«В Новосибирске учитель поставила третьекласснице оценку на лоб». «Под Ростовом „учитель года“ обматерил ученика». «В Белгороде ученик избил учителя информатики за замечание». «В Татарстане учительница заклеила первоклассникам рот скотчем». Вот лишь несколько случайных заголовков новостей на «школьную тему». Последняя история, произошедшая в московской школе, все еще гремит в СМИ. Почему такое стало возможным, поговорили с научным руководителем Института проблем образовательной политики «Эврика» Александром Адамским.

— В начале учебного года тогда еще министр просвещения Ольга Васильева призвала учителей «жестко» пресекать использование гаджетов на уроках. Что значит — жестко, и как это сделать, никто не уточнял. Недавно учитель одной из московских школ попыталась наставление министра исполнить, и получила в ответ несколько ударов по лицу и рукам. Разные стороны описывают происходящее по-разному, нам сейчас это не так важно. Меня интересует другое. Возьмем ситуацию: ученик сидит на уроке в наушниках или не реагирует на просьбы отложить телефон. Как быть? Может ли учитель отобрать мобильник до конца урока или подойти и выдернуть из ушей наушники? Он имеет право трогать вещи ребенка или его самого? И какие у педагога сегодня есть варианты в такой ситуации?

— Учитель — самый бесправный среди других муниципальных и государственных служащих. Причем — не только у нас. В других странах случаи насилия учеников над учителями гораздо более распространены. Правда, это зависит от того, что квалифицировать как насилие: толчок или просто угрозу. В некоторых штатах Америки ситуация очень острая. В Германии, Великобритании, Франции — чуть спокойнее. Во Франции, например, учитель — государственный служащий, а это уже другая статья. Тронуть учителя там значит почти то же самое, что тронуть полицейского. За это предусмотрена суровая ответственность. Так что, отношение к учителю — не только моральная, но во многом еще и правовая история.

Вы начали разговор с Ольги Васильевой, что, мне кажется, неспроста. У нас же страна сигналов. Васильева что сказала? Жестко пресекать. Учительница сигнал услышала, и попыталась пресечь. Если бы министр сказала, что нужно как-то осторожно находить общий язык с детьми, разбираться, почему на уроке они вас не слушают, а занимаются своими делами, возможно, ничего такого бы не произошло.

По моим ощущениям, если история всплывает на поверхность, значит, за ней скрывается не меньше 90% аналогичных случаев. Думаю, многие учителя с осознанием собственной правоты делали то же самое.

— Давайте представим: к вам подходит человек и начинает срывать с вас наушники. Вы, как минимум, рефлекторно отмахнетесь. Во взрослом мире такое посягательство не принято, а в школе почему-то считается нормой.

— В данном случае свою роль сыграл еще и контекст, связанный с родителями мальчика. Тяжелая семья с криминальным бэкграундом.

— Каких немало в России.

— Да. И когда ты начинаешь с ребенком натурально воевать, то должен понимать, что вступаешь в конфликт не с этим маленьким существом, а с тем огромным слоем норм, которые заложены его биографией. И ты с этим ничего не сделаешь. Ты не можешь в один момент перевернуть его сознание своим авторитетом или авторитетом своего предмета, который ему вообще до лампочки. Это не он тебя не слушается, это весь тот комплекс норм, который был сформирован за всю его жизнь. Он же не просто отмахнулся, он начал крушить мебель. Значит, он где-то видел это. Здесь нарушили не просто его суверенитет, а вот эту систему норм и ценностей. Когда вы встречаете криминальное сознание, надо понимать: он по-другому на это покушение не мог отреагировать. Я его не оправдываю. Но здесь имел место и непрофессионализм учителя. На что она надеялась? Что человек из семьи с таким бэкграундом да еще под влиянием гормонов скажет — извините, я больше не буду? К тому же, наверное, ему эти наушники как-то непросто достались.

Вкладывать средства, причем — немалые, чтобы научить педагогов входить в контакт со сложными детьми — вот то, что нужно делать. Ведь дальше их будет еще больше.

— И все же, как вести себя, если ученик не реагирует на замечания? Вывести из класса, не обращать внимания, пойти с этим вопросом сразу к директору? Какие у него вообще сейчас есть опции?

— Первый пункт — хладнокровие. Если его нет, все остальное бессмысленно. Попробуйте использовать свой предмет. Насколько я помню, в истории, которую мы обсуждаем, речь идет об учителе физики. Ученик сидит на уроке в наушниках. Так переключите его внимание, попробуйте объяснить, почему звук по этим проводкам течет в уши. Это же чисто физическая история. Вопрос нужно решать не криками, а мотивацией и привлечением внимания к своему предмету.

Если это не сработает, можно зафиксировать замечание: «Лучше, если ты сейчас к нам присоединишься. Но если нет, мы обязательно будем потом с этим разбираться. Ты же понимаешь, я не могу этого так оставить». Все. Ведите урок дальше. А после обязательно поговорите с ребенком: «Я понимаю, что тебе не интересно. Но я не могу допустить, чтобы ученик на моем уроке так себя вел, ты тоже меня пойми. Давай искать выход из этого положения». Можно поговорить с родителями, с управляющим советом школы, директором, психологом. Но если учитель вступает в схватку, это всегда поражение. Есть много историй, когда агрессия подростка питается реакцией учителя. Выйти из этой ситуации сложно. Но насилие применять можно только в том случае, когда речь идет о жизни и здоровье других детей.

