С одной стороны, мне самому кажется кощунственным трактовать гениальные пушкинские «Стихи, написанные во время бессонницы» (строка из которых и послужила заголовком) как художественную метафору к правительственному проекту внедрения модели ЦОС. Но, с другой стороны, что остается делать, если они точнейшим образом отражают мое восприятие культурно-исторического смысла этого документа? Ведь в самом деле: в нем и зов – в прекрасное цифровое будущее, и пророчество – этого будущего (несмотря на его якобы экспериментальный характер) уже не избежать.
Почему «якобы»? Потому что цифровая образовательная среда уже давно создана, и при желании каждый может увидеть ее в действии – достаточно дождаться окончания коронавирусной пандемии, сесть на самолет и прилететь в Китай. И увидеть, как это выглядит «в натуре» и как работает.
А пока – придется поверить на слово материалу «Сплошные перемены», опубликованному год назад в журнале «Огонек» (№ 14, 15 апреля 2019 года). Ради полноты впечатлений приведу обширную цитату (с небольшими сокращениями).
«…Существует, к примеру, китайский путь: максимальное внедрение IT-решений в процесс обучения… Среди них – разработка в области искусственного интеллекта iSTEM, которая способна комплексно анализировать поведение ученика на уроке: следить за движениями его рук, выражением лица, вниманием, давая учителю полную информацию о том, что и как воспринимает конкретный ребенок. Благодаря специальным электронным устройствам по считыванию внимания (FocusEDU) ни один рассеянный ученик уже не укроется на задней парте от контролирующего взгляда машины. Анализ поведения на уроках дополняется слежением за внеклассными успехами учеников благодаря таким мобильным приложениям, как Growth: это аналог электронного дневника школьника, открытого для родителей и учителей, в котором проставляются оценки не только за освоенные предметы, но и, например, за “моральный облик”. Благодаря камерам слежения, которыми наводнены китайские города, система автоматически узнает, когда и куда ходил ребенок: если он будет обнаружен в “злачном месте”, оценка за “моральный облик” непременно упадет, а если станет часто посещать концерты ветеранов и прочее – заработает себе плюсы. По задумкам изобретателей, тотальный контроль за детьми открывает возможность понять, как формируются знания, какая программа обучения и воспитания подходит для конкретного ученика и как всей этой творческой областью можно эффективно управлять».
Уверен: по мере чтения вы поймали себя на мысли, что встречали нечто подобное в романах-антиутопиях, но не могли даже представить, насколько та картина близка к воплощению в реальности. Китайские дети уже в ней. Наши – на подходе.
Более того, мы сами «железной рукой загоняем их в счастье» – помните этот лозунг времен мировой пролетарской революции? Теперь, правда, она отнюдь не пролетарская, но, несомненно, мировая – научная, социокультурная, тотально-цивилизационная. И нашим детям суждено стать первым поколением в истории рода человеческого, которое будет учиться и воспитываться под недремлющим и всевидящим оком Государства в строжайшем соответствии с установленными им Моделями, Программами и Протоколами. Отныне учить и воспитывать детей будут не учителя с их эмоциями, личными особенностями и субъективизмом, а алгоритмы. Именно они станут посредниками между ними и детьми: задача алгоритмов – убрать всё «слишком человеческое» из взаимодействия детей и взрослых, сделать его исключительно функциональным, объективированным и оцениваемым по рационально установленным критериям. Именно они призваны сообщать sine ira et studio (без гнева и пристрастия) всем участникам образовательного процесса, как обстоят у них дела «на самом деле», каковы их реальные достижения и дефициты, какие конкретные предусмотренные протоколом меры должны быть предприняты для упрочения первых и возмещения вторых.
Кстати сказать, то же самое происходит сейчас и в отечественной медицине. Люди в белых халатах посредством аппаратов с заложенной программой обследуют пациента и сообщают лечащему врачу полученные данные. Его задача – соотнести эти данные с протоколами, идентифицировать диагноз и назначить предписанное для данного случая лечение. Дело пациента – обеспечить неукоснительное исполнение этих рекомендаций. Главное – не допустить никакой отсебятины ни на одном из этапов, никакого отступления от «технологической карты». Считается, что если никто не позволит себе «ничего лишнего», то результат будет соответствовать Стандарту.
Продолжим аналогию в образовательную сферу. Ребенок – пациент, страдающий множеством недугов под общим названием «взросление». Среди них – личностное, интеллектуальное, социальное, нравственное, физическое – и много других. Дело за малым: разработать соответствующие онтологии, ввести их в машины ИИ (искусственного интеллекта), получить БД (большие данные) по каждому ребенку в интересующих нас областях его деятельности (а лучше – тотально), разработать для него ИОП (индивидуальную образовательную программу) и обеспечить контроль ее неукоснительного выполнения. На выходе мы гарантированно получим стандартно образованного, стандартно воспитанного, стандартно развитого творчески, физически и духовно стандартного гражданина. Мечта любого стандартного государства со стандартным населением. Мечта любого стандартного учителя стандартной общеобразовательной школы.
Замечательно!
Мне, разумеется, могут возразить, что я неверно трактую понятие «стандарт», что оно – синоним не прокрустова ложа, а безграничных открытых возможностей личностного роста по всем мыслимым и немыслимым направлениям научных, творческих и социальных склонностей и интересов ребенка, что стандарт – это не более чем базовые требования к условиям, а вовсе не фиксация конечных результатов. Особенно если речь идет не о «глубоких и прочных знаниях», а о таких тонких материях, как воспитанность личностных качеств и развитость деятельностных компетенций.
Боюсь, однако, что если вам предпишут действовать по жестким протоколам в соответствии с формализованной и оцифрованной целевой моделью, то факт достижения ее целей придется доказывать не получением некоего «конечного результата» (на какой предметности, в самом деле, можно зафиксировать результат духовно-нравственного или патриотического воспитания?), а точностью соблюдения протокола с его неизбежными количественными показателями, по умолчанию предполагая, что это как раз и есть тот самый случай, когда количество (событий, мероприятий, призовых мест) железно переходит в качество (образованность, культурность, компетентность).
Спору нет, предлагаемая модель отлично применима в делопроизводстве с его легко формализуемыми операциями. Но там, где речь идет о живых людях, а тем более о детях, занятых перманентным поиском себя, мы вступаем в зону риска. Фактически мы говорим ребенку: машина знает о тебе больше и лучше, чем ты сам и все окружающие тебя взрослые (родители и учителя) вместе взятые. Не мы, а всезнающая машина сообщает и тебе и нам, что ты собою представляешь, чего ты хочешь и чем интересуешься. Мы все должны делать только то, что она нам рекомендует, а она будет оценивать, что у нас получается.
И постепенно ребенок привыкает к тому, что не принадлежит себе, что за него (и вообще за всех) всё решает машина. Он разучается быть самостоятельным, перестает чувствовать себя ответственным за собственные решения, привыкает к тому, что его произвольные действия постоянно цензурируются и оцениваются по неведомым ему основаниям. Парадоксальным образом он становится заложником не только программы, по которой работает алгоритм, но и самого себя – ведь ему постоянно твердят, что эта программа постоянно его «мониторит» и максимально учитывает результаты этого мониторинга. Иными словами, мы рискуем получить или полноценного шизофреника, боящегося собственной тени, или безвольного исполнителя «машинной воли».
Если такой риск есть – пусть даже минимальный – значит, что-то тут не так.
Поддаться ли зову этого соблазна – или прислушаться к пророчеству?
Нам решать.
