У каждого социального института есть цели и есть образ. Все советское время создавался сентиментальный образ: школа – второй дом для детей, а учительница – вторая его мать.
Эту вторую маму воспевали в трогательных песнях: «с седыми прядками над нашими тетрадками, учительница старая моя», а бывшие школьники «где бы ни бывали мы, тебя не забывали мы, как мать не забывают сыновья». И еще: «здесь мы слово “Родина” впервые прочитали по складам».
Несмотря на всю трогательность описаний, именно школа выполняла очень важную для государства и вполне жесткую роль – не только написать в первом же классе слово «Родина», но и воспринять государственную идеологию.
В девять лет каждый школьник давал клятву «горячо любить и беречь свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия». Конечно, реальная жизнь далека от символических клятв, но во всяком случае было понятно, чего государство ждет от своих юных граждан.
В 90-е годы вся эта риторика рухнула, как сентиментальная, так и идеологическая, да и единая государственная идеология запрещена Конституцией. В этом смысле на школу перестали давить, но продолжался этот период свободы школы от идеологии недолго.
Сначала в школу вернули форму, а то слишком много стало разнообразия, потом началась борьба с излишним разнообразием учебных программ. Тогда же возникла идея единого учебника истории, который должен отражать единую государственную идеологию, которая так до сих пор и не сформулирована, если не считать ею тренд на возврат в общество традиционных ценностей, что бы это ни значило.
Если говорить об учебных программах, то это пока еще довольно робкие (изучение в четвертом классе православной, мусульманской и пр. культур, но можно выбрать и основы светской этики), но все более настойчивые шаги к религиозному воспитанию школьников в школьной системе образования. В последние годы идет борьба за изучение этих предметов в течение всех лет обучения, а сейчас заговорили, что неплохо бы вернуть в школу Закон Божий.
Поощрение детской тяги к духовности и миссионерство в государственной системе образования – две разные образовательные политики.
Можно ли говорить о тренде на клерикализацию школы?
А стремление добиться минимального разнообразия внешнего вида школьников?
По старой советской традиции во многих школах идет жесткая борьба с учениками с «не тем» цветом и длиной волос, «не той» одеждой. «Приятное» единообразие казармы все больше становится трендом, причем не только символическим – все больше усиливается процесс военизации российской школы. В созданной всего три года назад патриотической и военизированной Юнармии состоит уже почти 500 тыс. школьников, причем некоторые вузы обещают юнармейцам дополнительные баллы к ЕГЭ. Во многих школах открыты кадетские классы, и число школ с такими классами растет год от года. Причем такие классы открываются как для мальчиков, так и для девочек.
Сама по себе тяга подростков к форме, даже оружию и военным играм – это нормально, это тяга к самореализации в экстремальной ситуации.
Это, кстати, объясняет и тягу ко всему запрещенному, включая митинги на улицах или посещение рискованных сайтов.
Но как этой тягой управляет школа как институт, куда направляет или как пресекает? Как отвечает на сутевые вопросы, какие смыслы вкладывает, ради чего использует энергию подросткового энтузиазма? Вот, например, простые, но не получившие ответа вопросы относительно детского увлечения армейскими атрибутами:
– С кем предстоит бороться юнармейцам? Неужели с внешними врагами? Или прежде всего с врагами внутренними, «пятой колонной», оппозицией?
– Задача в том, чтобы сформировать непримиримость к вольнодумству, критическому мнению, несогласию?
Подростков, которые хоть как-то пытаются быть отличными от других и для этого носят экстравагантную стрижку, поют рискованный рэп, рисуют граффити или бегают на протестные акции, пугают исключением из школы, угрожают их родителям.
Школы, которые напоминают осажденные крепости, куда через турникеты не могут пройти даже родители (в целях безопасности, разумеется), оказались открыты для такого давления на подростков.
Неужели в близком будущем массовая школа будет оплотом идеологии охранительных ценностей, которые будут формироваться одновременно клерикализацией и военизацией, единообразием внешнего облика школьников и их мыслей? Осталось понять, за счет чего будет расти человеческий потенциал и как наша школа войдет в десятку стран с наиболее развитым общим образованием? За счет формирования казарменного подчинения или в результате массового крестного хода и молебна во славу национального проекта «Образование»?