Основатель и генеральный директор компании MAXIMUM Education – об учителях и технологиях в образовательном процессе, втором иностранном языке, репетиторах и, конечно, Едином государственном экзамене.

Про ЕГЭ (и критику)

– Михаил, вот уже десять лет как ЕГЭ является одновременно выпускным и вступительным экзаменом, однако по-прежнему критикуется и многими воспринимается как что-то неродное и сомнительное. Как Вы считаете, была ли на стадии внедрения допущена какая-то ошибка, которая повлекла за собой такое непростое отношение?

– Это хороший вопрос, лежащий скорее в сфере государственной образовательной стратегии. Я не могу на него ответить, как ответил бы человек, который внедрял подобные вещи на уровне страны. Но, на мой взгляд, фундаментальной ошибки не было. ЕГЭ на стратегическом уровне – очень правильная вещь, которая в целом верно смоделирована. Возможно, два момента были не оптимальны, на них обычно и ссылаются противники ЕГЭ.

Первый момент. ЕГЭ включал новый, непривычный для нас вид проверки знаний: формат тестов с несколькими вариантами ответов. Поэтому его продолжительное время называли американским и непоказательным. Вероятность угадать правильный ответ составляла 25%. Позже тестовую часть убрали, хотя в мировой практике есть подходы, позволяющие делать тестовые части статистически валидными, проверяющими глубину знаний. Тестовая часть вызвала на себя огонь, и её пришлось корректировать.

Второй момент заключался в том, что в самом начале были логистические проблемы: что-то списывали, было недостаточно вариантов, кто-то кому-то пересылал онлайн, но эти сложности объясняются масштабами страны.

Оптимизация этих двух вещей на более ранних этапах, наверное, могла бы привести к меньшей волне критики. Плюс то, что ЕГЭ стал таким единым окном, выпускным и вступительным экзаменом, – тоже очень серьёзный момент, который влиял и влияет на восприятие в обществе.

Но при этом Рособрнадзор изначально внимательно и достаточно быстро реагировал на проблемы и оперативно старался внедрить улучшения как процессов, так и методологии проведения.

– А человеческий фактор? Психологическая и методическая неготовность на тот момент учителей, непонимание, как вообще готовить – не готовить. Ведь откуда-то возникло слово «натаскивать» в контексте ЕГЭ?

– Внедрение чего-то нового, революционного в системе всегда вначале встречается критически. Возможно, на этапе апробации и внедрения была проделана недостаточная предварительная работа с педагогами, методистами. Поэтому и возникла такая психологически некомфортная для них ситуация.

Я же считаю, что любой школьник, который учится в школе 10 лет, сдаст ЕГЭ хорошо, а если к ЕГЭ ещё дополнительно подготовиться, как к любому экзамену в университете или спортивному состязанию в секции, он сдаст на «отлично». Почему ЕГЭ вызывает такую реакцию? Будто бы на ЕГЭ надо натаскивать, а к выпускным экзаменам в школе или вступительным в вуз не надо было? Разве не было репетиторов? Всё было, только другой формат заданий.

– В какой стране, на Ваш взгляд, на Единый госэкзамен реагируют так же бурно, как в России? Моя подруга живёт во Франции, она уверяет, что БАК (фр. BAC. – Прим. автора) – не какое-то супер-явление, о котором только и говорят в старших классах. Всё спокойно, своим чередом…

– Чем значимее явление, тем больше резонанс и тем больше критики. Во всем мире есть люди, которые критикуют тот или иной формат экзаменов, но с очень разных точек. Например, тот же американский SAT (Scholastic Aptitude Test) периодически подвергается нападкам, хотя существует c 1926 года. Мол, давайте не будем никого тестировать, а будем как-то по-другому оценивать. Говорить – говорят, только не предлагают альтернатив – как уйти от тестов, как быть объективными, как измерять, на базе чего давать обратную связь. Непонятно.

В некоторых странах критикуют экзамены, к которым невозможно подготовиться в школе. Допустим, есть экзамены, которые не проверяют школьную программу, а проверяют IQ. Их, конечно, атакуют, потому что «в школе этому не учат». Но это точно не российский кейс, потому что у нас к ЕГЭ готовят все школы в меру своих возможностей. Если я не ошибаюсь, в Азербайджане создали экзамен типа ЕГЭ. Для того чтобы сделать экзамен суперобъективным, он был создан ведомством под главой правительства вне министерства образования. А где-то смотрят и на средний аттестат, и на результаты экзамена, и на так называемое портфолио. И это тоже подвергается критике.

– Вы упомянули портфолио, и я, конечно, вспомнила слова Сергея Собянина о том, что, вероятно, в будущем ЕГЭ заменит электронное портфолио. Как Вам эта идея?

– Я думаю, прежде чем оценивать цифровой след, надо оценить не цифровой. Всегда полезно посмотреть на человека вне тестов. Возьмём тот же Гарвард. Если ты не прошёл собеседование с главой комиссии при поступлении и не показал достижения и активности вне учебы, что помогаешь бедным, животным, что ты активист и спортсмен, ты не пройдёшь. Кандидата оценивают целостно. Но только после того, как он вошел в 10% отобранных с высшими баллами по SAT. Кстати, и этот подход подвергается критике из-за субъективности.

