Для своей колонки я выбрал всего один сюжет, который, с моей точки зрения, показателен. Потому что и сама инициатива, и ее обсуждение находятся, на мой взгляд, в ложной системе координат.
После заявления спикера СФ В. Матвиенко о «деайфонизации» школьников на заседании Совета по госполитике в сфере материнства и детства, в медиа и в сети разгорелась дискуссия на тему «айфон и дети».
Версии самого повода разнились: то ли В. Матвиенко предложила отбирать у учеников телефоны (айфоны): дескать, мешают учебному процессу и хранить их негде. То ли осторожно поддержала тревогу учителей и родителей, высказала опасения и распорядилась создать рабочую группу.
Так или иначе, в воспитательной политике обвинительный уклон по отношению к использованию детьми айфонов получил оформление.
Обычное дело.
Как судили воспитателя (кейс Сократа)
…Государственная политика в сфере воспитания детей с древних времен отличалась карательным уклоном. При этом граждане с энтузиазмом поддерживали, а часто и сами инициировали избиение воспитателей. Так что история с поддержкой властью граждан, встревоженных каким-то воспитательным фактором – дело далеко не новое.
Яркий пример – суд над Сократом. Трое граждан Афин – кожевник Мелет, поэт Анит и оратор Ликон – в 399 г. до н.э. обвинили философа в неверии в богов и развращении молодежи. Эта история описана многими авторами, Диогеном Лаэрцием, Ксенофонтом, Платоном, в современной трактовке – блистательным Феохарием Кессиди. Гибель Сократа для меня – важнейший момент в становлении образовательной политики.
Образовательная политика – это институт становления нормы отношений в образовании через столкновение укоренившихся предрассудков и нового (современного) взгляда на картину мира.
То, по каким правилам идет это неизбежное столкновение, какие нормы отношений в результате формируются – это и есть образовательная политика.
Это столкновение Сократ и пытался описать в своих знаменитых речах на суде. 280 гелиастов из 501 не приняли его аргументов, а поскольку неверие в богов и развращение молодежи было равносильно государственному преступлению, то приговор был предрешен – смерть.
Граждане пожаловались власти, власть убила воспитателя.
Сократ развивал мышление юношей, граждане и судьи защищали устои государства и общества. Они по-разному (диаметрально противоположно) понимали задачи воспитательной работы, и это несовпадение оказалось трагическим для Сократа. А для юношей? Ну, как-то пережили.
С тех пор многажды появлялись бунтари-одиночки воспитательного фронта, они предлагали новые доктрины и призывали им следовать, используя различные доводы –религиозные, научные, литературные, педагогические… Государство всегда реагировало одинаково: распять, изгнать, посадить в тюрьму, объявить сумасшедшим, выгнать с работы, охаять на публике. Граждане с энтузиазмом поддерживали: «Распни его!».
Но проходили определенные циклы, бунтарская доктрина становилась доминирующей, и государство с такой же энергией начинало наказывать еретиков, отрицающих или сомневающихся в той доктрине, за которую прежде страдали ее авторы.
Так было и так будет.
В чем же смысл образовательной политики и профессионализм управления системой образования? Смысл в том, чтобы рассмотреть «здесь и сейчас» воспитательные теории и инструменты, направленные «в завтра». И сделать так, чтобы предрассудочное сознание граждан восприняло то, что не дано им в ощущениях, в опыте. А профессионализм управленцев в том, чтобы объяснить политикам, многие из которых далеки от теории и методологии познания, что в едва заметном и трудно понимаемом бытовым сознанием «школьном» явлении скрыто будущее.
Случай с айфоном для школьников в России в 2019 году и случай с Сократом в 399 г. до н.э. – как раз об этом.
Об отсутствии направленности образовательной политики в будущее и непрофессионализме чиновников, не желающих или не способных объяснить власти, что в мнимой угрозе нужно уметь разглядеть благо.
Но с чиновниками не все так просто. Потому что для государства пропаганда соблазнительнее воспитания.
Из эксперта – в чиновники (кейс Крупской)
…1916 год. Надежда Константиновна беспощадно критикует кайзеровскую практику тотального подчинения школы интересам государства. Она пишет статью «“Дух времени” в немецкой народной школе»:
«Школа в Германии являлась и является орудием осуществления известных государственных целей.
Великие деятели на поприще народного образования, вроде Песталоцци или Гораса Манна (американского демократа), целью школьного воспитания ставили благо, счастье воспитываемого юношества (запомним эти слова – о благе юношества как цели воспитания. – А.А.).
Цель современной немецкой государственной школы совершенно иная, а именно – воспитание необходимого государству слуги, в первую голову – солдата. Ученик – лишь средство для достижения государственных целей (речь идет исключительно о немецкой школе начала XX века, подчеркиваю. – А.А.)».
