3 июня исполнилось 70 лет Александру Васильевичу Суворову, доктору психологических наук, профессору, кафедры специальной психологии и реабилитологии факультета клинической и специальной психологии. Сказать про него банальное «человек удивительной судьбы» – ничего сказать. Все мы – по-своему люди удивительной судьбы. Александр Васильевич – герой нашего времени. Не время создает героев, герои создают свое время, которое становится нашим. О времени мы узнаем не по календарям, не из учебников, не «из газет» – по людям, по Личностям. Это самый надежный способ.
Александр Суворов – человек преодоления и роста. Этого его способ жизни. В силу недоступности многого из того, чем живут миллионы, миллиарды других людей. И, конечно, в силу таланта. Талант в данном случае приходится прилагать, в том числе, к решению бытовых проблем, заменяя им государство с его весьма «ограниченными возможностями». Наследственная болезнь – синдром Фридрейха. Зрение и слух ухудшались постепенно. Маму помнит только на ощупь. Свет, но без цвета – черно-белый мир (белое, где свет). В 9 лет потерял слух. Участие в «Загорском эксперименте» А.И. Мещерякова. Встреча и дружба с Э.В. Ильенковым. Его стараниями поступление на психфак МГУ вместе с тремя воспитанниками Мещерякова – Юрием Лернером, Сергеем Сироткиным, Натальей Корнеевой Легендарная «четверка», теперь, увы, «двойка» – Саша и Наташа, мама зрячеслышащих детей (обе дочери знают жестовую речь). Две блестяще защищенных диссертации. Без поправок на слепоглухоту, в сухом остатке снова окажется талант.
Александр Суворов – несомненно, один из выдающихся исследователей личности, мыслитель, а не только тифлосурдопсихолог.
«Я ослеп в трехлетнем возрасте, а оглох – в девятилетнем. Получилось так, что с детства творчество стало подлинным смыслом моей жизни. Сначала, конечно, это было предтворчество – игра–фантазирование в одиночку; затем первые опыты стихосложения, публицистика и, наконец, наука. Творческая мотивация достигла уровня одержимости. Вне творчества, без творчества я не мог и не могу представить своего существования...», – Александр Суворов.
Затворничество в себе – это не про него. Суворов живет интересами всего мира, к его проблемам он намного чувствительнее, намного острее, шире и глубже понимает их, чем большинство зрячеслышащих. Огромный круг общения и космос внутри. Это кажется невозможным в ситуации слепоглухоты. Александр легко объяснит вам, как проехать по московскому маршруту и как работает человеческое воображение. Он пишет замечательные стихи и обожает музыку. А ведь бывает и так: слепоглухонемного ребенка лет в пять впервые приводят к специалисту, а он не способен различить, что снаружи, что внутри него самого, потому что не выделяет себя из мира. Он есть и него нет, нет, как Я.
Накануне юбилея с Александром Васильевичем поговорил его коллега и друг доктор психологических наук, профессор МГПУ и МГППУ, колумнист «Вестей образования» Владимир Кудрявцев.
«Я сделан из очень хороших людей, и мне это очень подходит»
– Я неслучайно вспомнил эту строчку из песни Евгения Маргулиса. В твоем становлении решающую роль сыграли твоя мама Мария Тихоновна, Александр Иванович Мещеряков, Эвальд Васильевич Ильенков (наверняка я назвал не всех – добавь). Как бы ты определил вклад каждого в твою судьбу, в которой сплелись эти вклады?
– Мама всегда поощряла мою учёбу во что бы то ни стало, искренне уверенная, что от учёбы вреда быть не может. Когда решался вопрос о поступлении четвёрки в МГУ, какая-то загорская педагогиня (имеется в виду интернат для слепоглухих в Загорске Московской области, ныне Сергиев Посад. – В.К.) советовала маме забрать меня домой: «Он и так умный, а если ещё и высшее образование получит, будет слишком много понимать, и с этим пониманием ему будет тяжело жить». Мама ответила, что учёба ещё никогда никому не повредила. Мне и правда пришлось тяжело, как вообще-то всем живущим, но мама, конечно, была права…
С мамой Марией Тихоновной.
Фото из семейного архива
Она всячески помогала мне, как могла. Овладела не только пальцевым алфавитом – дактилологией, но и системой Брайля, до самого инсульта неутомимо перепечатывала мне разнообразные материалы, автореферат докторской диссертации Михайлова, статьи Ольги Мариничевой из «Комсомольской правды», письма… Подменяла других моих помощников, а когда я ворчал на это, отвечала, что хочет быть нужной мне.
