Как существовать литературе как предмету школьной программы? Как взаимодействовать с существующим литературным каноном? Трое преподавателей литературы рассказали «Детям Вышки» о том, зачем на самом деле нужен их предмет.
Наш материал сегодня – интервью с Анастасией Туляковой, преподавательницей литературы в Лицее НИУ ВШЭ.
Преимущество литературы как школьного предмета в том, что она может воздействовать на ученика разными способами – и практически, и эстетически, и этически. Прагматическая функция литературы важна – она учит понимать текст, притом любой – от романа до рекламной вывески. Механизмы понимания и сложного, и простого текстов в основе своей идентичны: чтобы считать информацию, нужно понять, каковы ее составляющие, что позволяет ей воздействовать на нас и обуславливать наши поступки, почему она вызывает отторжение или, наоборот, поражает. Ежедневно мы проделываем эту аналитическую процедуру десятки раз, проделываем автоматически, потому что текст окружает нас всюду. Мы в нем живем. Литература позволяет усовершенствовать навыки анализа, помогает считывать нюансы смысла даже там, где их, на первый взгляд, нет.
Литература как выражение эстетического предполагает эскапизм в мир прекрасного, в мир, где преображение возможно и где оно не всегда зависит от реальности. Чтение литературы развивает чувство стиля и чувство красоты. Увидеть прекрасное там, где его не видят другие, заметить словосочетание, которое вмещает в себя всю философию любви и искусства, вообразить жизнь, которой никогда не было, – все это учит созерцать, а ничто не действует на нас так умиротворяюще, как созерцание и его последствия.
Наконец, литература учит принятию. Мы можем не любить Катерину из «Грозы», Наташа Ростова нам может казаться лишь «плодовитой самкой», а Сергей из «Леди Макбет Мценского уезда» – гнусным ловеласом, но наша задача не стигматизировать героев, а понимать их, хотя бы потому что сама художественная условность ставит перед читателем именно такую задачу.
Делить мир на только «плохой» и только «хороший» не всегда справедливо. И литература позволяет эти размытые границы увидеть. В идеале этому всему и должен учить школьный курс литературы.
ЕГЭ диктует свои правила, особенно это касается профильных групп. Например, в кодификаторе по литературе приведен список текстов школьной программы, знание которых якобы необходимо для успешной сдачи экзамена. Я не могу позволить себе, прежде всего по гуманным соображениям, полностью пренебрегать этим списком, потому что понимаю – от него зависит будущее детей. Не у всех есть возможность обращаться за помощью к репетитору, не у всех есть способности анализировать текст самостоятельно. В то время пока я игнорирую директивы, порожденные системой образования, решается чья-то судьба. И мне страшно представить, что из-за моих воззрений может пострадать человек, который в той же степени, что и я, и даже больше, является заложником этой системы. Конечно, я поддерживаю отказ от обязательной программы по литературе – преподаватель волен сам распоряжаться своим уроком, хотя бы потому что он практик и в большинстве случаев сам может решить, что и кому из детей читать. Но тогда нужно упразднять ЕГЭ и разрабатывать совершенно иную систему выпускных и вступительных испытаний. Возможно ли это в ближайшие годы? Едва ли. Поэтому я работаю с тем, что есть. В конце концов, даже в кодификаторе мы имеем дело с каноническими текстами, анализировать которые можно бесконечно и разнообразно.
Один текст невозможно отделить от другого, поэтому часто я советую прочитать детям то и это – иногда рекомендую настоятельно, иногда по желанию. Все-таки дети должны иметь свободу выбора. Возможность выбора распространяется и на содержание программы по литературе. Не вижу необходимости ее сокращать или, напротив, расширять, хотя приходится делать и то и другое в силу регламентированности учебных часов, отведенных на предмет. Анализировать один текст в течение длительного времени – скучно, хотя и полезно. Принцип «медленного чтения» подходит для небольших текстов, для романов в контексте школьного курса литературы – нет. Дети изучают литературу углубленно, но пока не профессионально – своей задачей я ставлю показать им все разнообразие существующих подходов работы с текстом, а для этого нельзя ограничиваться малым числом произведений, потому что не всякий текст универсален и не всякий репрезентативен. К тому же обширный репертуар чтения позволяет детям отыскать «свое» – не нравится один текст, может привлечь другой.