Далее автор анализирует текст двух брошюр: «Война и наши дети» и «Война и школа», приводит цитату:
«…война положит конец всем бредням о правах ребенка и «на мрачном, залитом кровью, фоне вновь напишет священные слова: обязанность».
И продолжает: «Еще большая милитаризация народной школы, еще большее пренебрежение к правам ребенка и человека, еще большее превращение школы в орудие для достижения государственных и милитаристических целей – вот что ожидает немецкую народную школу, если внутри страны все останется по-старому: если население по-прежнему будет пассивно относиться к тому, чему учат в школе, если родители по-прежнему будут лишь посылать детей в школу и не будут иметь влияния на весь ее уклад».
Уберите слово «немецкая» – я подпишусь под каждым словом этой статьи Надежды Крупской 1916 года.
Но проходит всего четыре года, и вот наша героиня уже не независимый эксперт, а государственный чиновник, председатель Главполитпросвета Наркомпроса РСФСР. В 1920 году за ее подписью рассылается на места инструкция о пересмотре каталогов и изъятии из общественных библиотек «идеологически вредной и устаревшей» литературы. Причем «…в некоторых губерниях потребовалось вмешательство ГПУ (то есть чекистов), чтобы работа по изъятию началась» – так, по некоторым источникам, признавала она сама.
Именно Крупская составляла первые «чёрные списки» книг, подлежащих запрету и изъятию из библиотек Советской России. В 1924 году она включила в эти списки Платона, Канта, Шопенгауэра и других крупнейших авторов: Лескова, Достоевского, басни Крылова и Лафонтена, книги Мережковского, Лажечникова, Вс. Соловьева, Полевого, Скотта, Купера, Дюма-отца. Логическим оформлением этой политики стало принятое в 1936 году СНК СССР постановление «О развёртывании сети школьных библиотек и изданий литературы для них».
Перед нами – убежденный борец за тотальное подчинение просвещения делу пролетарского воспитания и строительства государственного социализма.
Что стало с Надеждой, откуда такие перемены?
Вдруг искренне поверила, что школа должна служить государству, а не ребенку? Или советской системе государственного управления уже не до рефлексии было?
Ну, мы-то с вами сегодня в другой системе координат живем. Или нет?
А еще она жестко критикует Антона Макаренко за несоветские методы воспитания, за самоуправление и слишком большую свободу колонистов, тогда еще коммуны имени Горького под Полтавой. Макаренко увольняется, но вскоре его назначают руководить Детской трудовой коммуной НКВД Украинской ССР им. Ф.Э. Дзержинского. Это уже 1932 год.
А наш ответ на ситуацию с айфонами у школьников – как раз у Антона Семеновича. Не верите?
Воспитание технологиями (кейс Макаренко)
Макаренко не табуретки с колонистами сколачивал. Антон Семенович строил воспитательную работу с колонистами с помощью взаимодействия этих энергичных и творческих подростков с самыми передовыми технологиями того времени. Иначе он просто не вовлек бы их в совместную деятельность: им было бы неинтересно.
Цитирую по известной работе «Беспризорный ФЭД»: «Именно силами несовершеннолетних воспитанников этой коммуны началось производство компактного, очень прочного и недорогого отечественного пленочного фотоаппарата, который тоже получил имя ФЭД.
В 1932 году при коммуне был запущен первый в Советском Союзе завод по сборке электроинструментов. Воспитанники легко и быстро освоили производство электросверлилок, которые до этого импортировались в основном из-за рубежа. Так что корни всем известной отечественной электродрели уходят именно под Харьков, в коммуну имени Дзержинского. Первые удачи на электрическом поприще вскоре позволили существенно усложнить задачу: коммунары дерзнули собирать фотоаппараты. Инженеры, оптики, конструкторы недоумевали: несмышленые мальчишки будут делать такую сложную технику? Линзы с точностью до микрона? Фотоаппарат состоял из сотни деталей, и некоторые из них надо было изготавливать с точностью до 0,001 миллиметра. Но коммунары не подвели. К концу 1932 года было собрано 10 первых камер. Говорят, их преподнесли в дар руководству страны. А когда эксперты подтвердили их отличное качество, фотоаппараты от коммунаров пошли в серийное производство. Так, в 1934 году было выпущено уже 1800 портативных ФЭДов, а в 1935-м – 15 тысяч».
Для начала 1930-х годов фотоаппарат был тем же, чем сейчас айфон. Что сделал Макаренко? Он втянул колонистов в отношения с высокими технологиями. И так победил.
Что же я вижу в наши дни? Сенатор Матвиенко и неравнодушные граждане (привет вам, Мелет, Анит и Ликон) выражают тревогу, что айфоны теперь у каждого дошкольника и это мешает им учиться, отвлекает от образования, не дает учителям проводить уроки.
Что сделал бы Макаренко? Конечно, сборка айфонов – нереально, но не нужно так натурально воспринимать метод воспитания. Он бы нашел способ втянуть своих воспитанников в продуктивные, образовательные, воспитательные отношения с айфоном – и снова победил бы!