— Пока я искала в Интернете новости по теме, наткнулась на два заголовка: «Методистку московской школы уволили за запрет ученикам выходить в туалет» и «В Новосибирской области признали незаконным правило „звонок для учителя“». Насколько это вообще задача педагога — регулировать, сходить ли ребенку в туалет или не сходить? Я помню, у нас в школе нужно было поднять руку, чтобы спросить разрешения выйти из класса во время урока. Но в мире взрослых нигде такого не встретишь, никто не отпрашивается в туалет. Если возникла необходимость, можно просто тихонечко встать и выйти. Почему же в школе подобная практика до сих пор считается нормой.

— Психика ребенка начинает ломаться в тот момент, когда учитель говорит: хочешь в туалет, подними руку. Во-первых, он не понимает, почему это нужно делать. Во-вторых, это просто унизительно. Семилетний ребенок отпрашивается выйти, тем самым как бы говоря на весь класс — 30 незнакомых людей — «я хочу какать».

Школа — это же, в том числе, воспитание ответственности. Можно договориться: «Если тебе нужно, ты встаешь и выходишь. Но только если тебе нужно». Вопрос в другом: если мы опять начнем сверху что-то запрещать учителям вместо того, чтобы научить их, как с этим быть, ничего хорошего не выйдет.

— В Новосибирске учитель поставила третьекласснице оценку на лоб, а в Татарстане — заклеила первоклассникам рот скотчем. Что вообще происходит с нашими учителями?

— Это очевидный срыв, следствие выгорания. Колоссальное количество времени и энергии тратится на отчеты, проверки. Система образования превратилась в такой «паровоз для машиниста», когда сами по себе показатели не представляют вреда, но то гигантское административное давление, которое оказывается для их достижения, вытесняет их предназначение. Усилия, которые приходится прикладывать учителю, чтобы отчитаться, съедают уже больше половины рабочего времени, и ситуация становится критичной. В школе сегодня царит повышенная атмосфера стресса, страха, и это провоцирует срывы.

— Не так давно я читала интервью школьной учительницы, которая только закончила педвуз. Она говорит, их вообще не научили работать с детьми. Предмет свой они знают, а как найти подход к ученикам — нет. Может отсюда и срывы? У нас так много говорят об авторитете учителя. Их вообще учат, как его заработать? Как себя вести, чтобы дети уважали?

— В педагогическом образовании на этот счет существует две разные линии. Первая, которой придерживались бывший министр Васильева и Московский педагогический государственный университет, заключалась в том, что главное — учить предмету.Вторая линия, которой придерживается Московский городской педагогический университет, состоит в том, что, кроме предмета, нужно научить будущего педагога работать с людьми — в широком смысле этого слова.

На самом деле этому нужно уделять не меньше внимания. Сложность в том, что проверить, выучил ли человек предмет, достаточно просто. Но проверить, как студент педвуза научился действовать в той или иной ситуации, гораздо сложнее. Это другая «бухгалтерия», другой формат аттестации. У нас в образовании разыгралась невидимая миру институциональная трагедия. Нормы архаичны, не индивидуализированы, не направлены на решение современных задач, но этого никто не видит. Когда к власти в образовании приходят дилетанты с идеями фикс и сомнительными идеологемами, получается вот так. Слов много, а система та же. Посмотрим, что будет дальше под руководством нового министра.

— У нас вообще есть какие-то инстанции, куда учителя могут прийти и посоветоваться?

— Гипотетически — есть. Существуют методкабинеты, институты развития, межрайонные советы директоров. Но учительская гордость зачастую не позволяет обратиться за такого рода помощью. Раньше у нас у всех были наставники, и мне очень жаль, что это не превратилось в систему. Ведь за наставничество опять же нужно платить.

— Идея с наставничеством у меня лично вызывает сомнение. У нас хватает педагогов «старой закалки», которые искренне считают, что звонок — для учителя. Которые могут позволить себе оскорблять учеников, кричать на них и заклеивать рты скотчем. Чего мы добьемся, если такие люди станут наставниками нового поколения учителей?

— Это да. Я, кстати, про возраст здесь меньше всего думал. Я видел огромное количество молодых, но очень консервативных педагогов. Современная, прогрессивная, демократическая точка зрения — удел даже не половины молодых учителей. В середине 1980-х годов их было гораздо больше.

— Новое поколение родителей ударилось в выстраивание личных границ, и детей, я подозреваю, они воспитывают в том же ключе. Никто не имеет права тебя трогать, кричать, твои вещи — это твои вещи, и все в том же духе. Но учителя у нас будто не в курсе. Это может вылиться в новый конфликт. Только столкновение это будет не с девиантными подростками, а с подростками, воспитанными в новой парадигме. Кто-то вообще объясняет учителям, что дети — это такие же люди, личности, которые требуют к себе уважения?

— Сейчас этот вопрос обсуждают, правда, не так много, как хотелось бы. Здесь есть два очень серьезных обстоятельства, которые важно учитывать. Во-первых, доминирование ставки на показатели обесцвечивает ставку на личность. Во-вторых, сама по себе позиция учителя — это позиция сверху. Соблазн проявить насилие очень велик. Жажда власти — природное человеческое стремление. Подавить в себе это очень сложно. Особенно когда перед тобой беззащитный семилетка, властвовать над которым можно как бы в его же интересах. Но потом из него вырастает подросток, который понимает, что власть была фейковая, и никакой пользы она не принесла. И он начинает бунтовать. Но только бунтует он не против учительницы начальной школы, а против ни в чем не повинной учительницы химии или физики, которая продолжает ту же традицию. Только она уже имеет дело не с беззащитным семилеткой. И получает отпор. Рассказывать о том, как правильно, можно сколько угодно, но соблазн велик. Поэтому нужно, чтобы ценилось это индивидуальное отношение к ребенку, уважение к чужому суверенитету, восприятие другого человека таким, как он есть. Это должно стать основой образовательной политики.

Источник: РОСБАЛТ