– Дима, в связи с пандемией коронавируса родители школьников испытали все «прелести» дистанционного обучения. Многие считают, что эксперимент с онлайном не удался, и боятся, что дистанционка снова нас настигнет. Всё ли так плохо на самом деле?

– Я бы не стал говорить, что весь онлайн-формат провалился. «Провалился» – это значит, что вообще нет приличных уроков в онлайне. Но ведь это не так! У меня встречный вопрос: всё, что происходило в нашем образовании раньше, в офлайн-формате, разве не проваливалось? Мне кажется, что онлайн – это отражение офлайна, вот и всё. Если учитель гениальный в обычной школе, его уроки на удаленке, может, и стали менее гениальными, но они остались классными. А если речь об учителе, который на уроке как говорящая голова и всё делает за счет так называемой дисциплины, угроз и унижений, то в интернете его ждет фиаско. Вообще, онлайн – это не формат, а инструмент. Педагогическая система не меняется. И если школа выглядит не очень в онлайн-формате, это повод для родителей задуматься: а куда же мы детей посылали учиться до этого?

– А разве родители об этом не думают?

– К сожалению, многие родители, посылая ребенка утром в школу, позволяют себе забыть о том, что там происходит. Они вспоминают об этом, только когда их вызывают в школу или когда дети получают так называемые плохие оценки. Только тогда они говорят: «Что-то не то у нас с образованием».

А когда нас всех принудительно высадили на карантин, родители вдруг увидели ту сторону образовательного процесса, которую раньше игнорировали.

Разве дети не говорили им, что они не хотят идти в школу? Говорили. Но родители пропускали это мимо ушей. А если бы они прислушались к детям раньше, они бы сильно удивились. То есть ситуация с точки зрения подхода к обучению не поменялась, поменялась наша степень информированности об этом процессе, его нюансах.

– Хорошо, родители вдруг прозрели. И что им теперь делать с теми проблемами, которые они увидели?

– Просто задайте вопрос вашим читателям: что делать, если вашему любимому человеку плохо?

– Сделать так, чтобы ему стало хорошо.

– Вот. Я не буду никого ругать. Я скажу, что если вы, к примеру, не смогли обратить внимание на проблему с образованием и школой раньше, то раньше у вас просто не дошли до этого руки. И вот сейчас наконец надо бы с этим разобраться.

– Что делать-то? Поменять учителя, школу? Какие тут варианты?

– Я могу вам озвучить много вариантов. Вопрос – чего мы, родители, хотим.

– Хотим, чтобы ребенок шел в школу, и ему там было комфортно. И чтобы он получал там знания.

– Какие?

– Это вопрос не в бровь, а в глаз. Надо подумать.

– То, о чем мы с вами говорим, называется заказом, которого нет. Если ничего не делать, не формировать заказ, не формулировать, чего мы хотим от системы образования, то она и не изменится. Ведь эта система так или иначе работает в рамках заказа, который должен исходить в первую очередь со стороны родителей. Если они не знают, зачем их детям ходить в школу, ничего не изменится. Представьте, вот вы пришли в ресторан, платите деньги и говорите: «Делайте что хотите». И какой ресторан накормит вас едой, которая вам понравится, если нет никакого заказа? В такой же ситуации находится и государство.

– И каждая конкретная школа?

– Да. Могу добавить, что любая школа с точки зрения практики является частной, потому что фактически государство в лице школы за ваши деньги (налоги, которые вы платите) и по вашему заказу что-то делает. И мне с этой точки зрения ругать государство очень сложно. У него огромное количество задач. Образование – лишь одна из них. Школьная система – система массовая. По этой причине она тяготеет к упрощению. И единственные люди, которые могут на эту систему влиять, – те, у кого эта система востребована, то есть семьи, родители и дети. А если ребенка не спрашивают, чего он хочет, а просто приучают, что он должен в школу ходить, если никого не интересует, что он по этому поводу думает, а просто звучит фраза «я через это прошел и выжил, и ничего страшного», – не стоит удивляться, что мы имеем то, что имеем.

– Может ли конкретная школа что-то поменять в своей работе в лучшую сторону в нынешней ситуации?

– Если упростить, то зачем среднему директору менять то, что происходит в школе сейчас, если у него всё, в общем-то, хорошо? А в ситуации, когда не очень хорошо, он, директор, всё сваливает на детей. Причем родители в этой ситуации становятся на сторону учителей и директора.

