Мои размышления – отклик на великолепную колонку Александра Адамского «Айфон как зеркало образовательной политики».
Нынешние «уполномоченные» взрослые не могут предложить образовательной политики, потому что не могут предложить взрослости. Заигрались в «айфончики» и запретики на «айфончики». Им кажется это взрослостью, на которую они себе выписали мандатик. А это – просто ущербное состояние великовозрастности. Без воли, но при власти.
Им кажется, что так надо. Кажется – креститесь, дефицита храмов в нашей светской державе нынче не наблюдается. А детей и оставшихся с ними уцелевших взрослых оставьте в покое. Честно говоря, меня немного удивило, что предложение о запрете исходило от Валентины Ивановны Матвиенко – наиболее здравомыслящей в этом безумном мире высокопоставленных кресел для взрослых.
Александр Изотович очень к месту упомянул опыт Макаренко. Воспитанники с ним мастерили не фотоаппараты ФЭД, а новую социальность. Если хотите, творили кусочек истории. Не спрашиваясь у «омандаченных» творцов новейшей истории в партийных и чиновных кабинетах. Они, кстати, были настолько умны, что поняли это. А поняв – принялись травить Макаренко, которого не раз отбивал от них Горький.
В позднем СССР у Макаренко появился последователь – создатель и директор детского экспериментального завода «Чайка» Валентин Карманов. Школьники делали там многое – от всяких полезных мелочей до радиоприемников. Труд их к тому же оплачивался в небольших суммах. Формально из-за этой оплаты директор завода имел постоянные трения с вышестоящими инстанциями, по существу – из-за того же, что и Макаренко.
Такое бывало и со школами развивающего обучения по системе Эльконина–Давыдова. В СССР чиновники их всегда брали под особый контроль, а потом и сворачивали. Их смущали не «иксы» на уроках математики в первом классе, смысла которых они, в отличие от детей, не схватывали и вообще в этом ничего не понимали. Тревожащим, невротизирующим «иксом» для них были особые человеческие взаимоотношения, которые непредсказуемо складывались внутри учебных взаимодействий на таких уроках. Аспирантский друг Василия Васильевича немецкий профессор Иохаим Ломпшер (оба учились у П.Я. Гальперина) рассказывал о своем первом визите в 91-ю школу, где в конце 1950-х рождалась система. В первую очередь его поразили не содержание и формы учебной работы, которых он никогда не видел и видеть не мог. Ломпшера куда больше впечатлило, что первоклашка спорил на уроке с учителем, а тот искал доводы в пользу своей позиции и спокойно сдавал ее, если ученику удавалось ее разрушить. А главное, что это является на уроках нормой.
Рождалась и будет рождаться не контролируемая властью социальность, какие бы исторически судьбоносные решения не выносило всяко-разно начальство. И, что хуже для него, как говаривал герой Булгаково, «внезапно».
А взрослости сегодня нет именно потому, что историю им заменили «истории». Три дня мы можем позволить себе обсуждать неуклюжее хамство грузинского журналиста. Хотя обхамленный им, по сути, великодушно простил и послал нахамившего, дав заодно знак остальным. Но никто не расслышал кумира. Продолжают кричать и топотать ножками на парламентских трибунах и в телепанели, делая, как им кажется (креститесь!), политические заявления. Ну запретите перелетных птиц из Грузии, юннаты!
Словом, нет истории – нет взрослости – нет образовательной политики.
И ни один урок истории не может быть твердо усвоен. Как это было недавно в Екатеринбурге, с храмом. Уже и Кремль сориентировался, но еще несколько дней среднезвенное начальство и церковные функционеры пытались оборонять храм за разобранным забором.
Революции XXI века не нужен Ленин, Че или Навальный, не нужно революционное движение. То есть то, что удобно властям, поскольку все это можно придушить. Революция XXI века – «бессубъектна» в традиционном понимании. В ней нет героев. Имя революционера – «история», нормальная история, которая избавляется от ставшего маргинальным позавчера. Историю по автозакам и по камерам не растащишь. Она будет напоминать о себе спонтанно, по случаю. И уж своего случая история никогда не упустит (свойство «естественноисторического процесса», по Марксу). В лице мыслящей, ростовой, молодой (независимо от паспортного возраста) части общества. Неважно, каким процентом населения она представлена – 16 или 84. Она открыта и будет пополняться. И не абы кем, а сильными, жизнеспособными, теми, кто способен и желает жить достойной человеческой жизнью. В нормальном мире, а не в том мирке, который выдуман для своего удобства слабыми и исторически почти отмершими.