Я не требую от детей выполнения еженедельных домашних работ – предлагаю так называемые модульные задания, довольно объемные и сложные, в количестве пяти-шести штук, которые можно сдавать на проверку как в течение модуля, так и в самом его конце.
Неизбывная обязанность детей, о которой я периодически им напоминаю, – чтение текстов, предназначенных для урока, и хорошее их знание (знание текстов я проверяю письменными блиц-опросами, и, как выясняется, это невероятно полезно!). Есть произведения, в том числе из зарубежной литературы, к которым приходится часто отсылать на занятиях – например, к «Мадам Бовари» Флобера. Если у человека пытливый ум, он прочитает этот роман и без принуждения, как и Данте, Сервантеса, Шекспира или Гете.
На мой взгляд, занятия должны быть концептуальными и информационно насыщенными. Я стремлюсь к тому, чтобы с каждого урока дети выходили просвещенными (и возвышенными!) – неважно, сколько нового они узнают, главное, чтобы узнали. Для неподготовленного ума такая концентрация знания может быть травмирующей, но спустя месяц дети привыкают и к скорости обсуждения, и к его продуктивности.
Залог хорошего урока – способность удивлять. Это касается любого произведения. Текст может быть нудным (в том числе для меня), но, чтобы дискуссия удалась, необходимо найти в нем загадку или указать на то, чего в процессе чтения не замечаешь.
Дети бывают в полном восторге от обнаружения упущенных деталей и их интерпретации, от всевозможных параллелей и трактовок. Текст познается в своей целостности. Без общей картинки, без понимания того, как она устроена, изучение литературы не имеет смысла. Но имманентный анализ доступен не всякому. А вот интеграция литературы и других наук интересна, как мне кажется, многим. Литература невозможна вне лингвистики, истории, культуры, философии, социологии. Конечно, это требует серьезной подготовки от преподавателя. Но реакция детей того стоит. Да и самому полезно постоянно начитывать материал, открывать то, о чем не догадывался раньше. Поразился ты – поразятся и дети. Наша профессия сродни актерской – нам дано заражать. Знание передается не только вербально, но и эмоционально. Литература учит эмпатии, отчего же не применять ее тут же на уроке?
Мой подход во многом академический, поэтому я стараюсь включать литературу в систему современного научного знания – рассказываю о различных направлениях в изучении гуманитарных наук, о методах анализа текста, о прочих прикладных для литературоведа навыках. Все это сближает с филологией и показывает, что литература – особый мир, доступный каждому, что он не ограничивается чтением русской классики и обсуждением темы-идеи произведения. Да и что греха таить – многое зависит от личности преподавателя, от его способности балансировать между добротой и строгостью, интеллектуальностью и приземленностью, эмоциональностью и умиротворенностью, авторитарностью и демократичностью. Мне важно доверие детей, или даже их «вручение» себя мне. Такое доверие создает плотную эмоциональную связь, необходимую, на мой взгляд, для качественного учебного процесса. Это не отменяет сомнений, вопросов, дискуссий, но нивелирует страх быть непонятым, непринятым, неуслышанным. Когда дети приходят в аудиторию, им должно быть комфортно, и дело, конечно, не только в чаях и печеньях. У каждого ученика своя идентичность, об этом я стараюсь помнить, даже если эта идентичность не сходна с моей.
Как заинтересовать литературой равнодушного к чтению ученика? Не знаю. Прежде всего, не нужно принуждать. Когда ученик подходит ко мне и говорит: «Я устал от литературы», «Я не могу видеть книги», «Я не читаю художественные тексты» и проч., я отвечаю ему: «А вы не читайте. Возьмите и не читайте». Такая реакция детей, как правило, обескураживает. Они могут и дальше не читать, но они будут приходить, потому что их поняли и приняли, и будут слушать, потому что слушать легче, чем читать. А для первой ступени к постижению литературы этого вполне достаточно.
Анастасия Сенина