Как всегда подчёркивал Борис Михайлович Бим-бад, мама – Мария Тихоновна Суворова – заложила фундамент моей личности, на котором строили и я сам, и множество других людей, особенно Эвальд Васильевич Ильенков, Александр Иванович Мещеряков, Альвин Валентинович Апраушев, Борис Михайлович Бим-Бад, Феликс Трофимович Михайлов, и многие другие.
От Ильенкова я взял и продолжаю уточнять по его работам философское мировоззрение. В его философии я дома, у всех других авторов – в гостях. Поражаюсь, как много тратил он на меня времени, при всей своей занятости, и после его смерти память о наших встречах, беседах оказалась поистине неисчерпаемой. Он был пропитан культурой и сочился культурой, пропитал, насколько успел, и меня. Главное, убедил в абсолютной необходимости ею пропитываться.
Александр Иванович Мещеряков. «Загорский эксперимент»? Жизнь!
Александр Иванович Мещеряков поощрял нашу с Ильенковым дружбу, называл его умнейшим человеком, и я из всей четвёрки оказался к Ильенкову ближе всех, что сыграло, конечно, судьбоносную роль.
Александр Иванович готов был вновь и вновь повторять не удавшиеся эксперименты, и я тоже как-то перенял у него эту неутомимость…
Альвин Валентинович Апраушев, директор Загорского детдома, очень поощрял мои попытки писать стихи, дал мне поистине судьбоносный навык – печатать на зрячей машинке, который через 30 лет облегчил мне освоение компьютера, и вообще до конца своей долгой жизни был близким моим другом.
Борис Михайлович Бим-Бад принял меня у Ильенкова из рук в руки, всячески способствовал моему творческому и личностному росту, пока был ректором УРАО (Университет Российской Академии образования. – В.К.), всегда отпускал меня к детям в лагеря, неутомимо слушал моё чтение вслух моих брайлевских рукописей, в том числе дневников общения с детьми, потрясающе деликатно подсказывал, советовал…
Короче, он все почти полвека нашей дружбы был моим главным вдохновителем.
Феликс Трофимович Михайлов
Феликс Трофимович Михайлов много общался со мной лично, не менее содержательно, чем Ильенков и Бим-Бад, тоже был моим вдохновителем, щедро делился своими произведениями, когда стал доступен компьютер, сначала на дискетах, а потом по электронной почте. Но он много болел, а когда не болел, много ездил, лично мы общались меньше, чем хотелось бы. И он поощрял мою творческую самостоятельность, на кандидатской защите, выступая в качестве моего научного руководителя, сказал, что мною невозможно руководить.
Как-то я год не мог с ним встретиться, наконец, после заседания лаборатории отчитался перед ним в своей работе, а Феликс Трофимович спросил, зачем он мне нужен. «Не ждать же было целый год, пока Вы найдёте для меня время!» – возмутился я. «Вот именно,ждать!» – И серьёзно: «Если бы и другие мои аспиранты не ждали, у меня было бы время и для тебя».
Знать о мире чуть больше, чем другие
– Зная тебя около 40 лет, не могу отделаться от чувства, что ты ведаешь о мире что-то большее, чем обычные зрячеслышащие. А чего не ведаешь, – можешь быстро «добрать»? Если чувство меня не обманывает, что же это «большее», и как оно становится доступным тебе?
– На такой вопрос чаще всего не знают ответа сами носители «большего», и либо отвергают подозрения, что они таковые носители, либо, если принимают эти подозрения, то склонны к мистическим объяснениям, дескать, Бог меня ведает, или какое-то, как называл это Даниил Андреев, вестничество, связь с провиденциальными или демоническими мирами, с мета-или инфракосмосом.
Но я марксист-ильенковец, и мне не пристало впадать в мистику.
Работы Ильенкова полны подчёркиванием того, что люди должны быть представителями Рода человеческого как «мыслящего духа», человечества как разумной формы жизни. Отсюда отмеченная выше ильенковская пропитанность культурой.
Из книги Ильенкова «Об идолах и идеалах», из главы «Не идеал, а действительное движение», я извлёк для себя концепцию универсальных способностей, которые надо в себе развивать, чтобы стать подлинно коммунистической, гармонично, всесторонне развитой личностью. В сущности это концепция о способности учиться, как иронически пояснял Ильенков, «без особых трагедий», – учиться всему, чему понадобится или просто захочется.