– А Вы как считаете, вообще должны быть внутренние вузовские экзамены и собеседования?

– Я считаю, что они могут быть, но при условии, что также есть факт отбора. Ещё раз пример Гарварда. Есть и SAТ, и свои внутренние какие-то вещи, которые формировались годами. Гарвард всегда публикует средний балл по SAТ. И да, из сильных абитуриентов с хорошим баллом они выбирают лишь тех, кто им подходит.

А если получится, что вуз будет брать людей на основании портфолио или внутренних непрозрачных для всех испытаний и вместо ЕГЭ, тогда «равные для всех возможности» превращаются в профанацию. А результат этого будет таким: 80% поступающих в вузы Москвы будут одни москвичи по миллиону волшебных причин.

– Давайте про отмену ЕГЭ поговорим. В ГД уже не впервые обсуждают этот законопроект, но, кажется, никто не воспринимает это предложение всерьёз, кроме родителей и детей, которые случайно прочитали эту новость. Когда это всё закончится?

– Совсем, я думаю, никогда. Это достаточно фундаментальный пласт сопротивления. Причём каждый раз это обсуждение происходит вследствие чего-то. В прошлом году, кажется, был несчастный случай с девочкой на экзамене. Каждый такой случай будет вызывать новую волну обсуждения подобных законопроектов.

Аргументов против ЕГЭ по сравнению с аргументами за ЕГЭ драматически меньше.

На дебатах выдержать позицию отмены ЕГЭ невозможно. Разве что стучать кулаком по столу. Эту тему подпитывает общее восприятие школ в обществе, восприятие уровня подготовки и уровня обучения. Удобно обвинить во всём ЕГЭ, но это абсурд. ЕГЭ полностью повторяет школьную программу, в школьной программе есть больше, чем в ЕГЭ. Вопрос в уровне подготовки педагогов и школы в целом.

– Михаил, сейчас бы многие родители сказали, что школа школой, а без репетиторов всё равно не обойтись. Или всё-таки можно, как Вы считаете?

– Наверно, можно, если представить идеальную картину мира: идеальную школу, в которой преподают идеальные учителя. А дома – идеальные родители, которые занимаются с детьми не только разными логическими, когнитивными, базисными вещами, но и могут помочь с математикой, с языком, с физикой и так далее… Тогда репетитор не понадобится. Это, повторюсь, идеальная картинка. Если у кого-то получается – отлично. Но я считаю, репетиторы – это нормально. Многим детям нужна помощь, это часть процесса. Репетиторы всегда были и будут, к тому же сейчас такое разнообразие форматов занятий: и один на один, и групповые, и в мини-группах, и полностью онлайн.

Про иностранные языки

– В сетке учебных дисциплин есть второй иностранный язык. Не факультативный. Школы не все и не сразу его ввели, но в каком-то классе обязательно, чтобы у детей появилась отметка в аттестате. Отличная, казалось бы, инициатива – второй язык. Однако родители, дети и сами учителя говорят, что это бессмысленная затея, потому что он преподаётся формально, учитывая загруженность детей и отсутствие специалистов. Что Вы об этом думаете?

– Я не эксперт в лингвистическом образовании, но если ребёнок учит два языка с детства, это хорошо не только с точки зрения знания языков, но и с точки зрения его интеллекта. Это интуитивно кажется правильным. Опять-таки в идеальном мире, если ребёнок будет учить английский и, скажем, испанский, то он закончит школу, зная английский и испанский. Разных возможностей у него будет больше. Но это только при условии успеха. А при условии неуспеха, что более вероятно, у него появится просто больше школьных предметов. Возможно, это создаст дополнительный стресс, но, с другой стороны, физика тоже сложный предмет, и если его убрать, будет легче. И химия не всем нужна в жизни, и её можно убрать…

– Да, я понимаю, о чём вы. С 2022 года ввели обязательный ЕГЭ по английскому языку. Очень разные мнения по этому поводу…

– Я на днях смотрел интервью с Анзором Музаевым (зам.главы Рособрнадзора. – Прим. автора), в котором он сказал, что обязательный ЕГЭ по английскому будет базовым, а профильный (более сложный) останется необязательным, что очень логично. Сейчас дети, которые выбирают иностранный язык в качестве ЕГЭ, сдают профильный уровень, потому что это экзамен по выбору. Базовый же уровень не будет сложным, но тем не менее он будет выше среднего уровня, поэтому знания школьников в любом случае придётся подтягивать.

Я считаю, что введение обязательного ЕГЭ по английскому – это великолепная вещь.

