Школьная классика, какой мы ее еще не знали: Грибоедов мчится сквозь метель, Байрон смотрит на Москву. А потом Молчалин падает с лошади. Писатель, журналист, преподаватель литературы, создатель графических путеводителей «Евгений Онегин» и «Горе от ума» Алексей Олейников рассказал на встрече в издательстве «Самокат» о визуализации, классических текстах и о том, зачем понадобилось переложить «роман в стихах» в «графический путеводитель».

Мы с издательством «Самокат», как Чебурашка с Геной, строили-строили и наконец построили совершенно замечательную историю – графический путеводитель по «Горю от ума». Это второй мой опыт, первый был по «Евгению Онегину», и сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что никогда в жизни не взялся бы делать «Онегина» еще раз, но так получилось, что безумству храбрых поем мы славу.

Между двумя этими путеводителями, «Онегиным» и «Горе от ума», есть довольно большая разница. Первый путеводитель мы задумывали как некоторое подспорье для страдающего от изобилия классики девятиклассника. То есть когда к девятикласснику приходит страшный Годзилла в виде Онегина, и с ним надо что-то делать, а жить с этим невозможно в принципе.

У меня никогда не было сильных классов. Меня всегда бросали затыкать амбразуру: «Сделайте что-нибудь!» Поэтому у меня не было ситуации, когда подобраны тютелька в тютельку замечательные филологические дети, с которыми я мог бы разворачивать какие-то прекрасные экзерсисы. А экзерсисы всегда хотелось развернуть.

Поэтому первая книжка – это подспорье, такие графические объяснялки.

Нам хотелось сделать интересную нестандартную книжку, которая просто рассказывает о сложных и трудных моментах в «Евгении Онегине». Она не заменяет сам текст, и ее надо читать, как чай вприкуску, по-купечески.

Она так и построена, по главам. Краткое содержание плюс некоторый нон-фикшн, где мы рассказываем про сложные и интересные детали. Причем изначально у нас была задача выйти за пределы школьного комментария. Мне было неинтересно просто говорить про образ Онегина, образ Татьяны, про нравственное падение Онегина к ее ногам, то есть все то, что нарабатывает старое доброе школьное литературоведение.

Мне было интересно объяснить, что двести лет назад у людей был совсем другой быт. Погрузить в контекст.

Путеводитель предназначен в первую очередь для девятиклассников и для родителей, которые подзабыли контексты. Народ мне потом говорил: после этой книжки взяла и вдруг решила перечитать «Онегина»!

Но при этом можно вытаскивать оттуда визуальные ходы и использовать их для образовательных нужд. Сама книга, тот визуальный ход, который мы с художницей Наташей Яскиной придумали, провоцирует на игру с текстом.

Мы когда начали делать графические путеводители, посмотрели предыдущую традицию. Как вообще делали комментированные тексты с классикой? Мы все дальше движемся от времени Пушкина и очевидно теряем тонкие связующие важные детальки, которые современники ловили из воздуха. Им несть числа, и поэтому возникает множество разного рода текстов, вроде знаменитой энциклопедии «Что непонятно у классиков».

Отсюда успех того же «Арзамаса», или «Полки», или других проектов, которые хоть как-то объясняют, что вообще происходило. У нас есть интерес к классике как некоторой неизменно существующей в нашем сознании культурной ценности. Но тем не менее с каждым годом мы все меньше и меньше классиков понимаем. И когда мы взялись за предыдущие комментированные тексты, мы поняли, что там достаточно традиционный комментарий. Идет неизменный текст «Онегина», а по бокам сносочки, рисуночки, графика. И вот я беру этот томик, а он такой тяжелый, увесистый. Если там качественная полиграфия, плотность грамм сто на страницу, это хороший большой том, можно его использовать как средство самообороны.

И я понимаю, что ни один подросток не то что не положит его к себе на стол, он даже к нему не прикоснется. Потому что академическое издание – не та вещь, с которой он может вступить хоть в какие-то отношения.

