Дистанционное обучение // Интервью

Можно ли быть счастливым на дистанте?


Можно ли быть счастливым на дистанте?
Фото: friendshipcircle.org

Пандемия коронавируса значительно сократила число прямых социальных контактов, перевела многое в онлайн. В том числе и образование, цифровизация которого получила резкое ускорение. Стоит ли использовать цифровые технологии в школе? Можно ли быть счастливыми на «удаленке»? Как поступать учителю, ученику и родителям, когда инструкция диктует одно, а совесть и здравый смысл – другое? Обсудим тему с академиком Российской академии образования, членом СПЧ при президенте РФ Александром Асмоловым.

Цифровизацию школы нельзя рассматривать вне общества и вне государства

– Я прочитал одну из ваших статей о цифровой трансформации образования. В ней вы предостерегаете от простых решений. Какие простые решения имеются в виду?

Александр Асмолов: Каждый раз, когда мы говорим о трансформации реальности, связанной с различными технологиями, ключевой риск – рассматривать школу вне общества и вне государства. И таким образом думать, что трансформация школы может происходить автономно. Вот так же когда-то мы проводили индустриализацию, коллективизацию, электрификацию, игнорируя государственный и общественный контекст.

Онлайн заставляет уйти от авторитарной коммуникации

– Как вы оцениваете собственный опыт онлайна? Вы уже обустроились в цифровой среде?

Александр Асмолов: Если человечество делится сегодня на «цифровых мигрантов» и «цифровых аборигенов», то я отношусь к первым. Я профессор «Юрского периода», что неизбежно, если принять во внимание мой возраст. Да, я достаточно неумело владею цифровыми технологиями. Но я почувствовал кайф от их использования. Приведу пример. Идет моя лекция на факультете психологии МГУ. Я хорошо знаю, что на онлайн-занятии должно присутствовать примерно 110 студентов. Но я вижу у себя в планшете 147 участников. Спрашиваю ассистента: что такое? «Как вам сказать, – смущенно говорит ассистент, – студентам же не запретишь передавать кому-то код входа Zoom. А у них друзья в Петербургском университете, в Томском университете...» В результате я получаю такую аудиторию, которую прежде не получал никогда.

И вторая важная вещь: я четко понимаю, что если я работаю онлайн, то не могу позволить себе монологическую форму общения со студентами. Поэтому мы все время в интерактивном диалоге.

Онлайн заставляет меня уйти от коммуникации авторитарной, монологической. И если против плохих лекций студенты голосуют ногами, то в онлайне это намного проще. Можно не прийти, можно вывесить отсутствие лица или иную иконку (какую-нибудь кошечку, как делают многие девушки) и спокойно заниматься своим делом. Наконец, в онлайне меня могут забанить. В этом смысле мы сталкиваемся с совершенно другой реальностью. Я должен готовить презентацию, я должен быть открыт для диалога... В онлайне на первый план выходит не холодное приобретение знания, а понимание предмета. Понимание, согретое межличностным общением. И вот этот вектор – от знания к пониманию, от текстов к гипертекстам – создает уникальные возможности для интеллектуального обогащения.

Сопротивляться онлайн-образованию – тупиковый путь

– Вы говорите о вашей университетской практике. Но перед школьным учителем сейчас те же вызовы. Причем школы скромнее, чем вузы, оснащены цифровым оборудованием. В школах не всегда стабильный интернет, и когда что-то не открывается, не грузится, это стресс для учителя. К тому же не каждый учитель хорошо владеет электронными устройствами.

Александр Асмолов: Это сложная проблема. Ее иногда называют «цифровой разрыв», имея в виду разрыв между учениками и учителями в освоении электронных устройств. Да, далеко не все школы оснащены технологически, далеко не во всех школах имеется высокоскоростной интернет...

Но есть и менее очевидные, глубинные препятствия для развития онлайн-образования. Они кроются в психологии родителей. «Меня так не учили», – говорит мама. «В нашей школе не было никаких, прости господи, гаджетов, а мы выросли умными, толковыми ребятами», – говорит папа. А то, что мир трансформируется, изменяется, – этого многие родители понять не хотят.

Как известно, самые «трудные» дети – это дети учителей. Потому что учителю есть дело до всего класса, а на собственного ребенка времени не хватает.

Дело усложняется тем, что нашим детям не надо учиться жить в цифровом мире. Они в нем родились. Они вошли в него с первым вдохом. Они дышат им. Когда я трехлетнему внуку подарил книжку Пушкина «Сказка о рыбаке и рыбке», он двумя пальцами сделал характерное движение по картинке, пытаясь расширить изображение. Потерпев неудачу, решил, что это какой-то «неправильный» айпад. В результате я сам остался у разбитого корыта: мой подарок не пришелся по вкусу. Понимаете, если для меня гаджет – «костыль», то для моего внука он «имплант».

Не надо демонизировать интернет и видеть в нем зло

– Что же делать, если и учителя, и родители испытывают дискомфорт от того, что школа переходит на «цифру»?

Александр Асмолов: Тупиковый путь – сопротивляться онлайн-образованию, кричать, что нам его навязывает Запад в каких-то своих интересах. Это одно из самых банальных упрощений реальности. Нормальный же путь – учиться и готовиться к изменениям. Далеко не все родители могут найти на это время. Год 2020-й стал первым годом в истории образования многих стран, когда в школу пришли не только ученики, но и родители. И начали предъявлять претензии к учителям. А чему вы учите? Я сам это могу. А какие у вас учебники. Начались совершенно другие отношения между учителями и родителями.

