В МПГУ меня встретила помощница Владимира Владимировича – Ксения Теплякова, девушка на первый взгляд официозная, но это впечатление оказалось обманчивым. Ксения провела меня по институту физики и технологии, который все по привычке называют «физфаком», отметив, что здание старинное, почти что живой музей. В кабинете, заполненном различными физическими установками, линзами и другими приборами, нас встретил главный объект моего визита и интереса. Я сразу отметила улыбчивость Владимира Владимировича и его живой, приятный голос. Если быть честной, то предполагаемо короткое интервью превратилось в беседу, которую мы вели более двух часов.

Началось все с фразы, брошенной Ксенией: «Вы его про стихи поспрашивайте, у него даже сборник есть!». Физик, пишущий стихи? Необычно. Но чем дольше мы беседовали, тем меньше удивлял меня этот факт, и даже наоборот – казался само собой разумеющимся. Передо мной был не просто ученый, популяризатор науки, преподаватель университета. Преподавание – лишь одна из граней этой необычной личности. А как Владимир Владимирович играет на рояле!

Когда в конце беседы Ксения вновь присоединилась к нашему разговору, я узнала, что на юбилеях Владимира Владимировича собирается так много людей, что они сидят на ступенях, не помещаясь в зале, стоят в коридоре и искренне сожалеют, что не могут оказаться ближе. А вот и фото: он аккомпанирует на рояле друзьям молодости – точно так они играли еще 50 лет назад, в студенческие годы.

Поступал Владимир Сперантов на физфак МГУ. В 1950 году окончил школу с золотой медалью и по тогдашним законам мог поступать без экзаменов в вуз. Но при поступлении в МГУ полагалось заполнить огромную анкету. А дело в том, что родители Сперантова были арестованы как «враги народа», отец восемь лет отсидел в тюрьме и потом был в ссылке в Казахстане (и пробыл бы там еще больше, если бы не март 53-го), а мама несколько месяцев просидела в Бутырке. В общем, абитуриент получил отказ со стандартной формулировкой «в связи с отсутствием мест».

«У меня не было покровителей, но было много родственников, – рассказывает Владимир Владимирович. – Семья была – мама (вернувшаяся из тюрьмы), бабушка и я. Отец был в Матросской Тишине, в шарашке. Ему дали восемь лет, в 1940-м – второе дело, четыре года он провел в лагере в Коми, в районе Воркуты, а четыре года вторые – в шарашке, и это его спасло. Он был сильно немолод, в 38-м ему было 50 лет, в 48-м – 60. В Матросской Тишине можно было даже устраивать свидания, но очень хитро – только ограниченному числу близких родственников, а тут была сложная история, мы у отца были вторая семья, и мать не хотела или уступила свое право той, первой семье... в общем, поэтому я не видел отца.

Но детство было счастливым – я рос в атмосфере любви и дружеского участия.

И когда я не поступил в МГУ... У меня было две добрых тетушки, одна – известная актриса Валентина Сперантова, а вторая – в своем кругу известная геофизик Галина Николаевна Петрова, которая занималась палеомагнетизмом и во мне принимала большое участие, и когда я ей позвонил в жутком состоянии, она сказала: не горюй, подумаешь, физфак университета, есть очень неплохой факультет в пединституте, и туда, я знаю, принимают без анкеты.

Я пришел туда, и меня зачислили. У нас была хорошая студенческая компания. Ясно было, что особого восторга по поводу власти никто из нас не испытывал, у половины точно не было отцов – или погиб на фронте, или был в тюрьме, в лагере...»

Одно из самых сильных впечатлений студенческой юности – похороны Сталина, март 1953 года. Вот что рассказывает Владимир Владимирович: «До Садового кольца мы шли как на демонстрацию, разговаривали, у нас была веселая компания, но все понимали, что тут шутить неуместно. И была какая-то волынка. Был один парень, Сережа Генкин, он всегда отличался немножко такой свободой суждений. И он говорит: мне это надоело, пойду-ка я лучше хоронить Прокофьева (его хоронили в тот же день). Я подумал тогда: вот Сережа, это надо иметь смелость, сказать такое — это вроде как выйти на площадь. Если бы кто-то находился рядом, Сережа уехал бы в места не столь отдаленные… но как-то обошлось.

