22 ноября в России отмечается День психолога. Психологи любят порассуждать о беспредельности человека, и я вместе с ними тоже. Но сегодня хотел бы поговорить о пределе, очень нужном человеку. «Широк человек, слишком даже широк, я бы сузил». Иногда он это делает сам – сам того не ведая. Чтобы остаться человеком.

Тот, кто считал книгу Виктора Франкла «Скажи жизни «Да!»: психолог в концлагере» поймет, о чем я. А кто не читал, – догадается уже по названию. Бывает расчеловечивание до предельной черты человеческого в человеке. У каждого она своя, весьма подвижная, привязанная к уникальной ситуации, порой скрытая. Никто не знает, где она сейчас. Но непременно о себе напомнит. Главное, что она есть. Примеров тому много, я привожу их на лекциях. Воспользуюсь некоторыми из них.

Чему учит гипнология?

На одной конференции мы сидели с психологом, одним из моих учителей и старшим другом Андреем Владимировичем Брушлинским, слушали доклад знаменитого и модного тогда гипнолога Владимира Леонидовича Райкова, а потом он показывал фильм о своей практике.

Здоровые бородатые мужчины превращаются в гипнотическом трансе в младенцев. Точнее, в новорожденных. Плачут, орут, дёргают ножками и ручками хаотично. Этот моторный хаос вообще у новорожденных в конце первого – начале второго месяца подавляется, действия становятся все произвольнее, соотносятся с тем, чем действуешь, а главное, с тем, с кем действуешь – со взрослым, с его действиями. А тут все, как у новорожденных: и моторика, и вокализация, и даже взгляд. Подделать такое невозможно. Не самое комфортное зрелище, многие дамы выбегали из зала.

После демонстрации подходим к Владимиру Леонидовичу, и тут Андрей задает точнейший психологический вопрос: они ходят под себя? Нет, отвечает Райков, ни разу не замечал (а у него многолетняя массовая практика). Черта! «Сё человек». Хоть и в безотчетном состоянии.

Да, черта исторична – даже «вечные» ценности разделяются в духе времени. Да, черта всегда индивидуальна, как и родовая способность жить по-человечески.

Древние римляне, цивилизация, из которой выросла Европа, создавшие право, которое лежит в основе европейского правового сознания, как и греки, как и до греков, сбрасывали слабых детей со скалы. Они просто не считали их людьми, даже объектами человеческого права. И все же, вопросы остаются…

Еще один пример из области гипнологии. Я его уже как-то приводил в газете «Вести образования», но, что называется, в строку. Это рассказ родоначальника советской авиационной и космической психологии Константина Константиновича Платонова. Он повествует о своем отце – известном психиатре и психотерапевте Константине Ивановиче Платонове, который учился гипнозу у самого Владимира Михайловича Бехтерева. Дело относится к дореволюционным временам. Едут они как-то с коллегой на поезде в Петербург, как раз к Бехтереву. Обсуждают свои профессиональные дела. Напротив – молоденькая барышня. Ей тоже интересно, и она просит загипнотизировать ее. Константин Иванович вводит девушку в состояние гипнотического транса и просит выполнять ее различные команды, которые она безропотно выполняет. И вот в какой-то момент гипнолог произносит: «Поцелуйте меня!». Девушка в трансе, ничего внятного сказать не может, но явно сопротивляется. Девушка слишком хорошо воспитана, чтобы поцеловать первого встречного, пусть и в состоянии транса. Культура делает нас свободными от манипуляций, залегая на том уровне, который не смог преодолеть гипнолог. И неудобными для манипуляторов. Даже в трансе сохраняется инстанция, за пределами, которой человек уже не поддается манипулированию.

Об этом и учит гипнология. А с ней – психология.

Ленинград выстоял в валенках, которые не сняли

Типичная блокадная история, которую мне рассказала внучка одной из блокадниц. На ленинградской улице лежит замерзшее тело. К телу подходит человек и пытается снять валенки. Внезапно замерзший подает признаки жизни. «Простите, – интеллигентно спрашивает человек, – мне показалось, что они вам больше не нужны». Помогает встать. Узнает адрес.

Выясняется – почти соседи. Опираясь друг на друга, оба немолодые, они бредут в направлении дома.

По своему драматизму и по историческому временному ряду ситуация сопоставима с Франкловской историей психолога в концлагере.

Тогда в блокадном Ленинграде всякое бывало. Но куда важнее, что в таких условиях люди очень часто оставались людьми. И именно в бытовых поступках, которые не принято героизировать. Только за счет этого Ленинград и выстоял. В валенках, которые не сняли.

Пробуя границу на прочность

Психолог Владимир Аснин из харьковской группы А.Н. Леонтьева еще в 1930-х годах проводил эксперименты с детьми-дошкольниками. Детям предлагалось поиграть в мячик в комнате, разделенной рядом стульев. Экспериментатор ставил условие: играйте, как хотите, но только до линии стульев, за ними играть нельзя. И уходил. При этом скрытое наблюдение продолжалось.

Я повторил эти эксперименты в наши дни. Все выглядело, как в описании Аснина. Но внимание детей привлекал не столько мячик, сколько стулья, т.е. граница. Пытаясь выдержать условие и не играть там, где нельзя, они то как бы невзначай закатывали мячик за стулья, чтобы пришлось бежать за ним, то бочком «случайно» сдвигали стулья, чтобы «отвоевать» запретную зону для игры в мячик.

Как тут не вспомнить моего коллегу и друга Вадима Петровского, который сказал: «Человек – существо, безудержно влекомое границей». «Нам нет преград»? Преграды есть, и именно к ним нас тянет! Запрет слаще плода. А нет запрета, и сладость не распробуешь. «Распробуй» вначале запрет.

Когда я обратил внимание на «изломы» в змейке стульев, один сообразительный мальчик, тут же нашел объяснение: «А мы решили, что это будет речка, и мы играем на берегу».

И ведь прав малыш: запрет касался мячика, а не очертания границы, которое изменилось вполне осмысленно – в соответствии с «новым сюжетом».

Исследование ограничения, его смысла и мотивов необходимо. Это условие становления человеческого сознания в мире свободных людей. А свобода, как писал Л.С. Выготский, – «центральная проблема психологии».