Думаю, и у вас так бывает: вдруг что-то, кажущееся понятным и привычным, сверкнет неожиданной гранью, и внезапно обнаруживаешь, что это привычное – лишь верхушка айсберга, лишь видимый «значок» некоего до сих пор не замеченного тобою глубокого явления. Причем часто оказывается, что его «невидимая» (мысленно и/или эмоционально воспринимаемая) часть парадоксальным образом способна даже отрицать свой визуальный образ.

Так случилось у меня с военным парадом. Вернее, с представлением о нем, которое возникло, когда этот каждому знакомый с детства (и по телевизору, и по школьной жизни) феномен предстал в предельно субъективном – то есть в чисто психолого-педагогическом – виде.

Мы все помним недавние разговоры о праздничном параде. Так вот, среди необозримого моря ожидаемо политизированных выступлений и публикаций на эту тему мне попалось интервью, буквально заставившее замереть. И почувствовать: именно так наступают «моменты истины».

Речь идет о воспоминаниях 94-летнего Евгения Яхнина – ветерана Великой Отечественной войны и участника того самого, настоящего Парада Победы 24 июня 1945 года. Вот его слова, столь сильно меня «зацепившие»: «Мимо нас на лошадях продефилировали оба маршала, мы им прокричали: “Ура!”. Но голова была занята другим. Главное – во время прохождения надо было держать равнение (двадцать человек в шеренге) и, проходя мимо Мавзолея, прижать руки к бокам, поскольку команда “смирно!”, и – “равнение направо”. На каждой тренировке всем шеренгам и “коробкам” ставили отметки, кто как равняется. И это было глав-но-е! Смешно даже».

Давайте попробуем «педагогически расшифровать» смысл сказанного.

Во-первых, не упустим из виду, что перед нами – не школьник-подросток, а боевой офицер великой победоносной армии-победительницы, окончивший военную академию и прошедший всю войну. Он – участник парада-триумфа, герой, субъект торжества.

И тут (это во-вторых) – фантастический парадокс: для этого героя и субъекта торжества самое главное – не проживание своего триумфа как выдающегося события собственной жизни, а безукоризненное выполнение команды, никакого содержательного отношения к этому состоянию не имеющего. Не переживание чувства счастья, чувства полноты жизни, не свободная манифестация вместе с товарищами по оружию самоутверждения, а панический страх не сбить шаг, не нарушить шеренгу, в нужный момент прижать руки к швам галифе.

Перед нами – моментальная трансформация человека в запрограммированного робота, полное вытеснение его личностного начала формальным ритуалом. А в чем суть программы? По сути, в исполнении предельно дрессировочно-механического и столь же предельно сакрально-символического стереотипного обряда – пройти, чеканя шаг, две сотни метров перед глазами «высшей силы», чтобы удостоиться ее оценивающей реплики соседу по трибуне: «А что, неплохо идут!».

А теперь – в-третьих: представим ученика младшего или среднего возраста на аналогичном параде школьного или районного уровня, скажем, на смотре строя и песни. Сила и глубина его переживаний (с учетом возраста и жизненного опыта) вполне соизмерима с эмоциональным напряжением нашего лейтенанта. И по своей сути его эмоции те же: не нарушить линию строя, не перепутать слова, не забыть про «отмашку рук» и про команду «смирно!». А к выпускному классу он точно так же скажет: «И это было глав-но-е! Смешно даже».

Меня не оставляет вопрос: чего мы надеемся добиться, заставляя детей ритуально шагать в маршевом строю (да еще с автоматами в руках)? Что они манифестируют – не условно-символически, а личностно-субъективно?

Разве мы сами не понимаем, что подобное насильственное «овнешнивание» высоких чувств, которые мы искренне хотим видеть в наших воспитанниках, ведет к опошлению и профанации прививаемых идеалов? Разве мы сами не чувствуем, что «педагогика парада» пускает свои метастазы во всю нашу воспитательную работу, превращая нас в циников-доктринеров, а детей – в индоктринированных циников?

Откуда это у нас? Откуда эта тяга к ходульно-парадному предъявлению «коллективного себя» при полном уничижении самих себя в личном качестве? Вопрос риторический: мы не можем не понимать, что это родительское и дедовское наследие с его предельно идеологизированным и политизированным культом «масс», с их любовью к военным и спортивным парадам и многотысячным ликующим демонстрациям перед трибунами. Перечитайте на досуге «Разговор с товарищем Лениным», написанный Маяковским в 1929 году. Особенно строки: «Должно быть, под ним проходят тысячи… Лес флагов… рук трава… Я встал со стула, радостью высвечен, хочется – идти, приветствовать, рапортовать!».

Ответьте честно: мы тоже хотим быть «высвечены радостью» 1929 года – «года великого перелома»? Нам, устраивающим праздничные школьные линейки и смотры строя и песни, тоже хочется «рапортовать» на фоне «леса флагов и травы рук»? Кому и о чем? Так что же мы хотим сказать этими парадами, линейками и смотрами?

Да, наши дети и подростки – как и их сверстники во все времена – остро нуждаются в самовыражении и самоманифестации. Они страстно хотят предъявить себя: и самим себе, и нам, взрослым. А мы? Мы так и не умеем (и, похоже, не стремимся научиться) помочь им в обретении необходимого для этого современного культурного языка. И предлагаем язык, которому нас самих когда-то обучили: язык шествий, приветствий и рапортов, язык линеек и смотров. Но увы, на этом языке говорит не человек-личность, а обезличенный, «массовидный» человек.

И здесь, к слову, о языке. Вы обратили внимание на эпизод со «стилистической неточностью» в бюллетенях для голосования по поправкам, вносимым в Конституцию РФ? Полюбопытствуйте: реакция ректора Государственного института русского языка имени Пушкина Маргариты Русецкой на совершенно справедливое замечание лингвистов, очень характерно – оно сделано в логике всё той же «педагогики парада»: важен не стиль, а общий смысл, общее понимание. Если судить по должности человека, сделавшего такое заявление, то это авторитетное мнение.

Теперь, ссылаясь на него, учителя русского языка имеют основание сказать: нет никакой надобности работать над стилистически правильной речью наших учеников – вполне достаточно, чтобы был понятен общий смысл того, что они имеют в виду».

… Два с половиной столетия назад в речи при своем избрании в члены Французской академии знаменитый естествоиспытатель Бюффон произнес слова, ставшие крылатыми: «Знания, факты и открытия – вне человека, стиль же – это сам человек». Мне упорно кажется, что молодые люди XXI века родились под знаком этих слов. Они не хотят ходить строем в ожидании команды. Они хотят жить в отрытом обществе, каждый член которого – свой стиль, свое лицо, своя институция. Они хотят научиться понимать Себя и Другого и уважать человека в себе и в Другом.

Им претит педагогика парада.

Им нужна педагогика диалога.

А нам?