А отец, кстати, вскоре вернулся. Даже не в 56-м, а пораньше, в 54-м. Потому что сестра его, Валентина Александровна Сперантова, была депутатом какого-то там совета, и она все время писала письма Маленкову, Берия – мой брат арестован незаконно, прошу пересмотреть его дело... И в 54-м он вернулся и вскоре был реабилитирован».

…А почему все же физика, спрашиваю я. Слушаю его ответ и понимаю, что повлияло на выбор: прежде всего тогдашняя интеллектуальная мода – о литературе никто и не думал. «А жаль, – отмечает Владимир Владимирович. – Потом мы уже поняли, что зря мы так считали. Мы были большие дураки!» На мой вопрос: но почему не химия, например? – он отвечает: «Потому что химия – это всe-таки в значительной степени описательная наука. Как сказал Резерфорд: “Все науки делятся на физику и коллекционирование марок”».

Сейчас он ведет пары у студентов, а в школе – факультатив по физике, и признается, что это нравится ему гораздо больше обычного преподавания школьной программы – ничто не ограничивает. Участвует Владимир Владимирович и в фестивалях науки, открытых лекториях. Посмотрите фото – и вы увидите залы, полные людей самых разных возрастов. Что всех их притягивает?

Владимир Владимирович выступает за наглядность и ясность в преподавании своей науки. Ксения рассказывает, как в одну из первых встреч, когда она была ещe школьницей, он дал ей задачу. Она просмотрела все решебники, расспросила преподавателей и родителей и в конце концов решила. Но когда гордо продемонстрировала результат, Владимир Владимирович сказал: «Вы мне сначала суть объясните». – «Суть? Какую суть? Вот формула, под нее мы все подставляем». – «Нет, Вы мне объясните суть».

На этом, признается Владимир Владимирович, он всегда строил свои занятия – как на факультете и в стенах школы, так и на открытых занятиях для всех желающих. И приглашает меня на небольшую экскурсию по лаборатории, где студенты проходят практикум по оптике. Эта лаборатория – его гордость. Многие из деталей и инструментов были спроектированы им самим. В лаборатории он начинал свою педагогическую карьеру лаборантом в 60-е. И уже тогда понял, что лабораторию необходимо оборудовать так, чтобы студенты не только наблюдали за опытами, но сами подбирали установки, пробовали что-либо делать своими руками. Когда после лабораторной работы все садятся с ним за стол и показывают записи, Владимир Владимирович нередко глянет в написанное и скажет: «Думаешь, так это будет работать? А ну-ка иди попробуй, покажи».

Мне показывают некоторые опыты, которые проводят студенты при изучении оптики. Вот лампа, она может менять свой накал. Вот – собирающая линза. «Посмотрите через нее на меня, на себя, – предлагает мне Владимир Владимирович. – Эта увеличивает изображение, а та – уменьшает». С помощью линз студент учится измерять фокусное расстояние. Он пропускает свет лампы через стреловидную створку, затем сквозь линзу. Нужно получить четкое изображение этой самой стрелки на матовой поверхности. После получения наиболее точного изображения, мы рассчитываем параметры линзы. «Допустим, для эксперимента мне нужна линза, имеющая определенный фокус. Как это сделать? Надо провести измерения с предложенными линзами и выбрать подходящую. Умение работать с линзами необходимо при подборе очков. Плюс три – это значит, что фокусное расстояние примерно 30–33 см.

Но это я – в уме, а здесь это всe проверяется и считается», – объясняет мне теоретическую базу и практическое применение опыта Владимир Владимирович. Я смотрю на деревянную платформу, по которой перемещается линза: «Тут и шкала есть!» – «Да, по ней все и измеряется. Студент пишет, вычисляет и говорит: эта линза имеет столько-то диоптрий». Владимир Владимирович объясняет мне, что такая установка – минимум, без нее не обойтись ни в вузовской, ни в школьной практике. Она дает наиболее простое и ясное представление о том, как работать с линзами и проводить простейшие вычисления.

