На самом деле речь шла не только об инновациях и прорывах в сфере образования, но и о негативных процессах, которые консервировали движение школы, мешали ее развитию. Каждый докладчик выдвинул свою гипотезу изменений в системе образования и свои критерии периодизации, начиная от позднесоветского периода до наших дней. Но, несмотря на разнообразие картин, представленных экспертами, все они оказались единодушны в своих взглядах на самые яркие и значимые этапы в истории российского образования.
От свободы до ЕГЭ
Во-первых, это реформа системы общего образования - постановление Верховного Совета СССР от 12 апреля 1984 г. «Об основных направлениях реформы общеобразовательной и профессиональной школы».
Во-вторых, это всплеск инноваций, свободы, вариативности в период 1990-х, подготовленный «Манифестом педагогики сотрудничества» и педагогами-новаторами второй половины 1980-х. Создание при поддержке Г. Ягодина, председателя Комитета СССР по народному образования ВНТК «Школа – 1», под руководством Е. Велихова и ВНИК «Базовая Школа», под руководством Эдуарда Днепрова, результат - проект нового устава школы и концепция развития образования в СССР. Эти документы были одобрены Всесоюзным съездом работников народного образования, прошедшим в декабре 1988 года.
В-третьих, расцвет педагогической публицистики в газетах «Правда», «Комсомольская правда», «Литературная газета», «Учительская газета» с приходом главного редактора Владимира Матвеева и писателя Симона Соловейчика, появление клубов творческой педагогики «Эврика», Творческого союза учителей во главе с Ш. Амонашвили, В. Матвеевым и А. Адамским.
В-четвертых, эпоха первых авторских школ, реализации разных образовательных систем (мыследеятельностной педагогики, развивающего обучения, школы Толстого, Монтессори, Вальдорфской педагогики, школы Библера), впоследствии трансформированных в Федеральные экспериментальные и еще позже – Федеральные инновационные площадки.
В-пятых, уже с конца 1990-х происходил перехват инициативы в изменении образования управленческим аппаратом, ведомством, бюрократией. При этом отмечалось, что в начале «бюрократического этапа», совпавшего с началом Национального приоритетного проекта «Образование» – 2006 г., были реализованы сильные модернизационные проекты – КПМО (Комплексный проект модернизации образования), МРСО (модернизация региональных систем образования), проводившихся в 2000-е годы.
Неравномерность происходящих событий каждый из экспертов объяснял и оценивал по-своему, находя для этого особые сравнения и метафоры.
От указа до закона
Зампред комитета Госдумы по образованию и науке Олег Смолин построил хронологию, основываясь прежде всего на политических и законодательных принципах. В то же время в самом начале своего выступления он подчеркнул, что «этапы образовательной политики обладают известной самостоятельностью по отношению к политическим процессам, то же самое можно сказать и о законах, которые чаще всего принимаются в зависимости от потребностей системы образования».
Например, принятие второй редакции Закона «Об образовании в РФ» в январе 1996 года, по его мнению, во многом способствовало стабилизации образовательной политики, которая в течение нескольких предыдущих лет находилась в турбулентном состоянии из-за многочисленных попыток приватизации, деидеологизации и огромного количества детей оказавшихся вне школы, в том числе по причине безнадзорности. При этом, как отметил Олег Смолин, за всё «лихое» десятилетие, количество школ сократилось примерно на 1000. Основное сокращение произошло в более благополучные 2000-е годы, и связанно это было с введением нормативно-подушевого финансирования. Именно в этот период, по убеждению депутата, в образовательной политике происходит контрреформа.
Неким поворотным пунктом он считает принятие так называемого закона о монетизации в августе 2004 года (вступил в силу с 2005 года), «который резко сократил всю систему социальных гарантий в образовании, и для тех, кто учится, и для тех, кто учит, резко ограничил свободу образовательных учреждений и свободу педагогов в образовании соответственно».