Что обычно говорят родители, когда ребенок плохо учится? «Я тебя лишу того-то и того-то. Исправляйся».

И от всего этого советского «плача Ярославны», что государство что-то должно поменять за нас, например плохую систему образования, меня коробит. Система изменится только когда вы ее поменяете!

– Почему советский «плач Ярославны»?

– Потому что это советская система координат: «За нас решат». Решат, что мы будем носить, есть, пить, читать. Мне такой подход представляется примитивным. Ведь мы уже находимся в намного более продвинутой ситуации, и в ней можем многое определять сами. Поэтому разговоры типа «школа выглядит так, как она выглядит, и я ничего не могу с этим поделать» вообще ничего не стоят. Случаев, когда поменять ничего нельзя, очень мало.

– Хорошо. Вот я сформулировала запрос. Как мне теперь его донести до нужных структур и людей?

– Но вы его еще не сформулировали. Вы его сначала сделайте, а я вам расскажу, как его донести. Донести заказ до того, как он сформулирован, никак нельзя. А формулировать по ходу – некорректно. Если нам нужно попасть в Челябинск, мы же не сядем на самолет, который летит в Калининград? А в ситуации со школой мы часто не знаем, чего хотим, и родители вообще часто боятся этого вопроса. Простой пример. Когда вы решите купить себе новую блузку, вы же не пойдете за ней по принципу «в соседнем подъезде открылся новый магазин, куплю ее там». Вы пойдете в один магазин, в другой – будете выбирать, советоваться с подружками. А со школой разве так?

– Чаще всего люди выбираются школу поближе к дому. В идеале – во дворе...

– Вот. Ну и всё. А дальше вы сдаете ребенка, подобно чемодану, в школу на 11 лет. Представьте, вы приносите в химчистку мешок с одеждой и говорите: «Сделайте с ней что-нибудь, я через 11 лет забегу». И где окажется через 11 лет этот мешок и каким будет качество одежды? Это простые вещи. И мяч находится на нашей стороне поля – на стороне родителей. Нам нужно эту ситуацию менять. И я говорю не про революционные изменения. Для начала стоит попробовать сходить на родительское собрание, сходить и обсудить, что происходит в школе, на занятиях.

– А есть ли в России, в Петербурге родители, у которых уже есть заказ на образование детей?

– Да, и их число увеличивается, что внушает осторожный оптимизм. Например, мы видим, что случаев перевода детей на домашнее обучение всё больше. Мы не будем обсуждать, плохо это или хорошо. Но, безусловно, это свидетельствует о том, что заказ формируется. Дети уходят из школы, потому что им и их родителям там чего-то не хватает. Появляется всё больше частных учебных заведений, и в государственных школах появляются положительные изменения. Они не радикальные, но они есть. И было бы очень несправедливо говорить, что все учителя плохие. Нет, есть блестящие учителя, и часть из них работает не в блестящих школах. И число таких школ и педагогов увеличивается. Правда, не так быстро, как хотелось бы.

– Когда родители должны сформулировать заказ на образование? Когда ребенку 3–4 года? Или попозже?

– Сформулировать заказ никогда не поздно! Нужно взять бумагу и ручку и на одной стороне листа написать, на что я, как родитель, категорически не готов. А на другой – чего я хочу на самом деле. Готов ли я, чтобы на моего ребенка кричали, приказывали делать что-то, не объясняя цели и причины действия? И так далее. Это я беру самый верхний слой. При составлении первого списка у вас отсечется 70% школ, поверьте мне. И тогда надо искать школу, которая вам подходит. Такая возможность есть, ее нам дает российский закон об образовании, который, кстати, является одним из лучших в мире.

– И чего в нем хорошего?

– Он хорош тем, что завтра утром вы или любой другой родитель можете уйти на домашнее обучение или поменять школу, учебную группу. Жалко только, что мы, родители, не очень активно этим пользуемся.

– А что в других странах с формированием заказа на образование?

– Во многих странах мира редкий родитель будет терпеть, если ребенок из школы приходит заплаканный. Редкий родитель не задаст вопрос, что случилось, ведь он платит за обучение деньги, и тут дело касается не только частных, но и государственных школ.

Если ребенок в школе несчастлив, то это повод не для скандала и конфликта, а для разговора.

В принципе, по определению ребенок в школу должен если не бежать бегом, то идти с удовольствием.

– Не кажется ли вам, что сейчас у родителей такая легкая истерика по поводу важности образования?

