«Лайк» — наш
Современное состояние русской речи вызывает опасения у многих писателей, учителей, политиков, ученых и журналистов. Не новость, что языки в ходе своего развития заимствуют слова из других языков. В современном мире англоязычные страны первенствуют в сфере высоких технологий, новых медиа. Понятно, что словарный запас здесь расширяется как раз за счет англицизмов. Однако в русском сейчас много терминов, для которых замена есть.
Зачем россиянам «имидж», если есть «образ», к чему «лонгрид», если можно сказать «статья»? Чем модный в кинематографии «ремейк» лучше обычной «переделки»? Разве «консенсус» прочнее «согласия»?
Эксперты, впрочем, считают, что ничего нового с русским языком не происходит. Мы уже переживали не одну волну заимствований. В XIX веке ощущалась экспансия французского языка, до этого — голландского и немецкого, а еще раньше — польского и тюркских языков. Причем до 1917 года ситуация была гораздо хуже — целые сословия изъяснялись, вели переписку исключительно на иностранных языках.
«Пик нашествия иностранных слов пришелся на 1990-е годы. Сейчас массового характера все-таки это не носит. Есть штучные вещи — всякие «хайпы», «джоб офферы» и так далее. Но это уже не так заразительно, не так интересно людям. Раньше казалось: стоит сказать что-то на английском и ты сразу становишься модным, современным, свободным. Сейчас слово — это просто слово. Русскому языку тут на руку общественно-политическая ситуация. Некоторая изоляция страны приводит к тому, что иностранные слова постепенно вытесняются. Даже «окей» или «вау» меньше употребляются», — говорит лингвист, профессор МГУ Владимир Елистратов.
Главный редактор портала «Словари XXI века» Алексей Михеев отмечает, что иностранные слова быстро русифицируются: «Сначала какой-нибудь «лайк» воспринимался как нечто чужеродное. Потом к нему добавили суффиксы, окончания, и, например, глагол «лайкать» похож уже не на иностранный, а на наш».
«Превед» остался в прошлом
Вообще, главный тренд в большинстве языков мира — упрощение. В древнерусской речи у глаголов было четыре типа прошедшего времени, шесть типов склонения существительного, три числа — единственное, двойственное и множественное. Сейчас у глаголов одно прошедшее время, два числа, три типа склонения существительных. Так происходит во всех языках. Грамматика современного английского проще древнеанглийского, современного греческого — древнегреческого. Причина, видимо, в том, что у современных людей более высокий уровень абстракции. Язык меньшим количеством форм способен выразить большее число понятий.
Владимир Елистратов указывает, что во многих сферах буквы заменяются символами, происходит переход на пиктографию, рисуночное письмо. «Это различные смайлики, сокращения слов, в аэропортах вместо таблички «столовая» вешают изображение вилки и ложки. Межкультурная коммуникация осуществляется с помощью значков. Писать слово долго, а нарисовать символ легко. Конечно, это примитивизация. Времени у людей нет, лени много», — поясняет эксперт.
Еще одна заметная тенденция — несклоняемость тех названий, которые раньше склонялись. Больше всего это заметно в именах собственных. Сейчас то, что раньше было литературной нормой, например «в Строгине», «в Останкине», режет слух. Под влиянием английского языка возникают неожиданные конструкции. Например, «йогурт малина-клубника». Раньше мы бы сказали: «малиново-клубничный йогурт».
Есть в языке и своя мода. Лет пять-семь назад популярной была игра в «олбанский» интернет-язык. Для привлечения внимания к привычным словам добавляли звонкие согласные.
Так появились «превед», «кросавчег», «креведко» и другие. Сейчас эти конструкции преданы забвению, современные школьники про них и не знают.
Зато часто можно услышать о чем-то «няшном» и «мимимишном».
«Какие-то тюремные жаргонизмы входят в обиход — «зашквар», «косяк». Но я бы говорил все-таки об отдельных заимствованиях, а не о доминировании такой лексики. Основной шквал пришелся на 90-е годы, когда общество было сильно криминализировано. Именно оттуда «беспредел», «разборки», «терки», «крышевание». Сейчас эти слова никого не удивляют, они стали общепринятыми», — подчеркивает Михеев.
Дантес против Данте
Лингвисты отмечают также несколько более терпимое отношение к сквернословию. «Можно вспомнить Сергея Шнурова, у которого все творчество строится на мате. Отчасти это служит его легализации, но ни одного последователя Шнурова мы не видим. Иногда мат звучит в кино, но, опять же, массового характера это не носит. Обсценная лексика обладает шокирующим эффектом. Если не хватает чисто художественных средств, то прибегают к средствам ниже пояса», — комментирует Михеев.
Повод для оптимизма у лингвистов — акция «Тотальный диктант»: десятки тысяч человек ежегодно проверяют свою грамотность, которая остается обязательным атрибутом образованного, культурного гражданина. По мнению экспертов, в официальных документах грамотность сохраняется на высоком уровне, в соцсетях же к правописанию и пунктуации относятся иначе.
Владимир Елистратов считает, что из-за переориентации среднего образования на ЕГЭ резко сузился кругозор студентов.
«Недавно на факультете иностранных языков одного из университетов я спросил у студента: «Кто написал «Божественную комедию»? Он мне ответил: «Дантес».
Я сейчас встречаю студентов, не знающих, откуда фраза «Мой дядя самых честных правил…». Это страшно. Странно, что такие люди вообще в гуманитарные вузы поступают. Нет в определенном смысле правильного «насилия» — школьников не заставляют учить наизусть. Я работаю и с иностранными студентами — американцами, финнами. Они вообще ничего не учат, домашнее задание не делают», — сетует лингвист.
По его словам, именно образование и знание языка — ключ к решению многих проблем. «Пришел араб во французскую школу. Он же ничего не учит, не знает ни одной цитаты из Мольера. К чему это приводит? Он не чувствует себя сопричастным французскому обществу. Из-за этого и распространяется радикальный ислам. Я это очень хорошо знаю, у меня сын два года в Париже учился. У нас пока ситуация лучше», — заключает Елистратов.