Не стану пересказывать случившееся. Те, кто не в курсе (думаю, таких мало), без труда могут сами стать очевидцами.

Конечно, недолгое следствие (дело-то, в сущности, не сложное) и неизбежный суд уже скоро опишут и квалифицируют всю эту историю в строгих юридических терминах. Но, мне кажется, уже сейчас можно предложить вполне убедительную версию. Собственно, логическая (причинно-следственная) канва происшедшего четко прочерчена юристом Антоном Долгих – непосредственным участником и одним из пострадавших в криминальном эпизоде в кабинете директора Лицея инновационного образования ВятГУ.

Вот что он пишет в своем блоге: «Мне представляется, что все замутила дочь, ученица. Она, видимо, рассказывала родителям о том, что посещает репетитора – но репетитора на самом деле она не посещала, всякий раз выдумывая незатейливые истории (к счастью, вся переписка есть во ВКонтакте). За якобы потраченные на репетитора деньги перед мамой-подполковником надо как-то отчитываться. Вот и решила девочка свалить все на учителя. Решила поиграть судьбой человека. Рассказала маме-подполковнику про “плохого учителя”».

Мне сдается, что эта версия не просто правдоподобна – она верна. Причем верна прежде всего психолого-педагогически. В предъявленной нам ситуации мать, а потом и отец действовали точно так, как и рассчитывала обожаемая родителями дочь: она прекрасно их изучила и до этого злосчастного дня управляла ими, как марионетками.

И я хочу говорить не о разыгрывающейся на наших глазах остросюжетной мизансцене, а об отношении к школе ее главного режиссера (дочери) и исполнителей (родителей). Это отношение – самое, на мой взгляд, важное, на что нам нужно обратить особое внимание.

Каково же оно, отношение к школе трех взрослых людей, младший из которых еще не покинул ее лона, а двое старших не только получили полное школьное образование, но и имели несколько десятилетий, чтобы оценить значение школьного опыта и школьных знаний и для себя, и для своей дочери? Сказать, что это отношение плохое, было, думаю, неверно. Оно – никакое, равнодушно-пренебрежительное, как к какому-то ненужному, пустому, ничтожному месту. О каком «уважении» к нему и к тем, кто здесь работает, может идти речь? И место ничтожное, и люди ничтожные: наплевать и забыть. И если они вдруг «возникают», то что должен сделать серьезный, уважающий себя человек? Правильно: без лишних слов поставить зарвавшихся ничтожеств на место!

Двух мнений быть не может: все три члена «прославившейся» семьи – распоясавшаяся шпана. В этом смысле их «наезд» – классика жанра (едва ли мы скоро вновь увидим на экране подполковника милиции в подобной роли, разве что в смелом художественном фильме). Но меня не покидает вопрос: а как так все-таки получается, что у образованных (или школа и вуз – не образование?), живущих в информационном обществе XXI века людей не остается даже тени признательности, уважения, пиетета или хотя бы просто теплого отношения к тем девяти или одиннадцати годам собственной жизни, которые были посвящены приобретению общего среднего образования? Почему у многих на всю жизнь сохраняется к школе смешанное чувство обиды, досады, недоверия, злости, даже отвращения и подавленного желания хоть как-то отомстить?

Сам себе я даю на этот вопрос такой (может быть, избыточно жесткий) ответ: самой школе (самим учителям) недостает ума осознать свою деятельность как колоссальную социокультурную ценность и – что, пожалуй, еще важнее – вовлечь в осознание этой деятельности каждого ученика. Нужно сделать так, чтобы и учителя, и дети, и их родители понимали и чувствовали, что происходящее в детях благодаря их общим усилиям – ценность и чудо, постоянное преображение, начало бесконечного восхождения каждого ребенка/подростка к самому себе. И если это чувство восхождения не осознано, не испытано и не превратилось в потребность – грош цена трудам и дням: на вопрос, зачем вы ходите в школу, следует честный ответ: «потусоваться!».

И мне упорно кажется, что когда «папа Миша» бил учительницу, которую видел впервые в жизни, он – субъективно – бил не ее, а воплощаемую ею силу, которую возненавидел в детстве и которая теперь вновь «мешает жить» его любимой дочери (и жене! и ему самому!).

Возвращаясь же к «медийному поводу», посоветовал бы учителям-коллегам провести в школе обсуждение этой коллизии: разве не любопытно, что на все на это скажет подрастающее поколение?