Дмитрий Быков – прежде всего яркий, парадоксальный читатель: он из сложноорганизованного текста и богатого контекста выхватывает лишь те его отдельные элементы и те факты, которые ему интересны и важны, и на них строит свою глубоко субъективную интерпретацию, остальные игнорируя или искажая в угоду собственной концепции.

Разбить его построения не стоит особого труда: очевидно, что никакого уважения к собеседникам у умного Чацкого нет, и чем дальше – тем его меньше. Быков в какой-то момент сам почувствовал, что в логике его интерпретации главным дураком оказывается... Пушкин, который отказал Чацкому в уме за попытки того объясниться с фамусовским окружением и любимой девушкой, и тем самым проявил недюжинный снобизм – и все усилия нашего интерпретатора вывести Пушкина из-под удара оказались тщетными.

И тем не менее я не брошу в Дмитрия Львовича камня: на самом деле так читаем все мы, когда читаем для своего удовольствия – беря из книги то, что резонирует с кругом наших интересов и переживаний, то, что близко и понятно нашему времени.

Школа никак не может разрешить себе такой подход, так как в ней по-прежнему царит иной принцип: сперва научись пересказывать чужие мысли, потом получишь прав о завести свои.

Скажем, правильный, продвинутый ученик должен был опереться на концепцию Лотмана, вспомнить, что для вольнодумной молодежи эпохи Чацкого было характерно пропагандировать свои передовые идеи в самых неподходящих местах, ибо слово – это дело; что если бы герой не высказывал своих взглядов – пьесы бы не получилось и т.д.

Но что поделать, если такой историко-филологический подход к тексту интересен буквально единицам – в основном потенциальным абитуриентам филфаков, кого занимает грибоедовская эпоха и тонкости политических воззрений либеральной дворянской молодежи конца 1810-х годов.

Остальным либо вообще не интересно читать и думать над сложными жизненными проблемами, либо интересна та проблема, которую ставит Дмитрий Быков.

Ведь эта проблема – самого Быкова, большого эрудита, вещающего на самые разные аудитории и нередко обвиняемого в презрении к своей публике, что его, конечно, задевает и заставляет еще раз «на себя оборотиться».

Да, он берет текст не как сложносочиненное произведение начала XIX века, вобравшее в себя и эстетические, и идеологические тенденции своего времени, а как яркий житейский кейс.

Но даже противоречия и несостыковки, которые позволяет себе Дмитрий Быков, пробуждают интерес и желание с ним поспорить, еще раз перечитать программный текст.

В отличие от скучных экзаменационных тем – «Роль второстепенных и внесценических персонажей в комедии Грибоедова “Горе от ума”».