В последние дни мне приходилось отвечать на звонки и сообщения моих выпускников в школе и университете, на вопросы бывших коллег – что я думаю о происходящем. Я отвечал, что думать не могу, но чувствую происходящее как трагедию. И искал интеллектуальную и нравственную опору, чтобы думать. В такие дни смятения, когда происходит раскол между странами, народами, семьями я понял, что нужно искать такую опору в словах и поступках моральных авторитетов, тех, кто своей жизнью и делами доказал право на нравственное и профессиональное высказывание. Одним из таких авторитетов и для меня, и, уверен, для многих педагогов является Василий Александрович Сухомлинский.
В середине февраля, примерно за неделю до начала драматических событий на Украине, я начал писать статью, посвященную 50-летию выхода в свет книги В.А. Сухомлинского «Сердце отдаю детям». Вообще мне повезло, потому что это была первая книжка по педагогике, которую я прочитал. Потом я брал в руки разные учебники педагогики и поражался и суконному языку, и пресности мысли по сравнению с огнем, горящим у Сухомлинского. Она стала для меня – начинающего учителя и директора школы – не только учебником педагогики, но и источником размышлений, а ее автор – одним из героев, по которым в молодости мне хотелось строить свою человеческую и профессиональную траекторию. Сегодня Сухомлинский вновь подсказывает мне человеческую и профессиональную позицию.
Фронтовик и директор
Несмотря на то что имя Сухомлинского есть в обязательных программах педагогического образования, как я недавно выяснил в разговоре со своими магистрантами, значительная часть студентов и учителей думает, что он был кабинетным ученым. Поэтому хочу начать просто с его биографии, которая сегодня выглядит особенно символично. Василий Александрович родился в 1918 году в Херсонской области, до Отечественной войны выучился на учителя украинского языка, женился, родил сына и – пошел на войну. В 1942 году после тяжелого ранения под Ржевом стал директором школы, а потом и руководителем районного отдела образования. К этому времени он уже пережил трагедию, его жена и маленький сын были убиты немцами. Он хотел уйти в работу целиком, без остатка, но бумажная волокита не давала ему такой возможности. Он ушел с административной работы и в 1947 году стал директором маленькой школы в селе Павлыш в Кировоградской области. И до конца жизни работал еще и учителем украинского языка и литературы, а его вторая жена – учителем русского языка и литературы. В бетонно-стандартной советской системе он сумел создать инновационную школу, многие идеи которой до сих пор остаются актуальными. А еще он написал десятки книг – педагогические в основном на русском языке, художественные для детей – по-украински. Этот украинский учитель (не забудем, что и Макаренко, и Шаталов были оттуда) быстро стал популярным во всей стране и, хотя поначалу официальная педагогика его критиковала за абстрактный гуманизм, он стал академиком АПН СССР и даже Героем социалистического труда. И все это он успел сделать за полвека. Он умер в 51 год, когда осколок от ранения достиг его сердца. Как видно, сама эта удивительная жизнь является свидетельством не просто теснейшей связи русской и украинской культур, но и общей основы гуманистической педагогики наших народов.
«Учение – это прежде всего человеческие отношения»
Но вернусь к книжке, которая празднует юбилей – она была издана уже посмертно. Она подкупила меня прежде всего ясностью позиции автора. Конечно, Сухомлинский не избежал и в ней, и в других работах перечисления разных типов воспитания, ссылок на коммунистический идеал общества.
Но центральный его тезис был предельно простым: «Человек – высшая ценность среди всех ценностей мира.
Это самое удивительное, самое сложное, самое красивое и самое непостижимое из всего, что окружает нас». За это однозначное высказывание его подход критиковали как «односторонне гуманистический». Но когда я начал работать в школе, то понял, что сила как раз в этой однозначности. Именно она позволяла делать выбор в трудных жизненных и педагогических ситуациях.