Но появляются бабушки и дедушки, которые говорят: мы хотим общаться с внуками на их языке. И вот мы видим: внучка в одной комнате, бабушка в другой. Они чатятся друг с другом, не открывая двери.

При этом внучка понимает свою бабушку, а бабушка горда, что вошла в диалог со своей внучкой. Такие примеры дают основания для оптимизма. И поэтому 10 декабря 2020 года на встрече президента с членами СПЧ я сказал буквально следующее: «Хотелось бы сделать программу, которая бы называлась «Высшая школа в поддержку семье», семье, которая оказалась в ситуации родительского шока, и в поддержку школе... Высшая школа в семье и школе – это помогло бы снять риски цифрового неравенства и тем самым, как это происходит в целом ряде центров и происходит в «Сириусе», набрать огромное количество возможностей, чтобы растущие поколения чувствовали себя более уверенно, а наши учителя обрели бы большие силы». Не надо демонизировать интернет и видеть в нем зло, как Старик Хоттабыч в знаменитом старом фильме, увидев паровоз, думал, что это демон.

Роль учителя будет возрастать, а не снижаться

– Противники онлайн-образования говорят, что оно низводит роль учителя до нажимателя кнопки в электронном устройстве, нивелирует личность педагога, лишает его харизмы... Что вы на это скажете?

Александр Асмолов: Скажу, что мы переходим на новый цивилизационный этап. В нем меняются не какие-то техники или технологии, а ролевые модели поведения. В том числе ролевые модели поведения учительства. Учитель, безусловно, во многом останется предметодателем. Но первая роль учителя – мотиватор. Одно из ключевых искусств учителя – искусство овладения через мотивацию вниманием ребенка. Если учитель не владеет вниманием ребенка, то грош ему цена. Вторая роль учителя – навигатор. Навигатор в море информации, помогающий ребенку выбрать то, что его заинтересует и что поможет ему выращивать самого себя. И третья роль учителя в новом раскладе – коммуникатор.

Если учитель не обладает способностью к общению, если он не владеет искусством коммуникации и связанными с ними сопереживанием, эмпатией, если он не может идентифицироваться с ребенком, встать на его позиции и увидеть мир его глазами, то он никогда не будет любимым учителем.

У него сегодня, как никогда, должен быть развит не только социальный интеллект, но и эмоциональный. Эмоциональный интеллект – это орган распознания мотивов и эмоций другого человека. И в дальнейшем роль учителя будет только возрастать, а не снижаться. Она уже и сегодня возрастает. Учительство – это те, кто конструирует естественный интеллект, который потом создаст интеллект искусственный. Мы выращиваем конструкторов самых сложных технологий и интеллекта, но относимся к учителям по-прежнему как к предметодателям, а не как к антропологам, которые помогают взращивать личность.

Детям нужна мотивация

– А как влияет цифровизация на учащегося? Кто-то говорит, что у школьника или студента возникает соблазн в один клик скопировать откуда-то нужную информацию, в итоге атрофируются исследовательские навыки, пропадает вкус к научному поиску.

Александр Асмолов: Представление о школе в стиле барона Мюнхгаузена, когда стоит открыть рот и туда повалятся жареные куропатки, – это сверхбанальное представление. Списывали раньше? Списывали. Скачивали рефераты? Скачивали. Но сегодня у многих ребят возникает мощная внутренняя установка: сделай сам себя, иначе будешь неконкурентен в этом мире. Вот почему надо поддерживать тех, кто мотивирован.

Например, существует известный образовательный центр «Сириус». Там одаренные дети, и это прекрасно. Но должен идти отбор не одаренных детей, а мотивированных.

Если есть мотивация, то талант – только инструмент для решения задачи.

Не случайно Сальери сказал Моцарту: «Ты, Моцарт, не достоин сам себя». Появляющиеся центры развития – удивительная вещь. Их все больше и больше.

Будущее не за педагогическими, а за антропологическими университетами

– А как вам разговоры, что «залипание» в интернете вредит здоровью ребенка, что гаджеты вытесняют устную речь, и у детей возникает дислексия – отставание в речевом развитии?

Александр Асмолов: Мы сможем подсчитать, сколько людей погибло после того, как изобрели колесо, и кому колеса нанесли вред? «Вся Европа кроет матом этот самый мирный атом». Во всем виноваты книги – сжечь. Компьютер вредит здоровью – к черту его. Да, появляются цифровые отшельники – дети и взрослые, которые начинают жить только в цифровом мире. Но цифры ли в этом виноваты?

Без мотивации нельзя измерять утомляемость ребенка. Без мотивации нельзя говорить, являются ли параметры гаджетов источником дидактагении или цифрогении, то есть болезней, вызываемых той или иной технологией обучения.

Вопрос, будет ли у ребенка дислексия, будет ли у него развиваться микромоторика или нет – это вопрос к нам, антропологам, психологам, педагогам. Надо создавать гибкие образовательные программы, при реализации которых не деградировали бы важные для жизни высшие психические функции. Поэтому еще раз говорю: будущее не за педагогическими, а за антропологическими университетами. И страна, которая первой это осознает, выиграет не меньше, чем изобретатель ДНК или ядерного оружия.


Youtube

Новости





























































Поделиться

Youtube