Если в ваших планах жить (а это – неплохие планы), то вы стремитесь придержать молодость внутри. Порой невольно – не молодясь специально. Нормальное состояние человека. У Бертрана Рассела глаза горели в 95, и на их свет слеталась жизнь.

За что мы держимся?

«Молодость внутри» – двухконечная, обоюдоострая палка. Надо быть готовым к тому, что с возрастом может возникнуть вопрос: что я, такой молодой и красивый, на себе ношу? Замученного, запущенного, толстого субъекта? Ладно бы это – субъекта можно отправить на фитнесс, к стилисту, просто дать ему перевести дух.

«Молодость души» – это постоянная провокация внутри. Душа всегда молода, пока жива. И ей безразлично, каких субъектов вы таскаете на себе, как раненных или чемодан без ручки, переводите через улицу и т.п. Вы не знаете, чего от себя ожидать, какие сюрпризы-капризы таит в себе юная душа. И проявляется это ближе к шестидесяти. В двадцать вы точно решили, чего хотите, кем будете. Дух уже захватывает, а душа еще толком не родилась.

А тут еще незадача – к 60 вы начинаете кое-что смыслить, кое-что понимать в том, чем в 20 чувствовал себя непревзойденным. Приходит осознание, что поскромничали в молодости, записав за собой завоевание мира. Миров ведь намного больше, и не все надо брать приступом. Некоторые сами к вам выстроились в запись на очередь. А вы и не заметили.

И вы отпускаете седую бородку, за которую еще тогда, как вам кажется, поймали бога, только-только отпустив ручку взрослого, учителя, наставника. А ведь она-то и держала. Ручка, а не бородка.

Немного о бороде и живописи

Борода в истории культуры – магический атрибут, символ могущества мужчины. Тем более, если он бог. Петр I не зря замахнулся на святое. Фрейд в своей манере осмысливал этот символ, а бороду отрастил уже в 22 года. Существует и страх бороды – погонофобия.

Не то что схватить, просто прикоснуться к сакральной бороде означало добиться своего. К тому же, вызов – в старину так вызывали на поединок противника, зачастую более сильному. Не каждому суждено!

Столь же хитрая и ревнивая, сколь прекрасная и властная жена любвеобильного отца богов Юпитера Юнона (см. картину Франца Джаннека),

вернула его в семейное лоно, и он воспылал к ней прежней страстью. Бывшей возлюбленной Юпитера морской нимфе Фетиде повезло меньше: оракул предсказал Юпитеру, что от брака с Фетидой у них родится сын, который ниспровергнет отца, и тот велел выйти ей замуж за простолюдина.

А вот на картине Жана Огюста Доменика Энгра Фетида прикасается к бороде Зевса – прообраза римского Юпитера совсем по другой причине. В ее взгляде – мольба, мольба о судьбе сына Ахилла – героя Троянской войны (в полном соответствии с гомеровской «Илиадой»). Как вы думаете: чей ревнивый взгляд на облачко слева? Конечно, Геры, которой предстоит стать у римлян Юноной. Энгр немножко смешал времена, сюжеты и отчасти смыслы. Не слишком ли юна мама воина, не слишком ли чувственна и раскована в своем порыве? О том ли просит? А Зевс? Он напряжен в своем раздумье, как будто решается не судьба Ахилла, а его собственная. Оракул Юпитера! И орел как бы подсказывает: «Помни о пророчестве, погибнешь!». Но велико желание. Гениальная Энгровская живописная игра в «Замри!». Кстати, в названии картины 1811 года значится Юпитер, а не Зевс (‘Jupiter et Thétis’), при отсылке к Гомеру. Картину не сразу приняли парижская публика и критики – просто не поняли. Не поняли «смыслосмешения» – того, на чем была построена римская культура.

А как описал Пушкин победу Руслана над злым колдуном Черномором? Правильно: схватил за бороду и отрубил ее.

