Ему очень хотелось нас поддержать, поздравить, увидеть ребят, учителей, родителей – людей, идущих в будущее. Помню его глаза: смеющиеся, распахнутые, лучистые. В каждом взгляде – радость за всех: и за тех, кто рядом, и за тех, кого не видел, и за все предметы, что в кабинетах, и за все, что размещено в маленьких и узеньких коридорчиках...

Ко всему подходил близко, ко всему пристально присматривался, со многими здоровался за руку...

И многие из нас тоже удивлялись: невысокого роста мужчина, постоянно улыбающийся, почти седой, говорит неспешно, неторопливо знакомится...

И этот человек создал и возглавляет Школу самоопределения?? Верилось с трудом. Очень уж похож на обычного человека. И в чем тогда его сила? Почему за ним пошли другие? Во что поверили?

Урок литературы. Что показать заезжему московскому гостю? Конечно, сценки из жизни эвриканцев. Моим ребятам только по 11–12 лет. И они волнуются. Ждали, слышали: Гость – человек театральный!!

...И вот настала минута отклика А.Н. Тубельского: «Ребята, мне больше всего понравилось, что вы так свободно все делали, и дружно, и весело. А вот то, что волновались, это здорово: волнение артиста – одно из главных условий его существования на сцене. Но важно еще передать радость от того, что вам самим это театральное дело очень нравится: вы тогда еще больше задержите внимание зрителя».

И каждому пожал руку, и у каждого спросил имя. И на каждого смотрел как на своего товарища – на того, кто его понимает и чувствует.

Все было сказано по-домашнему: просто, мягко, спокойно и уверенно.

А скоро, через год, состоялась вторая встреча: на Лицейском дне в Школе А.Н. Тубельского.

Первым встретил нас директор – сам Наумович. Встретил как родных: ждал давно, и вот, наконец, свиделись... Радовались все, сразу; нас обнимали, обустраивали, кормили. А мы зеваками ходили кругами по школе. Все вокруг, как в живом музее: девушки, разодетые в бальные платьица, юноши – стройные, важные, подтянутые; девочки – феи, мальчишки будто сошли с портретов: видели наше смущение и постоянно оказывали внимание – протянут руку моим пятиклассницам, мне поднесут веер, с моими мальчиками сразу необычно по-мужски, взят какой-то непривычный тон – гостеприимный, добросердечный...

А потом было настоящее сказочное представление! На сцене появлялись люди разных поколений (выпускники разных лет), сменялись декорации, звучала музыка, всюду хохот, аплодисменты, влюбленные взгляды, порхающие дети... Бал! Его невозможно описать в нескольких словах, потому что все вокруг кружилось, пело, сплеталось, улыбалось... Я не узнавала ни себя, ни своих ребят: не смущение и робость, а какая-то вольность во всем, какая-то неудержимая радость, потому что все было так не похоже на школу: коридоры – проспекты, классные комнаты – уголки для увеселения, залы – место встреч благородных и романтичных, проявлений воздушных...

А на следующий день мы сидели в кабинете Александра Наумовича. И казалось, что с нами – директор Царскосельского лицея Малиновский: степенный, ровный; умные и подвижные глаза его излучали любопытство, озорство. Я уже не помню вопросов, обращенных к ребятам, потому что видела, с каким доверием они отвечали едва знакомому человеку, как искренно делились с ним впечатлениями об увиденном, какие каверзные вопросы задавали ему, будто хотели выведать, уточнить, действительно ли так живется в этой школе их ровесникам, как рассказывала учительница. И было много удивления: в школе живут Законы, принятые и соблюдаемые всеми, есть Традиции, которые все чтут и поддерживают в течение многих лет, есть особые Отношения между взрослыми и детьми, есть родители, которые имеют такое же Право голоса, как и директор школы.

И в поезде на долгой обратной дороге домой мы еще не раз возвращались к увиденному и услышанному, и Томск слышал небылицы о московской Школе самоопределения. Но только нам повезло: мы встретили Человека, которому удалось превратить школу в Дом, где каждому были по-настоящему рады, где встречали и провожали по-отечески, Дом, в который хотелось и мечталось возвратиться.