И выучивание стихов наизусть, а затем проговаривание их про себя и вслух – наиболее адекватный способ взаимодействия с поэзией.
Несколько лет назад на сайте Colta.ru был запущен проект «Стихи вживую», в рамках которого современные поэты читали по два стихотворения – свое и чужое. Это очень верный подход, мне и, думаю, не только мне очень не хватает именно «стихов вживую».
Я помню наизусть не так много стихов, и запоминание для меня всегда некоторый труд, само собой это получается редко, но те, что помню, я как правило узнавал именно с голоса, и мне важно было сохранить в памяти их звучание.
Первым большим стихотворением, сознательно выученным мною наизусть, был «Вересковый мед» Роберта Льюиса Стивенсона в переводе Самуила Маршака. Я начал учить его с голоса – эту балладу любил и с большим чувством читал мой отец. (Еще он любил читать «Одесские рассказы» Бабеля, но прозу моя память, к сожалению, не удерживает.) Помню, как во втором классе я переписал это стихотворение для девочки, в которую был влюблен. Много лет спустя я узнал, что эта записка сохранилась, но это совсем другая история.
Среди стихотворений, воспринятых на слух и именно поэтому выученных, «Моцарт и Сальери» Пушкина – меня в свое время поразила игра Валерия Золотухина и Иннокентия Смоктуновского в фильме Михаила Швейцера, – стихи Бродского, читавшиеся им в характерной завывающей манере, некоторые вещи Блока и Фета, которые читал на одной из немногих сохранившихся записей Михаил Бахтин, Мандельштам, которого читали на своих лекциях такие яркие преподаватели, как Владимир Бибихин и Татьяна Васильева, переводы Катулла и Проперция, сделанные Григорием Дашевским, у которого мне посчастливилось учиться.
Проговаривание поэтического произведения вслух для меня, помимо всего прочего, – способ «откалибровать» сознание, прийти в себя в стрессовой ситуации, сродни молитве или медитации.
Герой одного из фантастических романов К.С. Льюиса, автора «Хроник Нарнии», оказавшись запертым в лишенном солнечного света подземелье, чтобы не сойти с ума, читает стихи, которые помнит – «Илиаду», «Одиссею», «Энеиду», «Песнь о Роланде» и «Охоту на Снарка». Я никогда не оказывался запертым в подземелье, но, когда мне не удается уснуть и надо прогнать беспокоящие мысли, я читаю про себя «Странника», «Осень» или «Моцарта и Сальери» Пушкина или «Реквием» Ахматовой.
У меня нет рецепта, как приохотить детей к выучиванию стихов наизусть, кроме собственного опыта и любви к звучащему стихотворному слову. Меня трогает чтение стихов вслух, и я стараюсь читать их, а когда дети маленькие – укладывать их не только под песни, но и под стихи. «Жираф» Гумилева или «Сияла ночь, луной был полон сад» Фета действуют ничуть не хуже колыбельной.
Однажды, когда мы со старшей дочерью разучивали «Обезьянку» Киплинга в переводе Маршака, я записал свое чтение на автоответчик. По своему основному назначению он не использовался, а вот для разучивания стихов оказался как раз – дочь играла, нажимая кнопку, и сама не заметила, как уже знала текст наизусть.
Сейчас старшей пятнадцать, и я не понимаю, что и как учат сегодняшние подростки, зато с младшей, трехлетней, мы взахлеб читаем «Айболита» Чуковского – по-моему, это одна из вершин русской поэзии вообще, – Gruffalo и «Федорино горе», и она уже начинает повторять прочитанное довольно большими кусками.
