Юбилей гения пантомимы – клоуна и трагика – Леонида Енгибарова прошел «бесшумно». Как и полагается в пантомиме. И все же, это грустно. Что, впрочем, тоже по-енгибаровски. Но никак не в оправдание ныне здравствующим – в отношении «единственного незаменимого Актера», как сказал о нем кинорежиссер Сергей Параджанов. Любые сравнения с иными «единственными незаменимыми», хоть с Чаплином, хоть с Этьеном Декру, хоть с Марселем Марсо, неуместны. Тем более, в эпоху торжества заменимости, где «шумная» знаменитость любой «заменимости» дает основания провозгласить ее «гением».
Жизнь Леонида Енгибарова, которому 15 марта исполнилось бы 90 лет, оборвалась «на цифре 37», оставшись великим «пантомигом» в истории.
«Пан-» по-гречески» – то, что охватывает все. «Пан» – то, что не пропадает и переживает любую память. Как те главные чувства и мысли, для передачи которых мы просеиваем пригоршни слов без гарантии найти единственное.
Те главные чувства и мысли, которые Енгибаров мог выразить в миг и без единого слова – при помощи сокращений крупных и мелких мышц.
Он парил, как Параджанов…
Летящий Параджанов – знаменитое фото тбилисского мастера Юрия Мечитова
Моя, еще детская любовь к нему, – от отцовского обожания его творчества. Однажды папа повел меня в цирк (который мы так любили) ради него. Клоун, чтобы задуматься? Так в этом состоит его главная работа! На мгновение задуматься перед тем, как рассмеяться. Или заплакать. Папа примерно это мне и объяснил. Так лет в 10 наступило первое понимание того, что мысль живет не только в слове, но и в моторике, и в позе, и во взгляде, может улыбаться и грустить, – оттуда же.
Кстати, Енгибаров виртуозно владел словом. Владел мыслью. Своей – и миллионов. Да, клоун был властителем дум. Опубликовал несколько книг, в том числе, рассказов. Вот перо Леонида Енгибарова:
«Грeмит бaрaбaн, рaccыпaeтcя cуxaя дрoбь, мeжду трeмя булaвaми мeчeтcя фигуркa жoнглeрa.
– Нe урoни! Нe урoни!
Tри булaвы вылeтaют из-зa cпины, выcкaкивaют из-пoд нoг, вoт oни нaд гoлoвoй, вoт у caмoй зeмли, и тo бeшeнo крутятcя, тo будтo зaмирaют в вoздуxe.
– Нe урoни, кaк oднaжды урoнил cвoe cчacтьe. Эти три деревяшки забрали у тебя все, a что дали взамен? Но oб этoм пoтoм. Ceйчac твoи лaдoни в крoвaвыx трeщинax, и бecпoщaдныe прoжeктoры бьют, дo cлeз бьют пo глaзaм.
– Нe урoни! Tы жoнглeр! Cплeти eщe oднo прeкрacнoe кружeвo, выдумaй eщe oдну нeвeрoятную линию, кoтoрaя мeлькнeт и иcчeзнeт…
Пoтoм, кoгдa кoнчитcя дрoбь бaрaбaнa и пoдoйдeт к кoнцу жизнь, тeбe cкaжут, чтo ты был нecчacтлив в жизни, пoтoму чтo ты вceгдa рaбoтaл и ни нa чтo другoe у тeбя нe ocтaвaлocь врeмeни.
Нo зaтo ты дeлaл нeвoзмoжнoe – чeлoвeк, чьи лaдoни в крoвaвыx мoзoляx…
Рaзвe этo нe Cчacтьe?»
Да, он ушел из цирка, снимался в кино, занимался режиссурой. Но арены было вполне достаточно, чтобы приоткрыть человеческую Вселенную Енгибарова.
Тело циркового становилось театром души, в котором гениальный режиссер мог поставить любую пьесу. Тетаром, где любой зритель мог мгновенно и безошибочно узнать в ее героях себя. Настолько, что уже не мог сдерживать смех и порой слезы.
Узнать себя свободным в игре чужих мышц.