Второе, что поразило меня в этой книге и в ряде других работ – внимание к эмоциональной стороне жизни ребенка (только в последние годы к ней стали относиться с теоретическим и практическим интересом). Причем речь шла не просто о всех эмоциях, а о любви. Не могу удержаться здесь от большой цитаты: «человек лишь тогда становится настоящим человеком, когда он любит… Я не могу жить без чувствования и осознания того, что я кому-то дорог, кто-то видит весь смысл своего бытия лишь потому, что есть на свете я. В любви человеческой вечно горит огонек, который я бы назвал духовной готовностью человека принадлежать другому человеку, быть его любимым существом. Это не порабощение, а истинное возвеличение личности. В этом духовном начале кроются корни человеческого достоинства, гордости, самобытности личности. Ребенок, переживающий и осознающий, что мать или бабушка считает его единственным, самым дорогим в мире принадлежащим ей существом, поистине счастлив как духовно свободная личность».
Поначалу я не понимал, как использовать эти слова в моей реальной работе с детьми, но, внимательней разобравшись не только в теории, но и в практике Павлышской школы, я понял, что призыв к любви был призывом строить добрые отношения, искать хорошее в каждом ребенке, понимать, откуда берется зло и раздражение. И это кажется лозунгом, но на самом деле задача построения добрых отношений была для Василия Александровича вполне практической и понятной: «Учение – это прежде всего человеческие отношения. Учение, уроки, выполнение заданий, постоянное получение отметок не должно ни в коем случае стать единственной и всепоглощающей меркой, которой измеряется, оценивается человек… Как бы трудным в учении ни был ученик, как бы трудно ни давались ему знания, годы пребывания в школе не должны оставить горький след в его душе… Школа и страх – понятия такие же несовместимые, как красота и уродство».
«Вы же умные, хотите научиться договариваться без крови?»
Опираясь на эти простые максимы, мне и коллегам по школе оказывалось легче решать трудные педагогические задачи, к которым в том числе относились конфликты и драки – школа, в которой я директорствовал, находилась в «плохом районе», известном своими массовыми драками. Да и между детьми и учителями было множество конфликтов.
Было два пути, которые указал Сухомлинский. С одной стороны, он был уверен, что хорошее образование в целом должно предотвращать конфликты: «Где-то в глубине человеческой психики, в подсознании дремлют инстинкты – животный страх, свирепость, жестокость. Чем меньше у человека культуры, чем беднее его умственные, эстетические интересы, тем чаще просыпаются инстинкты и дают о себе знать грубостью. Когда такому человеку нечего больше говорить в доказательство своей правоты, он начинает кричать, т. е. восполняет убогость мысли "бунтом инстинктов"… Зверские инстинкты – отсутствие жалости ко всему живому и красивому, абсолютное равнодушие к духовному миру другого человека – лежат и в основе психики любого убийцы, насильника. Надо воспитывать, культивировать в себе жалость ко всему живому и прекрасному».
С другой стороны, он настаивал на высокой профессиональной ответственности учителя за недопущение и разрешение конфликтов: «Умение избежать конфликта – одна из составных частей педагогической мудрости учителя».
Мой товарищ по руководству школой, выдающийся конфликтолог профессор Борис Хасан превратил эти тезисы Сухомлинского в практику обучения разрешению конфликтов. В нашем районе это было очень трудно – такие уж были традиции – бороться за честь или справедливость исключительно кулаками. Никакие уговоры не действовали. Поначалу сработала насмешка, когда после очередной драки он позвал организаторов и спросил: «Ну что, сила есть – ума не надо?». «Вы же умные, – говорил он им, – хотите научиться договариваться без крови?». После этого в школе появились и тренинги разрешения конфликтов, и переговорные площадки, и медиаторы. Школьники начали сначала разбираться в простых правилах: «До первой крови», «Семеро одного не бьют», потом научились разговаривать и договариваться – и драки кончились. Но это был не простой технический ход. В основе этого лежала главная идея Сухомлинского о том, что человек – главная ценность, а любовь – то, что делает его человеком.
Вряд ли можно сомневаться в том, что испытывал бы Василий Александрович Сухомлинский, узнав о том, что сегодня происходит на Украине. Он мог бы сказать учителям, что наша профессия про любовь, про человека. Наша учительская картина проста: человек – главная ценность, поэтому мы просто в силу профессии не можем приветствовать смерть, разрушения, если это не отражение нападения на твой дом.
Иначе как мы можем разбирать детские драки, учить наших воспитанников находить компромиссы и жить в мире?
Сухомлинский мог бы сказать политикам, как говорил учителям: избежать конфликта – часть обязательной мудрости политика. Или просто – по-русски, и по-украински: остановите кровопролитие – зупинiть кровопролиття.