– Кажется. Это всеобщая невротизация. Родители находятся в очень жестких условиях. Как пел Борис Гребенщиков, «мы находимся в поле такого напряга, где любое устройство сгорает на раз». Родители смотрят телевизор, читают журналы, книжки, в том числе и мои. Вокруг бабушки, дедушки, учителя, репетиторы. И родители напряжены, потому что они действительно хотят, чтобы с их детьми всё было хорошо. И они часто находятся в состоянии, «когда перестают соображать и несутся вперед». Но я знаю, что большинство родителей могут остановиться, вздохнуть, выпить чаю и задать себе несколько вопросов.

А нужно ли вот это всё? А важно ли это? Меняется ли мое отношение к ребенку, если он приносит три, а не четыре или пять?

Ответив на эти вопросы, родители смогут дать правильные ответы и на все другие. Я это точно знаю: у меня прямой эфир 4 часа в неделю, во время которого ко мне за советами обращаются разные люди. И я часто в прямом эфире слышу, как тот или иной слушатель останавливается и начинает смотреть на проблему по-другому. Вовсе не из-за меня. Просто срабатывает вау-эффект: «Оказывается, так можно было? И почему мои отношения с ребенком должны портиться, если он получил трояк? И кто же его поддержит в сложной ситуации, если не я?»

Ведь речь идет о наших самых любимых людях. А любимому человеку невозможно все время делать плохо, приговаривая «я делаю это ради тебя, ты мне еще спасибо скажешь». Мы же понимаем, что это обман. Мы же помним, что когда наши родители с перекошенными от раздражения лицами говорили нам то же самое, мы не любовь их чувствовали, а что-то иное. Не любовь это была.

– Что еще нужно учитывать при принятии решения об образовании?

– Во-первых, стоит помнить, что наш мир устроен так, что очень много информации нужно проверять. Во-вторых, над информацией всё время надо задумываться. Когда директор школы вызывает вас на неприятный разговор, надо подумать, а согласен ли я, чтобы директор обсуждал моего любимого человека? Согласен ли я, чтобы учитель при всех на родительском собрании произносил плохие слова о моем ребенке? Если я не согласен, мне, как взрослому человеку, придется с этим что-то делать. Но делать – не значит наорать на кого-то. Это значит подумать, как я с этим взаимодействую.

– Разве раньше, когда вы учились в школе, ситуация была другая?

– Тогда, в 70-е годы прошлого века, было меньше поводов задумываться, и я ничего хорошего в этом не вижу. Тогда было, например, намного легче обмануть детей. Когда им говорили «если ты не будешь хорошо учиться, то будешь дворником или проституткой, это зависит от пола и везения», приходилось в это верить. И не было инструментов для проверки этих фактов. Только за последние 20 лет многое поменялось. Дети больше не верят в такую ерунду. Точек выбора стало намного больше, и это прекрасно. В такой ситуации странно вести себя так, будто у ребенка есть только одна протоптанная дорожка: в школу – из школы, и будто школа устроена так же, как в нашем детстве. Мир уже другой.

– О каких тенденциях в российском образовании все-таки можно говорить?

– Постепенно всё больше людей в мире (и в России) понимают, что всё неоднозначно с жесткими навыками (так называемыми hard skills) и знаниями типа «дважды два – четыре» и «Волга впадает в Каспийское море». Актуальными становятся soft skills – гибкие навыки. Когда, например, вы случайно забыли, куда впадает Волга, но сможете в течение нескольких секунд или минут эту информацию найти в случае необходимости. Очень большой вопрос – что сейчас первично.

Долгие годы в России по понятным причинам считалось, что первичны жесткие навыки. Но мы живем в мире, который очень быстро меняется, и мы в нем дезориентированы.

Сейчас уже становится понятно, что крайне важны гибкость, умение в хорошем смысле приспосабливаться к новым ситуациям, иметь высокий уровень обучаемости новому. Возможно, в чем-то такие навыки важнее. Я ни в коем случае не умаляю значения жестких навыков – они необходимы. Но также важно умение применить эти точные знания в нашем меняющемся мире. В этом смысле ситуация с онлайн-обучением показательна. Те, кто считает, что «онлайн – это то же самое, что и офлайн, только хуже», эту игру проиграли. А дети, родители и учителя, которые восприняли эту ситуацию как новую и подумали, что должно измениться в поведении всех сторон, вышли из нее победителями.