающий их социализацию. Под социализацией я имею в виду широкий пласт задач, из которых самый важный – коммуникация. Через коммуникацию ученик вживается в мир. Он учится защищаться, помогать, отстаивать свое мнение, преодолевать самые разные барьеры и беречь друзей, делать ошибки и отвечать за них, исправлять их, включая порожденные ошибками конфликты, терпеть вынужденные форматы и разделять радость чужих успехов…

Попутно в качестве содержательной основы, канвы остальной коммуникации, осваиваются знания об устройстве мира. Попутно! Но именно этот аспект на флаге обсуждения школы. Почему?

Раньше школа была ради этого. Народ был малограмотный, а программы несли единый для всех базис, который больше негде было концентрированно взять.

Школа была подготовкой к жизни: что не взял в школе, потом трудно добирать. Сейчас это все есть, и учатся сегодня всю жизнь. Чего-то стало не хватать – открыл интернет и взял.

Раньше обучение и было образованием – все в одном флаконе. С появлением интернета и клико-доступности любого знания обучение перестало быть дефицитом. Дефицит – образование: общение с носителями ценности знания, умным и понимающим специалистом или соратником по изучению. Лучше и то и другое, потому что образование происходит в притирке своего понимания и чужого, чье мнение важно и ценно. Раньше это растворялось в потоке обучения и пряталось за фразами типа «хорошо объясняет». Хотя «объяснение» – не самое удачное слово для этого.

В новых условиях мы впервые. Это страшно и непривычно. Когда страшно и непривычно, человек стремится спрятаться в знакомое место, где ему ничего не угрожает, даже если это ему так только кажется, поскольку все знакомо.

Именно это и есть для современной школы «советская школа» – старая знакомая и потому безопасная среда. Про новую никто ничего не знает. Кто не боится, пробует новые форматы и огорчается, когда ему мешают. Кто-то жутко боится и стремится исключить все новое и незнакомое. Большинство опасается с обрыва головой и надеется освоить новое потихоньку, шаг за шагом. Хотя пропасть шаг за шагом не перейти.

В том и смысл этого текста.

Кто боится, не мешайте тем, кто не боится. Они натопчут дорожки в новую школу – остальным будет безопаснее. Кто совсем боится, к тому времени либо уже будет не до этого, либо придется пристроиться к идущим, закрыв от страха глаза.

Но всех учеников и родителей надо поставить в ситуацию осознанного выбора, чтобы они осознавали необходимость и неизбежность принимать решение, пусть даже простое. Инфантильная переброска ответственности на школу должна уходить в прошлое. Подозреваю, именно этого боятся? «Советская школа» эту ответственность с меня сняла – пусть и дальше несет? Пусть каждый отвечает за то, что должен, и ответственно договариваются в интересах ребенка.

Прообразом новой школы я вижу творческие детские лагеря. Не зря они пользуются высоким спросом и у детей, и у родителей, и у учителей. Они все построены на выборе, на творчестве, на активности участников, на учебных форматах и задачах. Если за основу брать «перевернутый» формат работы, то логика летних лагерей прекрасно сочетается с освоением школьной программы. Изъян/проблема – в контингенте учеников: в лагерь они сами ногами делают выбор, а в школу ногами делают выбор родители – дети поставлены перед фактом. С этим опытные педагоги справятся. Проблема – где взять опытных, способных работать в формате творческого лагеря? Спасет высокая инерционность.

Пока активисты будут нарабатывать опыт, консервативно настроенные родители и учителя будут наслаждаться подобием «советской школы» и постепенно осознавать, что новые проблемы не решаются старыми инструментами. Но чтобы не опоздать, как с ЕГЭ, когда к моменту введения он себя уже начал изживать, надо без промедления воспользоваться консервативным запросом на «советскую школу» и дать разным экспериментам «зеленую волну». Тогда к моменту прозрения консерваторов есть шанс наработать новый инструментарий.