Начиная с 2008 года, предпринимается попытка модернизации образования с либеральных позиций, а именно провозглашение программы «Наша новая школа», увеличение финансирования образования в реальном исчислении к 2012 году до 180% от уровня 2006 года. Одновременно с введением ЕГЭ как обязательной формы итоговой аттестации и главного механизма конкурсного отбора в вузы (2009 год) было введено дифференцированное финансирование вузов в зависимости от их статуса (федеральные, национально-исследовательские университеты получали повышенные средства, не имевшие категории – по остаточному принципу).
Следующий этап длится с осени 2013-го по 2018 год. Он начинается вступлением в силу новой версии федерального Закона «Об образовании в РФ» и заканчивается принятием указов президента от 7 мая в 2018 году. В целом политик отрицательно оценивает этот период: попытка исполнения майских указов президента привела к сокращению финансирования образования и к росту учительской нагрузки. Так, по данным РАНХиГС, каждый седьмой учитель работает на 2 и более ставки – на общем фоне неудовлетворенности заработной платой. И в этот же период наблюдается стремительное нарастание бюрократизации образования.
По данным комитета Госдумы по образованию и науке, каждое учебное заведение заполняло примерно 300 отчётов по 12 тысячам показателей.
Одновременно в этот период продолжается массовое сокращение школ и усиливается массовое свёртывание высших учебных заведений по принципу «Лес рубят – щепки летят».
Что касается последнего периода, который по хронологии депутата начался в 2018 году и продолжается до сих пор, оценки давать еще преждевременно: итоги можно будет подвести не раньше 2024 года, когда будет понятно, насколько исполнен Национальный проект «Образование» и заявленные в нем цели.
«С моей точки зрения, реализация этих целей под большим вопросом. Напомню, что, согласно данным председателя Счетной палаты Алексея Кудрина, в период с 2021 по 2023 год расходы на образование из консолидированного бюджета в бюджетную систему России сократятся с 3,9% до 3,6% ВВП. Для того чтобы можно было модернизировать систему, расходы на образование нужно увеличить примерно вдвое», – считает политик.
От инноваций до ретроинноваций
В отличие от Олега Смолина, который увидел в истории образования реформы и контрреформы, член-корреспондент РАО Михаил Богуславский выделил инновационные и ретроинновационные волны, причем дифференциация оказалась неожиданной, а понятие «ретро» не всегда носило негативный характер. Например, в 1990 году, по мнению ученого, в результате первой ретроинновационной волны произошло возращение к дореволюционному опыту (лицеи, гимназии). В одних случаях все сводилось к простой смене вывесок, в других – наполнением старых ценностей актуальным содержанием. В 2000-е годы появились такие инновации, как системно-деятельностный подход во ФГОС, включение России в Болонский процесс, а вот уже следующая ретроволна, начавшаяся в 2013 году, характеризовалась возвращением к ЗУНовской парадигме (знания, умения, навыки), призывом к единым учебникам и программам, предложениями заменить бакалавриат и магистратуру специалитетом в высшем педагогическом образовании.
Все это сопровождалось попытками вернуться к феноменам позднесоветской педагогики, и отчасти это удалось сделать за счет возрождения ДОСААФ, ГТО, школьной формы.
Не удалось только возродить пионерскую и комсомольскую организации, зато на смену им пришли Юнармия и Российское движение школьников, и вскоре в школах появятся советники по воспитательной работе. Параллельно нарастает бюрократизация образования: регламентация профессиональной деятельности и поведения участников образовательного процесса; усложнение квалификационных процедур.
В то же время Михаил Богуславский весьма оптимистично оценивает 2019 год, когда, по его мнению, произошел поворот к лучшим демократическим перестроечным ретроценностям – вариативности, выборам директоров школ, авторским школам…
Но, похоже, все эти прогрессивные идеи фигурируют в обсуждениях передового экспертного сообщества, а на практике не реализуются. Хотя перезагрузка Федеральных инновационных площадок вселяет определенные надежды.
