Недавно я рассказывала о том, что мешает подросткам писать современные стихи. Теперь расскажу, кого из современных поэтов (вторая половина XX в.– XXI в.) я люблю сама и какие тексты с интересом ношу в класс. Поделюсь для начала любимыми петербургскими поэтами.
Нонна Слепакова. У неё тяжёлые эмоционально, непростые для понимания, жёсткие стихи, но это не значит, что для подростков они недоступны. Опыт чтения Слепаковой не из приятных, зато здесь нет ни поверхностного многословия, ни крикливой восторженности. Мне нравится наблюдать, как дети постепенно расшифровывают чужое, непонятное, шипяще-нежное стихотворение «Лахтинская» или как «Последний раз в ЦПКО» вызывает у них сильное, незнакомое ощущение отвращения, сплетенного с сочувствием.
Михаил Яснов. Его взрослые стихи я открыла для себя не так уж давно и продолжаю понемногу читать их и удивляться точности, краткости и какой-то удивительно звучащей в них человечности. Мое самое любимое стихотворение Яснова — «Я помню больницу, в которой лежал…». Оно посвящено Алексею Михайловичу Адмиральскому — педагогу, возглавлявшему литературное объединение «Дерзание», куда в детстве ходил Яснов. Очень грустный текст о настоящем учителе, для которого работа с детьми обернулась трагедией. Однажды я обязательно проведу урок по этому стихотворению в саду Аничкова дворца.
Вячеслав Абрамович Лейкин. В каком-то смысле он мой учитель, наставник. На примере Лейкина детей можно знакомить с верлибрами, учить распознавать иронию и искать аллюзии. Мне всегда нравилось стихотворение «Ты — герой эпизода, фигура второго плана…». Оно, может быть, точнее всего передаёт общее настроение лейкинской поэтики, отношение поэта к своему негероическому герою. И конечно, нужно смотреть замечательный фильм «Бакенбарды», снятый Юрием Маминым по сценарию Лейкина. И читать книгу «Играем в поэзию» о детском литературном объединении, которым он руководил.
Не знаю, можно ли где-то в открытом доступе почитать последние стихи Вячеслава Абрамовича, но они впечатляют тем, что в 85 можно оставаться абсолютно живым поэтом и, сохраняя фирменную самоиронию, писать о старости так, чтобы задевало и в 16, и в 30.
Александр Гуревич. Кажется, до этого я говорила о мэтрах, а тут перешла к менее известному поэту. Хочется даже назвать его молодым. Гуревич рано умер — его стихи не успели законсервироваться, отстояться. Они наполнены удивительной энергией жизни, а особенно, как бы парадоксально это ни было, наполнены ею поздние тексты, где и биографический автор, и лирический герой знают, что скоро умрут. Меня каждый раз заново переворачивают два стихотворения Гуревича — «Не знаю, как для умерших, а для…» и «Заболев, начинаешь видеть, как много больных вокруг…».
Дмитрий Коломенский — самый современный из всех перечисленных поэтов, то есть самый молодой из ныне живущих и к тому же регулярно выкладывающий новые тексты в соцсетях. Временная дистанция между автором и читателем, текстом и читателем минимальная. Тем сложнее оценивать стихи, ведь на них нет, к счастью, ни печати трагической смерти автора, ни вывески «Классика» (все-таки Слепакова, Яснов и Лейкин уже вполне себе околоклассики). Для учителя литературы стихи Коломенского ценны, конечно, не только возможностью спросить, что хотел сказать автор, хоть я ею периодически и пользуюсь. Их всегда интересно анализировать на уроках, перекидывая мостик от школьных текстов к Диминым, ещё свободным от устоявшихся трактовок. Например, стихотворение «Зимний день – полосатый шлагбаум…» очень здорово ложится на разговор об отношениях поэта и родины-цензора.
Я выбрала поэтов, которых, по моим ощущениям, объединяет не только Петербург, но и какая-то общая эстетическая рамка, может быть, Петербургом и навеянная. Их стихи не «позитивные», как иногда говорят школьники, и уж точно ничему не учат, а просто честно выполняют свою единственную настоящую функцию — эстетическую. Поэтому-то я их люблю и при каждом удобном случае разбираю с учениками.
