В Ингушетии разворачивается история, получившая большой общественный резонанс. В четверг, 1 марта, в поселке Долаково силы Росгвардии (два войсковых «Урала», спецназовцы) «взяли» школу хафизов, которая работает под патронажем местного муфтията. Вот уже неделю республика бурлит, фотографии с вооруженными людьми, которые по лестницам перебираются через школьный забор, переполняют ингушский сегмент соцсетей.
Накануне выборов в Ингушетии вылезают на поверхность тектонические плиты острейшего конфликта между руководством республики и официальным духовенством.
Что такое «школа хафизов», и кто такие эти хафизы? Хафиз — человек, знающий Коран наизусть, от первого до последнего аята, все 600 страниц. Эти люди хранят устную традицию Корана, участвуют в ритуальных мероприятиях. Еще лет десять назад хафизы в республике были экзотикой. Теперь хафизы в тренде — Коран изучают во многих республиканских медресе, есть даже онлайн-курсы.
По сути, подготовка хафиза представляет собой механическое заучивание аятов на арабском языке. Как и любой рефлекторный навык, этот лучше всего усваивается в раннем возрасте. Как мне сказали в ингушском муфтияте, с 8 и до 13—14 лет. Школа в Долаково, в которую нагрянула Росгвардия, — единственная в республике обучает детей посредством полного погружения в предмет. Дети (42 мальчика) живут в доме, выкупленном под эти цели «неизвестным благотворителем», и в течение трех лет (в отдельных случаях — быстрее) учат священный Коран — как поясняет директор школы Адам Малороев, «с утренней молитвы и до 10 вчера». По воскресеньям мальчиков водят в ФОК, иногда возят отдыхать в горы, поскольку «нагрузка колоссальная». Раз в два месяца отпускают на недельку домой, однако общепринятых школьных каникул у этих детей нет: «Если слишком большие каникулы ставить — ребенок начинает отходить от графика, и обратно встроиться ему сложнее», — пояснил мне Магомед Хаштыров, заместитель кадия республики.
Как рассказывают в муфтияте, все дети, проживающие в школе хафизов — «надомники», т. е. осваивают школьную программу без посещения общеобразовательной школы — притом делают это с легкостью. В школе хафизов для мальчиков организованы кружки русского и математики: «Мысль, что этих детей отводят от школы, они не получают светское образование — ну, это вранье чистое, — сказал мне Хаштыров. — Потому что мы же не в ХVI веке живем, это ХХI век, мы все понимаем, что гуманитарные знания ребенку нужны, каким бы хафизом он ни был. Ни один родитель не позволит, чтобы его ребенок отставал от общества».
Здесь с представителем муфтията сложно не согласиться: современное ингушское общество, стремительно впитывающее ислам, приводящее в соответствие с религиозными канонами абсолютно все области своего бытования, очень приветствует знание Корана. И ребенок-хафиз дает родителям гораздо больше оснований для публичной гордости, чем, скажем, победитель скучной математической олимпиады.
…И вот в эту тихую обитель за четырехметровым кирпичным забором нагрянула Росгвардия. «Не наша — хотя они все тут прикомандированные — а из главка», — подчеркнул позже в интервью Глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров. В чем заключаются формальные претензии к школе — не ясно даже спустя неделю после происшествия. В муфтияте мне сообщили, что проверяющие сотрудники объявили, что ищут запрещенную литературу, но не предъявили ордер, да и не прошли дальше порога — поварихи не пустили.
Евкуров же в большом интервью, посвященном скандальному случаю со школой, говорил о множественных нарушениях самого разного толка. И о том, что школа работала без разрешительной документации, не уведомив даже республиканский Совет безопасности, и о том, что качество образования сомнительно, ну а больше всего — о том, что в школе Коран преподавали два уроженца Таджикистана: «Сейчас выборы на носу, и любой иностранец на особом контроле у спецслужб».
Понятно, что этот комплект разнонаправленных претензий Евкуров заявляет только для поддержания публичного диалога. Все они спорны. Министерство образования пожимает плечами, признавая, что, да, у школы нет лицензии, но ведь она и не занималась образовательной деятельностью в том смысле, который подразумевает закон. Муфтият напоминает об отделении государства от религиозных дел — какой может быть контроль качества преподавания Корана? Да и таджики, со слов Хаштырова, давно натурализовались в России (если конкретнее — в Чечне, где подобных школ значительно больше) — один имеет гражданство, второй вид на жительство, и оба за пару недель до инцидента уже ходили по вызову и в ФСБ, и к участковому.
Всем понятно, что настоящие причины визита правоохранителей в школу заключаются в другом.
Известно, что между Евкуровым и муфтием Ингушетии Исой Хамхоевым — затяжной, очень острый конфликт. Для наружного употребления этот конфликт обосновывается богословскими мотивами: официальное духовенство трубит об опасности легализации салафитов. В свою очередь, глава республики ратует за равенство всех молящихся перед законом, поддерживает хоть какой-то диалог с салафитскими лидерами. Эта позиция решительно отличается от общепринятой в регионе, Ингушетия на сегодняшний день единственная республика на Кавказе, где салафия находится на легальном положении — и ничего, показатели преступности не хуже, чем у других.
На деле же конфликт между главой республики и муфтиятом имеет куда более мирские основания: сюжет его в основном закручивается вокруг строительства грандиозного религиозного комплекса в Магасе.
На площади в 20 Га, помимо мечети на 8—10 тысяч молящихся, запланирован исламский университет, огромные торговые и выставочные пространства.
Этот исламский комплекс в Магасе был задуман еще при президенте Аушеве и стянул на себя колоссальные инвестиционные потоки. Помимо бизнеса и чиновников, жертвующих на проект, строительство университета, например, целиком взял на себя Катар. Если сложить озвученные за эти годы суммы пожертвований, хватило бы, вероятно, на несколько исламских центров — однако до сих пор удалось построить только фундамент под мечеть, да и тот уже дал трещину.
Власти республики и муфтият осыпают друг друга взаимными упреками в злоупотреблениях с пожертвованными суммами.
Некоторое время назад мэрия Магаса заявила об истребовании городских земель, на которых предполагается строить центр, из бессрочного пользования муфтията. Данное событие было крайне болезненно воспринято официальным духовенством, а нужно понимать: имамы в республике — колоссальный пропагандистский ресурс, да еще и накануне выборов.
(Интересный, кстати, вопрос: как общественная организация, каковой является муфтият, усилилась до такой степени, чтобы открыто и даже с вызовом оппонировать мощнейшему главе региона? Здесь работает банальная физика: вырвавшись из поля притяжения Евкурова, протестные фигуры разной величины и веса неминуемо попадают в орбиту главы соседней Чечни Кадырова. И не исключаю, что — безотносительно к грядущим выборам, которые, как известно, любят тишину — ингушское руководство имело достаточные основания рассматривать ингушского муфтия Хамхоева как проводника интересов Рамзана Кадырова на своей территории).
5 февраля ингушский муфтият объявил о сборе митинга против злоупотреблений при строительстве мечети. Митинг был назначен на 3 марта, он должен был пройти прямо на недостроенном фундаменте. 13 февраля Юнус-Бек Евкуров выступил с заявлением о недопустимости политизации проповедей в мечетях. Прокуратура Магаса заявила о незаконности планируемого мероприятия, однако организаторы не собирались включать заднюю.
«Беззаконие привело религиозное сообщество республики к потере доверия к региональным властям», — заявил муфтий Хамхоев.
За две недели до выборов в республике отчетливо запахло керосином.