На каждом этапе инновационного экспериментального движения менялось и соотношение баланса участия общества и государства в реформировании школы: с середины 1980-х по 1990-е гг. преобладали общественные инициативы, в 2000-е – вступает в силу общественно-государственный механизм, в котором в последнее десятилетие государственное регулирование выходит на первый план.
Маятник: от Сократа до Сталина
Похожая схема представлена и в гипотезе научного руководителя Института проблем образовательной политики «Эврика» Александра Адамского, который сравнил процесс изменений в образовании с маятником. Начиная с самого застойного 1970 года маятник перемен двигался вперед – в сторону прогрессивной сократовско-выготской концепции, а с 2016 года (с момента прихода Ольги Васильевой на пост министра образования и науки) – к ультраконсервативной кайзеровско-сталинской.
Для этой модели характерны такие признаки, как:
- сословность (дети из определенных сословий имеют преимущества и льготы), централизация ресурсов и тотальный контроль,
- единообразие, ведомственная замкнутость (все неведомственные ресурсы дискриминированы),
- отсутствие конкуренции и института инициатив.
Полная ей противоположность – сократовско-выготская модель, отличающаяся многообразием, диалогичностью, субъектностью, ориентацией на развитие личности, а не на подчиненность государству, академической свободой, финансово-хозяйственной самостоятельностью школ, опорой на мотивацию.
«Особенность движения маятника образовательной политики в том, что он одновременно может находиться в нескольких точках своей траектории. Образовательная политика – не линейный процесс. Она описывается множеством одновременно реализующихся процессов и тенденций. Поэтому анализ периодов и движущих сил всегда носит условный характер, это попытка обобщения, формализации, фиксации равнодействующей», – пояснил Александр Адамский.
Вот почему практически каждый этап характеризуется довольно противоречивыми процессами. Например, в 1998–2005 годы шло активное проектирование реформ (нормативно-подушевое финансирование, идея ЕГЭ, профильные школы, управляющие советы, появилось первое положение о ФЭП), и в то же время постепенно ослабевала общественная составляющая, усиливалось влияние церкви (введение «Основ православной культуры и светской этики» в школах).
Перечисленные тенденции все больше проявляются в последующем десятилетии, начиная с 2006 года, когда инициатива реформирования и модернизации полностью переходит в руки управленцев. И достигает своего отрицательного апогея, как уже отмечалось, в 2016 году, после которого маятник начинает движение в сторону консерватизма. Сегодня это проявляется в том числе в принятии консервативных законопроектов, в числе которых – одиозный «закон о просветительстве».
Параллельно с 2011 года развивается «собянинская линия» в московском образовании, которая доказала свою успешность и конкурентоспособность, о чем свидетельствуют результаты международных исследований. И это не вопрос денег, как считает Александр Адамский, это вопрос политических решений и ответственности руководителей регионов за образование.
С 2013 года на поле образовательной политики начинает активно «играть» крупные коммерческие структуры. Сначала (2013 г.) это приватизированное издательство «Просвещение», а затем – Сбербанк.
Сегодня конкурентная борьба различных коммерческих структур за влияние (и прибыль) в образовании обострилась и в 2021 году министр просвещения Сергей Кравцов оказался в позиции противостояния влиянию крупных корпораций на государственную политику в сфере просвещения.
Волны инноваций: от перестройки до разрушения?