Территория взрослого мира огромна. На ней находится место и храмам (включая храмы науки и искусства), и домам терпимости. Через все ли эти места должна пролегать экскурсионная тропинка так называемой «социализации»?
Не так давно в прекрасном белгородском «Мастерславле» – детском центре, воссоздающем пространство города, – подыскали место и для «СИЗО». Как говорится – не зарекайся. И от «соСИЗОлизации»…
Прекрасно помню свое детство, допуская, что и для современного ребенка все эти, условно говоря, «дубинки-наручники-решетки» могут быть весьма занимательны. Вот только в этом детстве, пришедшемся на 60–70-е годы прошлого века, они были из «другого мира». Что, возможно, даже усилило их условную привлекательность. Условную – потому что в «нашем мире» взрослые (настоящие взрослые, а не морализаторы- пропагандисты надуманной идеологии взрослости) учили все-таки добру, честности, справедливости, пониманию, доверию, великодушию.
А сегодня «соСИЗОлизация» обычна и массовидна. Бесконечные бандитские сериалы по одну сторону экрана и серийный бандитизм – по другую. Это – образ жизни, в котором подчас смыта граница между нарушителем, блюстителем и гарантом закона. На общем социально-жизненном фоне, который отличается зашкаливающей агрессивностью «в рамках правовых норм».
Может, и устарел Януш Корчак со своим: «Я никому не желаю зла,… просто не знаю, как это делается». Но лучшие борцы со злом получались именно из «не знающих», а не «закаленных бойцов», которые волей-неволей вынуждены принимать правила бойни.
Так что же, детям теперь и о тюрьме не знать? Я – как раз сторонник развития правосознания у детей, которое мой учитель, уже упоминавшийся Василий Васильевич Давыдов, относил к формам теоретического сознания, теоретического отношения к миру – это когда ты осознаешь суть того, что делаешь в этом мире вместе с другими людьми. И именно подростковая пора (а дополнительное образование, по словам моего коллеги и друга Александра Григорьевича Асмолова, в подростничестве становится основным) – лучший сезон для кладки кирпичиков фундамента правосознания.
А правосознание – это еще и мера пропасти между поступком и проступком, порой сужающейся до трещинки. Это – честный труд мысли. Который не подменит занимательная реконструкция-инсталляция того, где порой крушатся судьбы и жизни.
Приглашать детей во взрослый мир не менее ответственно, чем его создавать. И если помыслы взрослого чисты, то он должен предстать детям в этом мире таким, каким сам хотел бы видеть себя.
Образование поэтому – самый надежный способ самовоспитания человечества.
К слову, в Голландии и Швеции закрывают тюрьмы – некого содержать. Реконструкции-инсталляции станут музейными экспонатами. И в этом качестве – прекрасными аттестатами исторической зрелости.
Вот туда и надо водить детей.
Когда на рынке детских товаров широкое предложение милитари-подгузников и прочего боевого прикида, к нему лишь остается добавить бонус – в виде слюнявчиков и памперсов для взрослых.
Кто-то возмущается: ужас, несмышленых детишек рядят в пушечное мясо! Кто-то воодушевлен: здорово, военно-патриотическое воспитание с самого горшка!
Увы, все гораздо хуже. «Балаганизация» истории, исторической памяти – вот эффект подобной практики.
Ожидать того, что дети, выросшие в милитари-подгузниках взрослых, станут прекрасными патриотами, можно лишь от крайнего отчаяния (даже не от «компенсаторной» глупости). Неосознаваемого отчаяния по поводу несостоявшейся взрослости, ответственности, сброшенной на ритуальные символы и «авось» (само по себе символ).
В балаганчике истории патриотами не становятся. Становятся в итоге скептиками, а потом и циниками. В том числе и в оценках истории, страны, да и государства, между прочим.