Следом мне показывают установку с лазером. С ее помощью он демонстрирует пятно Пуассона – островок света, который кажется невозможным, потому как возникает за непрозрачным телом, которое освещено, то есть – пятно света в тени предмета. Владимир Владимирович включает лазер и ставит на пути луча небольшой металлический шарик. «Вы видите?» – спрашивает он у меня, указывая на матовую поверхность, где проходит световая демонстрация. Я присматриваюсь, после чего Владимир Владимирович слегка сдвигает шарик, делая рисунок на экране более четким. – «Теперь видите?» Я вдруг вижу, что в центре тени от шара действительно появилась светлая точка.

– «Это и есть пятно Пуассона. А названо оно в честь ученого, который считал, что существовать это пятно не может!»

Это не просто пятно, а одно из весомых доказательств волновой теории света, которая утверждает, что свет ведет себя как электромагнитная волна. Удивительно, как столь простой и наглядный эксперимент может доказывать столь значимую для науки теорию.

Мне демонстрируется еще один физический эксперимент на аппарате интересного вида – словно большая металлическая коробка, в которой расположены различные лампочки: неоновая, ртутная, обычная лампа накаливания. Сначала, настроив еще одну линзу, мы преломляем свечение простой лампы. Я смотрю в некое подобие телескопа, но с маленькой щелью перед объективом. – «Покрутите аппарат. Что Вы видите?» Я поворачиваю трубу и неожиданно вижу радугу.

– «Ого!»

– «Да-да. И что это, как Вы полагаете?»

– «Цветовой спектр, возможно?»

– «Именно!»

Затем мы должны таким же образом разглядеть видимый цветовой спектр ртути. Я удивляюсь тому, насколько сильно он отличается от предыдущего – теперь это не радуга, а несколько полосок разного цвета. Когда Владимир Владимирович проделывает похожий эксперимент с лазером – пропускает его свет через линзу с щелью – мы уже видим лишь красный цвет.

«Как Вы думаете, почему?» – спрашивает он.

«Потому что... Его цветовой спектр включает в себя лишь красный цвет?» – неуверенно отвечаю я, но ответ оказывается правильным.

Владимир Владимирович объясняет мне, что излучение лазера – практически монохроматично, т.е. показывает один цвет.

Физика свела его с друзьями и знакомыми. На физфаке Владимир Владимирович встретил будущую жену. Важной вехой в его жизни стала встреча с биофаком МГУ. Агитпоходы, концерты, поэтические вечера наполняют его жизнь и по сей день. Так же спонтанно, как он решился отправиться в свой первый «гастрольный тур», он однажды легко уехал в экспедицию на Кольский полуостров, почти на год. После начал работать в университете и даже преподавал в школе.

В чем секрет Владимира Владимировича как преподавателя? Он утверждает, что секрета нет. Главное – держать аудиторию. Студенты говорят, что талант к преподаванию у него от Бога. Он на эти слова отвечает добродушной улыбкой.

Он уверен, что физика важна для всех. И не потому, что любит науку, а потому, что считает, что она влияет на наше восприятие мира. Физика дает фундаментальное представление об устройстве окружающей природы и ее законах. «Пока человек не пройдет через физику, его нельзя назвать по-настоящему образованным, как мне кажется», – честно говорит Владимир Владимирович. Интерес к физике – это интерес к общим законам нашего мира. Почему светятся звезды? Звезды – большие газовые шары, из-за постоянных ядерных реакций дающие излучение. «Можно просто смотреть на звезды, а можно смотреть на них и понимать, почему они светятся, понимаете?»

Разве можно жить в мире и не понимать его законов, считая себя при этом человеком образованным? Не уверена.

Когда в конце разговора я спрашиваю его помощницу, какую черту она считает главной у Владимира Владимировича, девушка отмечает важную деталь: он всегда открыт новому и готов браться за любые нестандартные задачи. Потому что когда ты физик, сложно удержаться от очередного эксперимента, разве не так?

Алина Зражаева

При подготовке были использованы материалы сайта.