Что самого ценного было, на мой взгляд, в великих советских воспитательных системах XX века: Макаренко, коммунарской методике и Сухомлинского?
Если кратко: самоуправление, труд на уровне самых передовых технологий, коллективное творчество, вера в личность (индивидуальность) каждого ребенка.
У меня такое ощущение, что нынешние чиновники решили, что управлению системой воспитания можно не учиться. Они решили, что управлять школой можно так, по наитию! «Нам кажется, что айфоны у школьников нужно отобрать!» Почему? «Ну, так нам кажется». Кажется – потому что от уроков отвлекают. А может, это как раз сами уроки как форма учебы устарели и мешают образованию?
И учебников, нам кажется, слишком много.
И стандарты, нам кажется, без содержания.
А вот астрономии, кажется, не хватает.
А еще нужны мероприятия – чем больше массовых, хорошо организованных смотров, парадов – тем лучше. Кажется.
А в это время подростки становятся легкой добычей тех, кто совращает их криминальным риском, бандитским сленгом, испытанием тайных деструктивных сообществ, сетевых игр с убийством одноклассников: «Попробуй, это прикольно!». А поскольку ничего такого же увлекательного, с элементом риска, самоутверждения, самореализации, преодоления себя, уважительного отношения со стороны авторитетных старших система образования не предлагает – мы и проигрываем «колумбариям», вербовщикам в АУЕ, наркоторговцам.
Проигрываем мы, а не чиновники – те в порядке: отчеты идут на «ура»! Показатели в норме, начальство довольно.
А подростки ищут, где и в чем себя попробовать, где себя испытать на прочность, на границе дозволенного.
А тут как раз призывы к «школоте» выйти на площадь протестовать против несправедливости.
А там их «винтят» росгвардейцы, и это еще добавляет магнетизма «школоте» для приколов на митингах.
Потому что призыв: «На площадь!» – это «драйв», «круть», а насилие со стороны правоохранителей – «жесть», которой можно погордиться.
А смотр строя и песни, участие в мероприятиях по разнарядке – «отстой». В их системе координат.
Я не хочу, чтобы школьники, подростки становились революционерами. Не потому что нонконформизм – это плохо, а потому что осознанный выбор в политике, как и в религии – удел взрослых, образованных, имеющих опыт социально-экономических отношений граждан. А для подростков это проба себя, привлекательная авантюра, безответственное приключение. Тот, кто на этой энергии взросления продвигает свой политический проект, на мой взгляд, поступает безответственно. И можете мне сколько угодно твердить, что эти мальчики и девочки уже осознанно протестуют против несправедливости – останусь на своем. Протест молодеет не из-за того, что пубертат раньше наступает, а потому что мир стал намного прозрачнее, чем раньше. Дети больше знают, но это не значит, что мировоззрение окончательно сформировалось к 14–17 годам.
Но что мы противопоставляем этому притягательному и губительному для подростков наркотику революции, наркотику криминала или реальному наркотику – «78% участвует в патриотических мероприятиях», «отберем айфоны у школьников»? Серьезно? Думаете, так можно победить соперника в битве за подростка?
Да бросьте, вы же образованные люди, половина из вас – историки, вы же знаете, что Российская империя рухнула из-за студенческих волнений. Империя проиграла студентам и недоучившимся тинейджерам, но второй такой революции страна уже не переживет.
А вы пробавляетесь бюрократическими мероприятиями, отчетами и планами!
А в это время в стране есть замечательные энтузиасты, которые из последних сил вовлекают подростков в прекрасные дела. Татьяна Ковалева вырастила целое сообщество тьюторов, Матвей Шпаро тянет их на Северный полюс, Мария Миркес и вся команда школы «Нооген» вывозит на летние сессии, Александр Попов проводит потрясающие компетентностные олимпиады, Роман Селюков и Наталья Шурочкова устраивают детские сессии на атомном ледоколе… Фонд президентских грантов поддерживает сотни проектов энтузиастов, которые предлагают детям увлекательные инициативы, и дети с удовольствием идут туда.
Но пробиться в систему с инициативными проектами – настолько невозможно, что АСИ даже создало рабочую группу по снятию барьеров перед НКО.
…Несколько лет назад бывший президент Российской академии образования, Николай Никандров, предлагал по примеру Германии 1930-х годов объединить министерства просвещения и пропаганды. Потому что эффект, как ему казалось, был у немцев тогда потрясающий.
И тогда ему сказал и вам сегодня говорю: подмена просвещения пропагандой – губительна. Как и подмена воспитания с увлечением – запретами.
P.S. 10 июля состоится заседание Экспертного совета по воспитанию
при Комитете Государственной думы по образованию и науке, членом которого я являюсь, но присутствовать на котором не смогу. Прошу считать этот материал текстом моего выступления на Совете.