Представьте, какое количество специалистов не могут быть в полной мере эффективными, потому что не знают английского. Это не логично с точки зрения конкурентности страны в целом. Врачи, которые не могут читать международные исследования, смотреть лекции, обогащать свои знания и мышление, а медицина – это глобальная тема. Или, скажем, юристы, которые не могут прочесть английское право на языке оригинала со всеми нюансами…

– Над уровнем преподавания иностранных языков в среднестатистической школе (за редким исключением) всегда подшучивали. Дети знали несколько лексических единиц, столицы некоторых стран, пару достопримечательностей, могли представиться, и на этом как бы всё. Да и сейчас во многих регионах России всё примерно так же. А вот как с преподаванием языков в других странах? Может, мы напрасно жалуемся? Может, школа даёт ровно столько, сколько может, а остальное – возьми сам?..

– Это на самом деле хороший вопрос. На знание английского языка в стране влияет не только и не столько качество знаний школьной программы. Это комплексная вещь, наверняка есть интересные исследования на эту тему. Это зависит от того, насколько стране нужен английский язык. Насколько он нужен, насколько он виден, насколько страна туристическая. Смотрите, большие страны.

Китай. Английский не знает никто, грубо говоря. В Бразилии и Аргентине – тоже плохо. Поэтому здесь не только от качества преподавания зависит, но и от потребности, желания, мотивации. Это создаётся не школьной программой, но в школе начинается осознание этого. И вот введение обязательного английского языка – это индикатор, это сигнал для людей в какой-то мере.

– В общем, жаловаться смысла нет. Нужно довериться новому, разглядеть плюсы и отнестись философски, так?

– Жаловаться точно смысла нет. Есть смысл принять и подумать, как решать свои задачи в этой новой реальности.

Вот нам добавили экзамен, что с этим можно сделать? Как можно работать с детьми?

Ведь не всегда нужно сразу нанять кучу репетиторов. Отнестись философски звучит как «остаться пассивным, негативным по этому поводу». А я считаю, что надо не оставаться пассивным, а подумать, что это значит, что с этим можно сделать. Увидеть плюсы – да.

Учителя vs технологии

– Вы говорили о том, что учитель – очень важная фигура в образовательном процессе и никакие технологии его не заменят. Но учительское сообщество совсем неоднородное сейчас. Кто-то нуждается в апгрейде, перезагрузке….

– Я лишь говорю, что технология не заменит всех учителей. Технология может сделать так, что останется чуть меньше, но лучших. Заменить учителя в жизни ученика сейчас даже посредством высоких технологий невозможно из-за ряда вещей и роли, которую выполняет хороший современный учитель. Технология может сделать так, чтобы меньшее количество суперсильных учителей работали эффективно с большим количеством учеников.

В День учителя вышла статья-исследование на HeadHunter по поводу удовлетворённости учителей и их мотивации. Меня потрясли результаты. Кроме того, что в принципе учителя, включая частных, школьных, вузовских, не удовлетворены работой в школе, меня поразило ещё и то, что они считают преимуществом профессии. Первое по популярности место для школьных учителей – 65% – летний отпуск, второе – официальное трудоустройство (52%) и только третье – польза и значимость профессии (41%).

Системе действительно нужен серьезный апгрейд.

Внедрение технологий, моделей и комбинаций онлайн и офлайн, комбинаций двойных моделей (когда один учитель транслирует, другой помогает) может это улучшить, но не может заменить учителя.

– А технологии могут компенсировать мастерство учителей?

– Я думаю, что технологии не компенсирует мастерство учителей, скорее помогают сделать следующий шаг в направлении повышения эффективности обучения и, соответственно, конечного результата ученика.

Технологии помогают большой системе, такой как система образования в России, стать лучше посредством мониторинга и сбора данных: понять, насколько вовлечены ученики, как работают учителя, что вообще происходит, как, в общем, и ЕГЭ.

Вот в Московской электронной школе размещены различные планы уроков – это великолепная конструкция, у которой есть вызов. 50 тысяч учителей могут проводить уроки каждый по своему сценарию. Учитель выбирает то, что ему больше подходит, но, с другой стороны, это становится вызовом с точки зрения сравнения. Как измерить эффект?

Естественно, нужно установить стандарты.

А технология, в свою очередь, позволяет посмотреть, насколько ты отклоняешься от этого стандарта. Где хорошо, а где хуже или лучше.

Например, для нас один из стандартов – уровень вовлеченности ученика. Мы (MAXIMUM EDUCATION. – Прим. автора) не верим, что без вовлечённости в процесс есть шанс, что ученик приобретёт навык или выработает знания, которые сможет применить.

Вовлечённость – это показатель того, что ученик может достичь своей цели.

Измеряя вовлеченность, мы фокусируемся на процессе и на том, как он проходит: что за чем следует, как он структурируется, как сопоставляется с информацией. Технологии помогают нам измерять соответствие уроков процессу, который мы установили.

Если смотреть глобально, технологии помогают собирать лучшие практики и из них создавать рекомендации и для учителей, и для учеников. Это может подталкивать учителя к лучшему результату. А ещё учителя часто учителя жалуются на бюрократию. Технологии разгружают или по крайней мере снижают уровень загруженности, а значит повышают мотивацию самого учителя.