В смутные времена коронавируса, рублевой нестабильности, плясок с федеральными образовательными стандартами, сменой министров и трансформации парадигмы образования иногда хочется поговорить о чём-то простом, но очень важном. О том, что происходит каждый день на местах, в школе, в классе.

А происходит вот что – учитель медленно, но верно превращается в боевого робота. Причем неважно, в какой школе он работает – в большом городе или в глубинке.

У боевого робота есть одна цель – уничтожить. Уничтожить всё, что не укладывается в норму, уничтожить всё непонятное и индивидуальное, довести всех до видимого, единого, стандартного и однозначно положительного результата, приравнять к классическим идеалам, сделать ученика удобным, как кресло, чтобы не обременял, стоял в углу тихо и не задавал вопросов.

Но учителя тоже можно попытаться понять: когда гонка за показателями выходит на первый план и приобретает бинарный характер, 1 или 0, true or false и третьего не дано, когда ты вынужден работать на результат, от которого зависит твоя зарплата, семья и ипотека, ты делаешь так, чтобы все и всё вокруг было удобным, по форме, четким и ровным.

Именно поэтому дети тоже начинают работать на результат. Только это работа на результат не в положительном смысле, когда ребенок ставит цели, определяет задачи и решает их. Это работа на результативную отметку. На призовое место в олимпиаде, на высокий балл за предмет, на «молодец, Толя!», на грамоту и рейтинг школы – школы ведь меряются рейтингами, а родители на эти рейтинги ориентируются, чтобы потом меряться с другими родителями: мол, мы учимся в школе, которая входит в сотню лучших по стране. True – отлично, false – всё остальное.

Мы по капле выдавливали из себя раба, а выдавили человечность.

Мы боимся простых человеческих эмоций, мы не общаемся с детьми по душам, потому что хотим, чтобы на каждое педагогическое движение был свой алгоритм.

Сдать работу – алгоритм 01, пересдать – алгоритм 02, отпустить домой – алгоритм 03 и так далее. Чем школа отличается тогда от армии?

Армию вот называют школой жизни, а школу когда-то называли вторым домом – правда, от дома в школе уже мало что осталось, зато появилось много чего от армии.

Почему стали лишними и никому не нужными долгие прогулки с детьми, походы, во время которых происходят разговоры, которые запомнятся на всю жизнь, поездки в другие города и страны, да в конце концов обычный выход на детскую площадку и качания на качелях? Потому что учитель за это не получает денег? Потому что воспитывать должны родители? А в чем тогда педагогика вообще?..

Да, роботу не обязательно идти в поход, потому что он не понимает задачи просто гулять и любоваться природой. Робот не должен отвлекаться на жизнь, когда у него есть план, который надо выполнить, когда от него в первую очередь требуют, чтобы он поставил задачу ученикам прорешать примеры из учебника физики или вызубрить правила по русскому.

Для робота всё, что идет вразрез с формальными действиями, которые он выполняет изо дня в день, – лишняя трата энергии. Роботу надо быть заряженным на 5 дней вперед и выполнять четкие алгоритмы – иначе сломается. У робота есть определенная функция, которую он выполняет хорошо, и максимум, что он может сделать, – это воспроизвести самого себя. Да здравствует конвейер!

Но у человека нет четкой функции (учитель же пока человек?). Он постоянно в поиске. Поэтому пугаться не надо того, что дети в подростковом возрасте не могут определиться с профессией. Они тоже в поиске. Им нужны пробы – разные, не ограниченные рамками класса и предметными задачами. Чтобы найти себя, а не учителя в себе. Чтобы стать уникальными, а не такими, как все, под копирку.

И вот это все в том числе про походы и качели. Про школу, которая не в школе. Про школу, которая в магазине, в банке, в поликлинике. Про то, чему мы, взрослые, учим детей помимо палочек и крючочков в прописях и таблицы умножения на обложке тетради. Как разговаривать, как понимать, как слушать и слышать другого человека.

Именно здесь начинается роль и ответственность педагога.

«Учитель продолжается в своём ученике», формируются мысли, всходят семена, посеянные учителем, развиваются линии, заложенные им. Это не про воспроизведение, не про репродуктивный подход, это про живого человека. Со всеми его недостатками и достоинствами, с признаниями, что он не прав, с честностью, иронией и интригой.

Ну что, есть в школе кто живой?

Ау!