Наведенные воспоминания – это вообще частое явление в общественном сознании. Откуда-то берутся фантомы, запруживают наше сознание, убеждают в том, что при трезвом размышлении выглядит сомнительно. Косноязычие публичных людей возраста традиций устного экзамена – тому подтверждение.

Устный экзамен прошлого учил чему угодно, но только не тому, о чем ностальгируют его поклонники.

То, что 13 апреля происходило в подавляющем числе школ страны и что еще будет продолжено 16 апреля – это странная калька с «русского как иностранного».

Содержание экзамена предполагает проверку навыка чтения, пересказа, умения строить монолог и вступать в диалог на русском языке.

Новый опыт экзаменатора

Слушать здравых, взрослых пятнадцатилетних людей, которые, волнуясь, выполняют эти незамысловатые упражнения, было немного неловко.

Диалог, пожалуй, единственное утешение этой процедуры.

Если экзаменатору хватало ума не прибегать к заготовленным вопросам, а просто поддерживать разговор, то можно было услышать много интересного и содержательного: кто-то рассказывал о паломничестве в монастырь на Пасху, кто-то – о своих научных изысканиях. Один мальчик вполне убедительно рассуждал о том, чем учащийся отличается от ученика, занимающегося образованием.

Регламент экзамена не позволял долго общаться с ребятами, но это были глотки свежей родниковой воды, оживляли они и меня, и ребят. Мы иронизировали, смеялись, сочувственно говорили о ценном и, как мне показалось, на мгновение забывали о том, что это экзамен.

Затратное мероприятие

Организационно это событие очень и очень затратно для учреждений. В нашей школе экзамен сдавали 60 детей, есть школы, в которых намного больше девятиклассников. Так вот, на одну экзаменационную группу нужно двое взрослых без учета администраторов, которые занимаются сведением отчета, заполнением электронных форм, передачей их в центры мониторинга, и дежурных, следящих за тишиной.

Одна экзаменационная группа – это 10 человек, то есть то количество, которое экзаменаторы могут без ущерба для своего профессионального самочувствия выслушать. Можно и тридцать, конечно, но резко появляются риски неправильных коммуникаций.

В среднем в этот день школа должна была освободить от 8 до 12 учителей от занятий, чтобы обустроить экзамен: эксперт, экзаменатор на одну аудиторию, дежурные сотрудники в коридоры, организатор и технический работник.

Надо ли говорить, что люди в школе все сплошь предметники, у них есть в этот день уроки, вернее, должны были быть.

Аудитории – их тоже нужно освободить, желательно, чтобы на этаже не было обыкновенно бегающих и громко галдящих детей. А это сложная логистика для школ, в которых все кабинеты наперечет.

Оценивать когда и как?

Внешняя организация сопровождалась суетой – что понятно, когда дело новое. Понятно, что не нужно было накануне экзамена менять правила игры.

В первых методических рекомендациях говорилось, что оценивание может происходить либо сразу после ответа, либо после всего экзамена – на усмотрение школы. Буквально за пару дней до 13 апреля вышла более жесткая директива – только после экзамена.

Зачем? Каких-то вразумительных пояснений мы не получили.

Я сообщала результат ребенку сразу: в чем он хорош, а в чем можно поработать над качеством речевого поведения – это было и ресурсно для нас обоих, мне не нужно было собирать свои пометки и тратить время после экзамена на их расшифровку по каждому ученику; и терапевтично, для ребенка экзамен превращался из контрольного действия в консультационное, дети искренне интересовались, как можно было сказать ту или иную фразу, чтобы речь была качественнее. Таким образом, я из экзаменатора превращалась в собеседника, который видит индивидуальное речевое поведение.

Быстроговорение, дефект звукопроизношения, сложности с дыханием – все это не поддается оценке во время экзамена, ибо темперамент и физиологию еще никому не удавалось отменить ради пресловутого критерия.

И да, 15 минут на ребенка – этого времени, заложенного регламентом, мало. Оптимально 20–25 мнут для спокойного неторопливого выполнения всех технических процедур и ради того, чтобы не было психологической возгонки, которая вредна как ребенку, так и взрослому.

Экзамен по Скайпу

Известно, что в школе, где я работаю, много детей, обучающихся дистанционно. Мы апробировали сдачу устного экзамена по Скайпу. Были проверяющие из отдела образования, которые исследовали (именно исследовали, а не контролировали) эту процедуру. Интересный опыт, технически не очень сложный.

Нормальный Интернет и программное обеспечение Скайп – вот то немногое, что нужно для работы.

Все выходы в эфир сопровождались диктофонной записью, можно было записывать и видеоотчет, но решили не перегружать этим ни себя, ни детей. Рядом с детьми могли находиться родители. Экзаменатор-собеседник и экзаменатор-эксперт – в общем-то избыточные функции, но и они органично вписывались в дистанционную форму экзамена. Ребенок видел только собеседника. Эксперт передавал ему результаты, и тот их оглашал. Все это, повторюсь, мог делать и один человек. Профессиональному филологу не сложно одновременно разговаривать и фиксировать неточности речи.

Сертификат оратора

Каким бы мог быть этот экзамен, если бы у него были другие задачи? Не диагностика средней речевой температуры по больнице, а экспертиза способности публично говорить. Во-первых, такой экзамен должен быть добровольным. Да-да. Именно таким.

Хорошо бы детям создать возможность пройти некий «тест» на публичное говорение, получить сертификат, с которым бы они могли претендовать на соответствующие профильные специализации: журналистику, политологию, юриспруденцию и так далее.

По содержанию это могли бы быть публичные выступления на актуальные темы истории и современности, культуры и общества, собственных достижений. А в пятнадцатилетнем возрасте таковые уже могут быть.

Устное публичное выступление в логике TEDx, с голосованием профессионалов, сверстников и родителей класса или школы – такая форма экзамена сделала бы его по меньшей мере красивым, а это немаловажно в наше избегающее красоты время. Свобода и красота – этого достоин родной язык и родные дети.