Оказывается, в этой: пусть не в нашей собственной, но в жизни наших детей практически наверняка. Медицина гарантирует.

Дело в конечном счете за самими людьми – как они воспользуются этим невероятным подарком? Вопрос не праздный: статистика утверждает, что в мире сегодня кончает жизнь самоубийством больше народу, чем гибнет во всех ДТП и вооруженных конфликтах вместе взятых.

О том, что жизнь граждан нашей страны может быть продлена почти вдвое против нынешнего (и, без сомнения, будет), заявила глава Минздрава. И это вполне логично. Но те же слова вполне можно было бы услышать и из уст главы Минтруда – это впрямую касается и его ведомства.

Мне кажется, что первым, кто должен был бы заговорить на эту тему с особой озабоченностью, должна была стать глава Минпросвещения.

Почему? Да именно потому, что дети «психологически бессмертны» – до поры до времени их сознание вообще не посещается мыслью о конечности индивидуального бытия: до 10–12 лет их вовсе не волнует, «сколько еще осталось». Но потом эта мысль начинает приходить все чаще и цеплять все сильнее.

Подростки начинают смотреть на взрослых (особенно учителей) со смешанным чувством надежды и недоверия:

• с одной стороны, они ждут исчерпывающего ответа-объяснения,
• а с другой – чувствуют, что объяснение будет заведомо неудовлетворительным, потому что учителя (как, впрочем, и родители) говорят не о том, что будет с ними, подростками, а о том, что когда-то было с ними, взрослыми.

Да, продолжительность детства увеличивается (похоже, скоро она достигнет 25-летней отметки). Но еще больше увеличивается молодость – до 50–55 лет. Соответственно, зрелость – до 90–100.

Людьми преклонного возраста станут считаться импозантные дамы и кавалеры 100–120 лет.

А там, глядишь, и старость подкрадется – но тоже нескоро.

Поэтому, конечно, новым восьмиклассникам будет все более странно и удивительно читать у Льва Толстого описание княгини Ростовой как сорокалетней старухи. Но какую реально-практическую ценность будет иметь для них это знание из области исторической социальной демографии, сказать не возьмусь.

И вот первого сентября мы придем к детям, которым – впервые в истории человечества – предстоит прожить 120–140 лет. Понимаем ли мы, их родители и учителя, что для нас это не просто некая нейтральная информация, а крайне актуальное образовательное обстоятельство? Подчеркиваю – именно для нас с вами, и только уже опосредованно – для самих детей.

Не появляется ли у нас ощущение, что в содержании нынешнего образования прямо на наших глазах возникает своего рода «черная дыра», что оно начинает утрачивать свою привычную предметность?

Речь, понятное дело, идет не об учебной, а о социокультурной и социально-психологической предметности, без опоры на которую никакое человеческое образование невозможно.

Мало этого.

Нынешних детей, только-только вошедших в возраст молодости (по новой жизненной периодизации), ждет прохождение «точки сингулярности» – момента перехода искусственного интеллекта в более сильную позицию, чем у нашего, естественного.

Это переход во множестве существеннейших сфер деятельности: медицине, управлении производством (не говоря уж о самих производственных процессах), подготовке всесторонне просчитанных проектов социально-экономических, социально-политических решений.

Понимаем ли мы, что им, скорее всего, предстоит пройти экзамен на выбор профессии, которой сегодня нет и в помине?

Учить детей жить в этом мире нужно уже сейчас – но как учить, если попросту некому?

А теперь – внимание! Может, это нам только кажется, что некому? Может, мы просто сами внушили себе, что не готовы?

Может, мы уклоняемся от ответственности, не давая себе труда осознать, что теряем драгоценное время и отнимаем у собственных детей шанс (и без того совсем невеликий) хоть как-то подготовить себя к столкновению с будущим?

Может быть, по душевной и интеллектуальной лености мы прикидываемся незнайками, а на самом деле, судя по массе уже изданных книг, ставших мировыми бестселлерами, не так уж и плохо представляем себе (пусть и в самых общих чертах) это самое будущее?

А если это так, то не это ли знание должно стать важнейшей (по значению) составной частью содержания общего среднего образования, его основной предметностью?

Той самой предметностью, которая только и способна объединить всех нас – учителей, учеников и их родителей – в единой цели: помочь друг другу войти в невероятно сложную жизнь почти полуторастолетней продолжительности.

И тогда – тоже впервые в истории – ученики не спросят нас, зачем им это надо. Они сами поймут это – и даже лучше нас самих.