Для этого нужно, во-первых, научиться грамотно, диалектически мыслить, овладеть теоретической, философской культурой.
Во-вторых, овладеть эстетической культурой, научиться чувствовать и создавать красоту.
В-третьих, овладеть этической культурой, по-человечески, нравственно относиться к себе и другим людям и вообще ко всему миру, не манипулировать людьми ради посторонних целей, а считать их самоценными, самоцельными…
В-четвёртых, овладеть физической культурой поддержания здоровья и работоспособности, что возможно, как я убеждён, даже в ситуации тяжелейшей инвалидности.
С Эвальдом Васильевичем Ильенковым в его рабочем кабинете.
Фото из семейного архива Э.В. Ильенкова
Выражаясь по-детски, то «большее», что ты во мне подозреваешь – это просто-напросто неукротимое желание быть хорошим, вести себя хорошо. Не казаться хорошим в чьих-то глазах, не быть «как все», а действительно каждый миг жизни стараться вести себя действительно хорошо, всегда по возможности делать нравственный, человеческий, человечный выбор. И не оправдываться тем, что мир плохой и быть в плохом мире хорошим невозможно. Неправда. На протяжении всей истории человечества кому-то это всегда удавалось. Сократу. Спинозе. Толстому.
– Ты много, ярко и глубоко пишешь о саморазвитии. На фоне либо общих, либо коммерчески ориентированных разговоров на эту тему, твои слова пробивают стену невнятого гула. Какое качество, которое ты развил в себе (понимаю, что их много), на твой взгляд, является главным?
– Затрудняюсь ответить. Выбрав меня в 1994 в первую добрую дюжину России дети тем самым отметили во мне доброту. Сам я с детства был очень обидчив, и очень стараюсь не отталкивать от себя людей, даже когда они меня обижают, стараюсь как-то объяснять их поведение в их пользу, погодой, что ли (много метеозависимых, я сам такой), усталостью, недолюбленностью, не удовлетворённой потребностью в жалости, жалостью к себе… Короче, стараюсь не обижаться, а – сочувствовать, по возможности. Главное это или нет, но, пожалуй, самое актуальное сейчас.
Ещё всегда стремился быть исследователем, восходить от абстрактного к конкретному, быть зрячеслышащим если не физически, то интеллектуально, душевно и духовно. По возможности если не принимать, то пропускать реальность мимо себя, такую, как есть. Мол, проехали, живём дальше…
Мы обращаемся к человечности
– Нас с тобой объединяет один философский учитель – Феликс Трофимович Михайлов. Его концепция «Обращения» – не только философско-психологическая. Она объединяет науки о человеке по предмету. И самого человека, «разобранного» жизнью, собирает в нечто целое. Что для тебя главное в понятии Обращения, если не считать образа жизни?
– Обращение в смысле – кто как обращается к себе и другим, с собой и другими. То ли человечно, то ли бесчеловечно. Способ обращения к себе и окружающим, с собой и окружающими, обращение как действование.
– Мы оба из 20 века. Уютно ли тебе в современной психологии?
– Я в ней полный невежда в смысле знания литературы. Спасибо специалистам за снисходительность. А я всю жизнь не совсем в шутку называю себя профессиональным дилетантом. Очень и очень многого не читал, и уже поздно навёрстывать. Так что я современной психологии не судья… Лишь бы она дейстительно в помощь была, а не манипулировала людьми.
– Ты любишь музыку и играешь на губной гармонике, все мечтаю с тобой сыграть блюз. А чему ты отдаешь предпочтение?
– Духовому и симфоническому оркестру. Иоганн Штраус, создатели старинных русских вальсов для духового оркестра, и марши люблю, поднимают настроение. И траурные марши тоже. Помогают держаться, «выносить напряжение противоречия» (Гегель, любил это цитировать Ильенков). Бетховена, Вагнера, грабара, Шопена…
С детьми
– Вокруг тебя много детей и молодежи. Что ты пожелал бы им? В общем, пожелание будущему…
– То же, что и себе – стараться как можно чаще делать человечный выбор. Это значит – как можно чаще быть разумным и, действовать разумно. Не обобщать, что мир такой-сякой. Не мир, а отдельные люди в той или иной передряге/переделке. Уметь и стараться сочувствовать, хотя понятно, что не всегда возможно, далеко не все заслуживают сочувствия…
Спасибо за интересные вопросы.