Есть комментарии Лотмана и Набокова, посвященные тому же «Онегину», и это тоже не вариант для массового читателя. Это вариант для углубленных прекрасных филологических девочек и мальчиков, которые и без меня прекрасно это прочитают.

Тогда я обратился к приему, который мы придумали, – визуализации, игры с текстом, возвращения к изначальному. Пушкин же все время играл. Он все время рисовал на полях, у него рука была поставлена.

И мы в каком-то смысле снимаем дистанцию почтительного комментирования. Мы пытаемся освежить на новом витке восприятие текста.

В «Горе от ума» у нас получилось, на мой взгляд, лучше, глубже, интересней, поскольку уже был предыдущий опыт. Если «Онегина» можно скорее использовать как подспорье для погружения в мир романа и сопутствующего чтения, то вторую книжку можно использовать как самостоятельное чтение, не прибегая к тексту самой пьесы, потому что весь текст мы умудрились запаковать внутрь книги. Более того, он визуализирован, это реально визуальная драма. Я знал, что этот вариант визуализации благожелательно принимается нашей дорогой ученической аудиторией.

Дети его принимают достаточно свободно и спокойно, потому что для них это привычный язык. Если вы спросите в классе, кто читал мангу, думаю, треть класса скажет, что знают, что такое манга, а еще треть – что они даже пробовали сами рисовать мангу. То есть язык графического изложения для них гораздо более логичен и привычен, чем для нас.

Я привел мангу как пример, потому что она сейчас в моде, но вообще я говорил шире. Есть огромный мир, где существуют разные направления, школы, способы подачи.

Если вы обратитесь к современной детской литературе, которую публикуют независимые издательства, вы увидите, что существует огромное количество нон-фикшн книг. Это энциклопедии всего чего угодно. Энциклопедия холода, льда, пчел, деревьев, любых вещей в этом мире, где существует очень сложный, изощренный и очень разработанный, продуманный графический язык. Это огромный мир рассказывания, где изображение существует на равных с текстом.

И уже подросло поколение, для которого этот язык вполне органичен, поэтому мы на это опираемся. У нас есть культурная установка, некоторый пиетет по отношению к классике, и, преодолевая ее, мы вызываем какой-то эстетический эффект. Но мне кажется, что, когда вы пытаетесь объяснить «Повести Белкина» нынешнему шестикласснику, чтобы он осознал, что же происходит в «Станционном смотрителе», в «Метели» или «Выстреле», так или иначе вы всегда это актуализируете. Вы переводите на язык современности и пытаетесь объяснить концепты чести, всего чего угодно. Потому что там есть реалии, которые сейчас уже непонятны. Кто такой будочник в «Гробовщике»? Объясняя, ты начинаешь танцевать, изображать будку, рисуешь эту алебарду, этих ребят смешных, рассказываешь, что такое вот этот будочник Юрко. Здесь тот же самый ход. Мы актуализируем и обновляем классику.

«Горе от ума» устроено так же как «Онегин», идет сначала по действиям. Краткое содержание пьесы, хронология событий. А дальше сам текст, и все это можно разыгрывать. Довольно сложно было жонглировать, потому что вдруг выяснилось, что «Онегина» гораздо проще переложить в комикс, потому что «Онегин» штука линейная и там есть некоторый нарратив, он длится, и мы его просто структурно укладываем.

Поэтому «Онегин» в большей степени комикс, а «Горе от ума» – скорее графическая пьеса. Здесь нет жестких фреймов. Здесь можно говорить про то, как двигалась фантазия художника и каким образом изобразительное начало здесь помогает, а не мешает. Можно говорить про драматургию сцены. Почему художница Наталья Аверьянова расположила таким образом персонажей, почему, допустим, за дверями Фамусов уже уходит?

