Всего в опросе приняло участие 179 человек, значительная часть из которых, судя по разгоревшейся дискуссии, учителя и преподаватели литературы (что неудивительно). Результаты распределились таким образом:
1. Татьяна верна клятве перед алтарем (81, 45,25%).
2. Татьяна уважает своего мужа и признательна ему (77, 43,02%).
3. Автору необходим параллелизм двух ситуаций любовного признания (75, 41,90%).
4. Татьяна верна семейному долгу (66, 36,87%).
5. Автор изображает свой идеал замужней женщины (60, 33,52%).
Дать – дополнительно к перечисленным вариантам или как альтернативу им – свой вариант ответа предпочли 42 человека (23,46%).
Конечно, я не пытался этим опросом статистически определить самый верный или самый популярный ответ. Мне интересно было другое: между предложенными вариантами ответов существует некоторое противоречие, связанное, помимо прочего, с известными дискуссиями о том, какова же цель литературного образования. 1-й, 2-й и 4-й вариант ответа отражает подход к сюжету произведения как к своего рода житейскому кейсу, а к характеру героев – как характеру реальных людей, а не к авторскому вымыслу, пусть и построенному на знании жизни и наблюдательности по отношению к мотивам человеческого поведения и чертам личности. 3-й и 5-й варианты опираются на понимание художественного произведения как авторского творения, в котором все, даже поведение персонажей, подчинено авторскому замыслу, его идеям и ценностям, а потому объясняется не столько законами жизни, сколько их конструированием со стороны автора, законами творчества и писательского воображения.
Современную школу часто упрекают в том, что она игнорирует эстетическую природу художественного текста: на уроках учителя и их ученики главным образом пересказывают сюжеты и обсуждают поведение героев – как это бывает на телевизионных ток-шоу.
Постепенная замена книг киноверсиями классики тоже говорит в пользу того, что сама по себе литературная, словесная форма произведений уже не является самым важным при их изучении в школе. Опрос показал, что большинство разделяет такой подход к героям как к живым людям, в чем, в общем-то, нет ничего плохого: да, данный подход называется «наивно-реалистическим» и он характерен и для восприятия, скажем, живописного, театрального или киноискусства. Даже не любящие читать или ограничивающиеся чтением краткого пересказа читатели не прочь поспорить о мотивах отказа Татьяны Онегину. К наиболее популярным – религиозности героини (любопытно первое место по популярности этой версии, появившейся в школьных учебниках относительно недавно, хотя сам Пушкин почти не уделяет ей внимания), уважению и благодарности мужу, а также семейному долгу, добавляют также (по убыванию популярности):
• нежелание что-то менять в устоявшейся жизни, зрелость героини – уже не юной особы;
• недоверие чувствам незадачливого возлюбленного, и даже:
• месть ему;
• отсутствие былых чувств – что на самом деле и оплакивает героиня в финальной сцене;
• ее простодушие и неумение лукавить, цельность натуры;
• нежелание строить свое счастье на несчастии другого (популярная версия Достоевского – имеющая в виду мужа Татьяны, так как несчастье Онегина при этом неизбежно, ну так он и сам виноват, раньше думать надо было).
Предлагаются и другие, более экзотические интерпретации, но даже их беглый обзор показывает, что свести их вместе никак не получается – у каждого неравнодушного читателя получается своя Татьяна, в соответствии с его жизненным опытом, ценностными установками и предпочтениями. Попытка выбрать из них самую верную непременно обернется ожесточенной полемикой – и нужно быть школьным учебником, чтобы избежать тут споров: беглый обзор учебников показал нам, что большинство из них стремится дать юному читателю свою, непротиворечивую концепцию образа Татьяны, в лучшем случае предлагая сравнить, к примеру, критическую оценку ее Белинским и апологетическую – Достоевским (как будто не-современник Пушкина Достоевский имел на нее право – со своей позиции, а мы, сегодняшние, имеем право только выбирать из имеющегося).
Вторая группа данных ответов предлагает видеть в авторе мастера композиции: эта версия опровергает расхожее представление, будто для самого Пушкина замужество Татьяны было неожиданностью – так как отказ Онегина в ответ на признание Татьяны нужно было уравновесить отказом Татьяны в ответ на признание Онегина, и тем самым дать им обменяться ролями. Эта версия поддерживает «сделанность» романа, подчеркивает его эстетическую природу – и требует от читателя умения наслаждаться мастерством автора, а не только жизненностью воплощенной в романе интриги. В ней меньше простодушия, больше требуется аналитических способностей от читателя – и очень интересно, что она по популярности обошла версию, предлагающую видеть в Татьяне воплощение авторского идеала умной, сознательной жены, во благо мужа и семьи жертвующей своей сердечной привязанностью (такой, каковой вскоре окажется избранница сердца самого поэта – хотя и здесь, как известно, не утихают споры).
Из иных эстетических, а не психологических объяснений, предложенных участниками опроса, можно упомянуть указание на ее прототипа – княгиню М. Волконскую, которую портретировал Пушкин (тоже в своем роде эстетическая задача), и подготовку будущего образа самоотверженной «капитанской дочки» Маши Мироновой; идейную эволюцию Пушкина от Онегина к Татьяне – от Запада к Востоку, от космополитизма – к патриотизму; даже любовь автора к своей героине, которую он готов отдать генералу (прообразом которого на самом деле сам Пушкин, возможно, и являлся), но никак не «модному тирану» Онегину. Видно, что в этих версиях много противоречий – как и между «органическим» и «эстетическим» подходом к образу героини, что не мешает читателям соединять оба подхода.
Наверное, это сопряжение двух подходов – (наивно-) реалистического и эстетического – и является целью литературного образования: первый из них развивает эмоциональную сферу («над вымыслом слезами обольюсь») и учит сопереживанию; второй – помогает сохранять необходимую дистанцию по отношению к авторскому вымыслу и получать удовольствие от переживаний иного, эстетического порядка. Только вот, наверное, следует честно признаться – даже среди взрослых людей всегда большинство тех, кто вполне довольствуется первым подходом, что уж там говорить о рядовых школьниках, имеющих привычку хоть иногда открывать книгу!
Да и государство, устами своих чиновников регулярно возвещая о «воспитательной роли классики», эту воспитательную роль видит скорее в восхищении оценкой самоотверженного поступка замужней Татьяны («традиционные семейные ценности»), чем пластичностью «онегинской строфы» ¬¬– и с радостью пожертвует эстетикой ради этики. О чем свидетельствует, к примеру, история трехлетнего насаждения декабрьского так называемого «итогового сочинения», сводящего любое произведение искусства до нравоучительного, воспитательно-патриотического кейса.