Руслан и Черномор. Иллюстрация: ie.pinterest.com

Сюжет уходит в восточный и более ранний языческий фольклор. Злых джиннов тоже лишали магической силы, отсекая бороды. А позднее добрые сами дарили свое волшебство хорошим советским мальчикам с Новослободской, как Хоттабыч Лагина, выдергивая волосинки из бороды.

Наступает самое интересное

Но это мифы, сказки, а как в жизни?

А в жизни, после шестидесяти, да и до, наступает самое интересное. Сколько продлится и чем завершится, – спрашивайте у двадцатилетних, они все знают. И бороды, как у Зевса, у них сейчас в моде.

Наползающая старость бездушна. Она прет на тебя вагоном новых идей, замыслов и планов. Среди них встречаются до неприличия дерзкие, наглые, молодые мечты. У тебя отрастают настоящие зубы, появляется кураж хозяина свобод, в которые юность только поигрывает под присмотром беззубого старичка. То, что придумал еще тогда сам, со всей серьезностью и значительностью во взгляде на себя. И именно этого старичка ты видишь, озираясь на сделанное. С пониманием того, «как все это можно устроить», как претворить в жизнь, которую незаметно пережевал беззубый старик из прожитого.

Иначе, старость – это главный вызов, жизненная проверка, тест на незряшность. Решающее сражение за себя. Бой с экстремальным упоением.

Неминуемый физический исход к старости самой по себе прямого отношения не имеет. Пора «отвязать» старость от умирания, смерти (о ней, к слову, следует начинать думать гораздо раньше). «Отвязать» не только в мыслях, но и на «практике жизни», как это делают те, кто живет, а не выживает и «доживает».

Да и старость уходит из человеческого мира. Иногда с последними стариками. Иногда от тех, кого еще недавно ими считали.

Так или иначе, стоит побороться с беззубым старичком, который иногда пытается «курировать» вас с юности, если не с ногтей порозовей. Побороться – хотя бы на территории собственной личности. Чтобы он еще и вашу старость на десерт, окуная в жидкий чаек, не употребил.

Страшнее старости – только мифы о ней, которые создают сами люди. И естественно – воплощают в жизнь, которую сами же превращают в «доживание». Просто подарочная разгрузка от забот и затрат для нерадивых работников социальной сферы.

Возможно, кто-то скажет: все это – защитный оптимизм. И возможно, отчасти будет прав. Но тут есть один биографический нюанс. Чтобы ребенок повзрослел, ему должен быть явлен образ взрослости в лице самых близких, самых значимых людей – родителей. Читайте Даниила Борисовича Эльконина. А так он просто «подрастет», где-то поднаберется опыта взрослости «со стороны», но так и не увидит себя взрослым в самом главном, в самом сокровенном зеркале. Не увидит взрослого alter ego.

Так и со старостью. Мои родители ушли сравнительно рано, и я не узнал их стариками. Передо мной не было образа старости, который я мог бы примерить на себя как родной. Я просто не умею стареть, не знаю, как это делается (лучше бы, конечно, другой ценой). Дряхлею, но дряхлеют сейчас намного раньше, чем стареют. А вот старичок не шепелявит в глухое ухо точь-в-точь как в юности.

Хотя живы некоторые мои наставники, им за 90. Общаюсь с ними регулярно, а «старичка» ни в ком не вижу. Они не просто «в строю» – впереди строя. За ними надо еще угнаться. Хватило бы доступного мне вдохновения. Для меня они – олицетворения торжества жизни над «дожитием». Бород у них нет. Всю жизнь черпают жизнь только из жизни. И еще с другими делятся.

А старость? Да пусть горят лживые календари и завравшиеся паспорта. И сгорают от страсти паспортистки!

Но для начала – все-таки отпустите бородку. Не только из учтивости. Ему еще миры для вас (и не только для вас) сотворять. Чтобы вы сами себя в них нашли. Естественно, молодыми. И текст этот написан исключительно для молодых.