Для более простого варианта в книге есть нон-фикшн. Первая глава касается Сони и ее возмутительного поведения, совершенно недостойного для девушки начала девятнадцатого века. Настолько, что это шокировало публику, и в домашних постановках просто выключали всю первую сцену. При публикации тоже ее убирали, потому что так вести себя было невозможно. А мы объясняем, что именно невозможно и почему собственно поведение Сони так возмущало всех, включая Александра Сергеевича, который, прочитав эту сцену, сказал, что характер Сони не ясен, она то ли падшая женщина (он, правда, другое слово употребил), то ли московская кузина. Мы обо всем этом рассказываем, в книге есть большой разворот про женское воспитание.

Логика всех наших путеводителей в том, что эта книжка должна помочь читать в принципе все тексты этой эпохи, а не только «Горе от ума». Поэтому часть наших комментариев общекультурна. Отсюда все эти истории про то, как выходили замуж, как воспитывалась дворянская девочка в девятнадцатом веке, через какие этапы взросления она проходила, какие задачи и цели ей ставило общество и чего от нее ждало.

Этот текст и комментарий нацелен на всех читателей классики, потому что, прочтя его, начинаешь понимать, почему Марья Гавриловна в «Метели» себя вела таким странным образом. Она, собственно, нарушала правила выхода замуж. Ведь тогда нельзя было выйти замуж без благословения, но мы рассказываем еще, какие могли быть последствия того, что девушка выходила замуж, не соблюдая правила.

Отдельно рассказываем про тайный брак, который существовал у крестьян и у дворян. Мотив тайного брака вообще характерен для романтической литературы начала девятнадцатого века, Пушкин его как минимум в двух текстах использует, в «Метели» и «Пиковой даме».

Все нон-фикшн полосы должны помогать понимать «Горе от ума», а расширительно – классику начала девятнадцатого века. Можно брать оттуда идеи. Например, как женские образы могут работать в пьесе, для чего они нужны. Здесь есть вся раскладка про роль женских образов, про женскую власть в пьесе.

Из некоторых полос могут отличные учебные задания получиться. Например, «Семь штучек из дамского будуара», культурная полоса. Занятие скорее не литературное, а культурно-историческое. Можно выделить семь значимых предметов женской культуры того времени, можно давать задания «Семь мужских штучек», из мужского кабинета.

В действии первом тема воспитания женского и истории, связанные с миром девочек. Во втором действии возвращается потрясенный красотой Софьи Чацкий, у него происходит весьма неловкий разговор с Фамусовым, и появляется этот товарищ замечательный Скалозуб, достаточно странная сцена между «Ах! Боже мой! Он карбонарий!».

А потом Молчалин падает с лошади. Мне очень нравится – упал, убился с лошади, и Чацкий оказывается в полном недоумении – кого же она любит, не может же быть, что она любит Молчалина! А с другой стороны, она так сильно волнуется о нем. Какие темы могут быть здесь скрыты? Иногда мы брали готовое задание – составьте сравнительную характеристику Чацкого и Молчалина по возрасту, поведению, бэкграунду, по стратегиям, которые они реализуют внутри фамусовского общества. Вполне рабочая история.

Каждое поколение обновляет классику, и мы ее обновляем. Учитель делает то же самое на уроках. Учитель существует как толмач, меж двух миров стоящий. Он переводит через Майдан, туда-обратно, туда-обратно. Здесь тот же самый ход.

Надо понимать, что графический путеводитель не учебное пособие, не методическая разработка урока. Ведь как выглядит методическая разработка: здравствуйте, дети, приветствие, пять минут. Рефлексия, три минуты. И так далее. Так вот, это не оно. Это книжка, которую нам было интересно делать, интересно переложить саму пьесу на графический язык. Вот Байрон, смотрящий на город Москву, а это Грибоедов, мчащийся сквозь метель. Бедный Грибоедов, немножко обалдевший от нашей фамильярности.

Фото: Дарья Доцук, kinder-chitateli.ru, samokatbook.ru