– Спасибо за то, что ответил, хотя я закидал тебя ими накануне Юбилея, а ты продолжал отвечать на них и в юбилейный день. Как всегда – не дежурно. Если и несешь ты какое-то «дежурство», то это дежурство по человечности, человечному мышлению, человечным чувствам, человечным отношениям. Ты – бессменный на этом посту. Пусть будет долгим и счастливым твой пост!
С Владимиром Кудрявцевым а РГГУ
Александр Суворов
МЕЧТА
Тут не меряна глубина.
Нитка берега чуть видна.
Красный катер трясётся, прыгает,
– Как булыжник, тверда волна.
Славный щедростью Иссык-Куль
Все сокровища развернул:
Солнце, брызги всецветной радугой,
Ветра встречного ровный гул.
Вновь мечтаю: если бы весь
Так же искрился мир, как здесь!
Смыть бы чистой волной прозрачною
Всё, что мутного в людях есть!
Дом победившей Личности
Вместо справки
«Вероятно, человечество победит раньше или позже и слепоту, и глухоту, и слабоумие, но гораздо раньше оно победит их социально и педагогически, чем медицински и биологически», – писал восемь десятилетий назад Л.С. Выготский. И сам в качестве дефектолога делал все для того, чтобы приблизить эту победу с максимальной вероятностью.
Человечество и до Выготского, и после Выготского одерживало разовые «социальные» и «педагогические» победы над слепоглухотой – в лице великих женщин: Лауры Бриджмен, Хелен Келлер, Ольги Скороходовой, имена которых известны во всем мире. Величие этих слепоглухих женщин – не только в их литературном творчестве и социальном подвижничестве. Оно – в личностном усилии, которое позволило им жить той человеческой жизнью, полноте которой могут позавидовать многие зрячеслышащие люди.
И это усилие, стоящее, по Выготскому, за тем, что Альфред Адлер назвал «гиперкомпенсацией» (значение специального термина слилось исключительно с негативными коннотациями), – самое главное.
Ведь что доступно человеку? Не искоренение морфофизиологической основы дефекта, а свобода от ограничений, которые он налагает на специфически человеческие формы жизни. Много это или мало? Смотря, по каким критериям оценивать «человеческое».
Критериев, по большому счету, всего два. Как и два пути «коррекции».
Путь адаптации к ограничению путем «частичной компенсации дефекта» (когда, цепляясь за остатки зрения и слуха, детей выучивают простейшим трудовым умениям и навыкам общественной жизни в ее предельно суженном спектре). И путь развития слепоглухого ребенка в соответствии с культурной (а не статистической) нормой, но в специфической форме. Путь «победы» Личности над дефектом.
Но Выготский мечтал о таком «социуме», в котором сами победы станут нормой. Такого «макросоциума» построить не удалось. А тот, что есть, страдает «социальной слепоглухотой». Слепоглухонемой ребенок готов войти в общество, а общество не готово его принять. «Слепоглухое» общество. Об этом разбиваются все попытки, сами по себе вполне научные и технологичные, перейти на рельсы инклюзии. Не в лабораториях и специальных учреждениях (есть прорывные исследования и замечательные практики), не из-за недоработок при создании безопасных сред (есть великолепные образцы). А в питерском кафе, откуда из-за недовольства посетителей выставляют группу детишек-инвалидов (не единственный, увы, случай). Инклюзия невозможна на фон социальной инвалидности здоровых людей.
Мечта Выготского обрела плоть в образе знаменитого Загорского (ныне – Сергиево-Посадского) интерната для слепоглухонемых детей.
Декабрь
В нынешней России о ней вспоминают нечасто. А ведь великий психолог Даниил Борисович Эльконин, выступая официальным оппонентом на защите докторской диссертации А.И. Мещерякова, назвал Загорский детский дом «психологическим синхрофазотроном». Вспомним, что синхрофазотрон – это ускоритель содержимого микромира: элементарных частиц, которые разгоняются внутри устройства до огромных скоростей. По эффекту их соударения с другими частицами физики делают заключение о строении и фундаментальных свойствах материи.
Только в случае работы со слепоглухими детьми место соударения занимает соприкосновение, сопереживание, содействие, сотворчество. «Со-единение» – так называется Фонд поддержки слепоглухих, с которым сотрудничает Александр Суворов. По эффектам всего этого «со-» мы можем судить о «фундаментальных свойствах» Человека.