Завкафедрой образования и педагогических наук Южного федерального университета Александр Бермус в своем выступлении вернулся к метафоре волнообразного развития событий в системе образования. Волна запускается некоторым тектоническим сдвигом, который происходит в среде, не связанной с образованием. Это позволяет соотносить волны образовательных реформ с теми процессами – политическими, экономическими, культурными – которые происходят в этот период. Каждая волна, особенно мощная, после прохождения оставляет какой-то изменённый рельеф. С этой точки зрения можно объяснить реформу образования 1984 года, начатую еще до перестройки (кстати, все запланированные мероприятия были выполнены: от обучения шестилеток до введения курса ИКТ в школах). На первый взгляд она кажется необъяснимой в условиях застоя, если не проанализировать социально-экономический и политический контекст, послуживший импульсом к запуску этой волны. Это и подготовка к антиалкогольной компании, и продолжающаяся война в Афганистане, которая становится все более тяжелой ношей. А уже через два года – в 1985–1986 годах – на авансцену выходят лучшие представители педагогического сообщества, которые инициируют мощные волны реформ на следующее десятилетие. И благодатной почвой для возникновения вариативных школ становится перестройка всего общества и его экономической структуры.
Рост, который очевидно демонстрирует образование в 2000-е годы, по мнению Александра Бермуса, связан с теми ресурсами, которые возникают вследствие роста цен на нефть. А в последнее десятилетие особенно ярко проявляются две тенденции: во-первых, политика суверенизации, отказ от любых мечтаний относительно европейского вектора, во-вторых, культ лидерства, рейтингов школ и вузов.
На 2020-е годы перед Россией встает два вызова: это выбор приоритетов (образование как федеральный национальный государственный феномен или образование как часть глобального мира) и виртуализация образования, когда огромное количество функций, которое оно исполняло на протяжении последних столетий, фактически передается социальным сетям и цифровому интеллекту.
От постановления ЦК до цифровой трансформации
Зампредседателя Научно-методического совета Цифровой платформы обучения Сбера Алексей Семенов, который был активным участником ВНТК «Школа – 1», Е. Велихова, продолжил тему цифровизации, но уже в историческом разрезе.
Его периодизация основывалась на технологических критериях. Если смотреть с этой точки зрения, то первая инновационная волна началась 28 марта 1985 года, когда только что избранный генеральным секретарем Михаил Горбачев подписал Постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР № 271 «О мерах по обеспечению компьютерной грамотности учащихся средних учебных заведений и широкого внедрения электронно-вычислительной техники в учебный процесс». С 1985/86 учебного года в школах планировалось начать преподавание курса информатики, причем на компьютерах отечественного производства. Правда, эту идею реализовать не удалось (интересно, получится ли сегодня?), поэтому первые уроки по новому предмету проводились на импортных Yamaha. В 1990-е годы постепенно менялась методика преподавания школьной информатики – от алгоритмики к изучению офисных приложений.
Вторая инновационная цифровая волна случилась в середине 2000-х годов, когда осуществлялся масштабный проект информатизации образования.
Третьим историческим событием стало создание ФГОС в 2009 году, в котором были прописаны цифровые компетенции, реализация которых должна была обеспечиваться условиями, закрепленными в Стандарте.
В 2017 году Сбербанк разработал цифровую платформу, построенную на принципах ФГОС и персонализации. В настоящее время создается учебник «Цифровой мир», в котором использование информационных технологий предусмотрено в преподавании всех дисциплин, как это и планировалось в постановлении ЦК КПСС 1985 года.
Сейчас, по мнению Алексея Семенова, во ФГОС необходимо внести требование о том, чтобы в каждой образовательной программе было четко указано, разрешено или запрещено в данной школе использовать на уроках технические средства. Тогда родители будут четко знать, в какую школу – цифровую или «антицифровую» – им вести своего ребенка.
В 2020 году из-за пандемии (или благодаря ей) началась форсированная цифровая трансформация образования, когда то, что тормозилось в течение нескольких лет, теперь происходит за месяцы и даже недели.
Как будет развиваться образование дальше? Пойдет ли оно по пути инноваций и реформ или свернет на узкую дорожку ретроинноваций и контрреформ? Будет замкнуто в собственном пространстве или выйдет на широкий простор мирового масштаба? Новые законы будут душить просветительство или поддерживать его? В какую сторону качнется маятник?
Но если гипотеза маятника образовательной политики верна, то его движение неизбежно.
Маятник не может застыть на месте.
