Нынешняя нобелевская неделя заставила вспомнить о «Нобелиаде» почти 60-летней давности. «Нобелевские» прорывы последних лет, при всей их значимости, нередко тяготеют к «технологизму» или, как говорят, «инженерии» в определенной области или сфере сопредельных областей. Граница между технологией и наукой в 21 веке размылась, как многие другие границы. И за счет роста наукоемкости технологий, и за счет усиления практической ориентации фундаментальных исследований. Увы, порой ценой размывания специфики фундаментальной науки, достижения которой не нуждаются в оценке по частным критериям полезности, рыночной востребованности и, тем более, открытости и доступности для широкой публики.

Ведь одно фундаментальное открытие несет в себе способ решения тысяч практических проблем. Включая те, о существовании которых может не подозревать сам открыватель. Не говоря уже о прочих людях, не отягощенных грузом фундаментального знания. Хотя это, разумеется, не гарантирует того, что в один прекрасный момент они не столкнутся с одной из них.

Прорыв, о котором пойдет речь, изменил не только судьбу науки, но и всего человечества. Именно к таким «всеобщесудьбоносным» прорывам особую чувствительность демонстрируют… художники.

Раскроем дневник Сальвадора Дали:

Давным-давно я нарисовал молекулу дезоксирибонуклеиновой кислоты - и что же? На днях четверым ученым мужам дали Нобелевскую премию за то, что они ухитрились описать эту самую молекулу.

Под тремя из них, как легко догадаться, Сальвадор Дали имел в виду нобелиатов 1962 г. Фрэнсиа Крика, Джеймса Уотсона и Мориса Уилкинса, которые получили премию за расшифровку в 1953 г. структуры ДНК. А под третьим, точнее, третьей (это была дама) – очевидно, Розалинд Франклин, без которой едва удалось бы совершить один из величайших за всю историю человечества «взломов кода». Во-первых, она путем моделирования «подготовила» молекулу к тому, чтобы та открыла свой секрет, во-вторых, вместе с Уилкинсом, получила рентгенограмму, на которой он проступил. К сожалению, Розалинд Франклин не дожила 4 лет до вручения Нобелевской премии - 37-летней она скончалась от рака яичников, тогда как практики посмертного присуждения премии не существует. Что касается Дали, то картину ‘Galacidalacidesoxyribonucleicacid’ посвятил нобелиатам. На другой известной картине того же периода – «Битва при Тетуане» (1962) – ДНК предстает в образе ушной раковины (попробуйте ее увидеть!).

Сальвадор Дали. «Битва при Тетуане».

Тем не менее, устойчивый интерес Дали к ДНК - вплоть до присутствия на международных конгрессах и создания специальной научной библиотеки дома, где не было книг с неразрезанными страницами, - вызвали еще ранние сообщения о находках в области ее изучения. К естественнонаучным открытиям он, как известно, был обостренно чуток – достаточно вспомнить физику атомов и ядра. Журнал «Scientific American» регулярно приходил к нему с остальной почтой. Но в данном случае его волновала перспективе бессмертия, точнее – новых рождений. Более того, он фиксировал свои впечатления о первых догадках, прозрениях, интуициях, робких гипотезах ученых на холсте.

Но что самое интересное: кое-что из этого возвращалось в науку. Известно о беседах Дали с каталонским генетиком Жоаном Оро, которому он подарил картину с изображением двойной «спирали жизни». Итогом общения с другими генетиками становились новые картины, которые он дарил собеседникам. Судьба этих бесценных историко-научных документов, увы, неизвестна. Историко-научных и историко-художественных – Дали не раз признавался, что черпает вдохновение из фундаментальных, в том числе, научных открытий.

Тот факт, что он предавал его «параноидально-критическим методом», судя по всему, не очень смущал ученых. Генетическая спираль, модель атома, абсолютно черное тело – все эти идеализации в некотором смысле можно назвать «параноидальными». А ученые упоенно работают с ними, как с реальностью. Они и есть реальность, не просто прячущаяся в чувственно воспринимаемых вещах, но и определяющая законы их существования в мире. Ученые прибегают к «параноидальности» и «критицизму», конструируя свои «идеальные объекты», которые не способен разглядеть обыватель. Обывателю это могло бы показаться «сумасшествием», которое он еще и почему-то должен оплачивать налогами. К счастью для себя, обыватель не подозревает, что летает на самолетах, сидит перед телевизором или за компьютером, питается из микроволновок и беседует по мобильнику, буквально начиненным «безумными идеями», «идеализациями», «параноидальностью».

Гений отличается от обычного сумасшедшего тем, что очень четко знает границы своего «сумасшествия».

На это намекал еще Платон, затрагивая в «Пире» тему «безумства поэтов». Нечто подобное «говорил и показывал» в своем творчестве тот же Дали.

Гениальность - это аналитическое сумасшествие, дар отделять прозрение от бреда, «управляемое безумие», как написал в дневнике великий антрополог Я.Я. Рогинский, читавший лекции моим учителям на философском факультете МГУ. Способность не путать посылы креативности с импульсами «крейзитивности» (ироническая терминология Э. де Боно). Умение порезать синкрет сумасшествия на единицы - «сумасшедшинки», которые, по словам Эйнштейна, являются необходимыми составляющими гениальных идей.

Дали, кстати, любил называть себя «морфологом»…