Для театра, в репертуаре которого такие постановки, как «Rock’n’roll», трилогия «Берег утопии», «Нюрнберг», «Демократия», переосмысление прошлого уже стало традицией.
Путешествие в три эпохи
Спектакль «Последние дни» – резонансный, острый, смелый (временами даже отчаянно смелый) и в каком-то смысле совершенно неожиданный. Его с легкой подачи его создателей сразу же окрестили «театральным пасьянсом». И это не случайно.
Постановка включает:
поэму Пушкина «Медный всадник», действие которой происходит в период самого разрушительного наводнения за всю историю Санкт-Петербурга (1824 год);
пьесу Михаила Булгакова «Александр Пушкин» («Последние дни») о трагических событиях перед смертью поэта в феврале 1837 года
и пьесу Бориса Акунина «Убить змееныша» о смутном времени, когда царица Софья и ее фаворит Василий Голицын должны уступить власть юному Петру (80-е годы XVII века).
По ходу действия становится ясно:
Выбранные режиссером три этапа русской истории связаны между собой вариациями на одну общую тему.
Это:
– давление власти на «маленького человека» («Медный всадник»),
– противостояние поэта и царя, столь волновавшее Булгакова (вспомним его пьесу о Мольере «Кабала святош»),
– и раскрытая Борисом Акуниным проблема величия государства и угнетенного народа на фоне петровских побед и завоеваний.
Известно, что Пушкин работал над историей Петра Великого, заказчиком которой был сам император Николай I.
Поэт поначалу восхищался деяниями царя-реформатора, однако после изучения документов той поры его начали волновать совсем другие вопросы: какой ценой достигнуты успехи и свершения и стоят ли они жизни хотя бы одного человека?
Воплощением этих размышлений стала поэма «Медный всадник», строки которой начинают и завершают спектакль «Последние дни» и являются его основным рефреном.
Объединяют все три произведения декорации в виде больших металлических блоков, которые трансформируются и словно загоняют в жесткие рамки представителей разных эпох.
«Где цель, там и цепь»
Казалось бы, на сцене воскресают сюжеты и герои, далекие от зрителей цифрового XXI века, увешанных гаджетами и обремененных ипотекой.
Но история, как известно, движется по спирали: события, проблемы, судьбы перекликаются, повторяются и, как в зеркале (иногда кривом), отражаются в наших днях.
Вот яркий пример: Василий Голицын возглавил два похода (1687, 1689) против Крымского ханства. Несмотря на неудачи русских войск, эти кампании помешали татарам выступить против союзников России в войне с Османской Турцией.
В то время как скоморохи поют частушки о военных провалах «Васьки Голицына», сам он так рассуждает об этом:
«На что нам было входить в Крым? Все равно его не удержишь, да и что в нем пользы? Прибытка от него не будет, одни расходы».
«Да еще на нас всей своей мощью обрушилась бы Турция, – продолжает Голицын. – Зачем нам большая война? А так и союзникам помогли, и крымцев приструнили, и потерь избежали».
В пьесе Акунина Василий Голицын противопоставлен Петру I, который пока еще не взошел на трон. Но его «политическая программа» уже озвучена устами его воспитателя (и брата Василия) Бориса Голицына: дать народу великую цель и одновременно – цепь. («А где цель, там и цепь крепкая. Народ у нас горы своротит, если его с умом погонять»).
Если Борис – своеобразный политический имиджмейкер Петра – утверждает, что «государство нужно для величия», то его антипод Василий возражает:
«Государство нужно для того, чтобы людям лучше жилось. Величие страны – в счастье ее обитателей».
Это не просто популистские лозунги, а вполне реальный план действий.
«Перво-наперво нужно освободить крестьян от рабства, ибо из рабов хороших граждан не бывает. Пусть всяк пашет собственную землю, а казне платит посильный налог», – рассуждает Василий Голицын.
И добавляет: «От этого государственный доход, по моему расчету, увеличится вдвое. Войско мы сделаем не такое, как сейчас, а регулярное. Бездельников и беспокойных людей в стране много. Чем воровать да по дороге с кистенем бродить, пусть лучше служат отечеству.
Дворянским детям всем велим учиться в школах. Без образованного сословия современной державе нельзя – ведь восемнадцатый век на носу.
Во всех иностранных столицах учредим постоянные посольства.
Когда соседи лучше понимают друг друга, от этого меньше войн и выгодней торговля.
Притеснять иноверцев запретим. В нашем государстве племен много, пускай никто в России не чувствует себя чужим…»
Этим реформам не суждено было воплотиться в жизнь – очень скоро на трон взойдет правитель, который сделает страну великой державой, но какой ценой…
Правда, в пьесе Акунина дается некая развилка: Софья при поддержке боярина Василия Шакловитого, чтобы удержаться во главе государства, заказывает убийство Петра некому Трехглазову – авантюристу из Сибири, который приехал в Москву «правду искать».
Но тот, разглядев в юном царевиче силу и будущую власть, принимает его сторону и предупреждает о готовящемся покушении.
То есть история, как река, могла бы пойти по другому руслу, и не было бы Северной Пальмиры, «окна в Европу», русского флота, с одной стороны… и многотысячных жертв – с другой.
«И бездны мрачной на краю»
А вот судьба Пушкина была предопределена, и переломить ее трагический исход невозможно. Об этом свидетельствует напряженная, наэлектризованная, как воздух перед грозой, атмосфера булгаковской пьесы, густонаселенная врагами поэта.
Тут и Дантес с бароном Геккереном, и жандармы Бенкендорф и Дубельт, следящие за каждым шагом поэта, и бесконечно плетущий интриги князь Петр Долгоруков: его очень долго подозревали в том, что он вместе с князем Иваном Гагариным написал злополучный памфлет «Патент на звание рогоносца», послуживший причиной дуэли между Пушкиным и Дантесом.
Впоследствии Долгоруков пытался опровергнуть свою вину, но Булгаков показывает его как сугубо отрицательного героя. Так же как и Наталью Гончарову, несмотря на разные версии литературоведов по поводу ее роли в гибели мужа. В пьесе она с радостью принимает ухаживания Дантеса.
Сам Пушкин остается за сценой – так хотел Булгаков. Создатели спектакля в РАМТе поддерживают эту позицию, словно подчеркивая:
Пушкин здесь лишний, гонимый, не оцененный по достоинству.
Например, при дворе большой популярностью пользуются поэты Нестор Кукольник и Владимир Бенедиктов, о которых сегодня вряд ли кто-то вспомнит. Их с восторгом встречают в высшем свете, а про Пушкина говорят, что он «исписался».
Император Николай I относится к автору «Медного всадника» свысока. Во время посещения III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии под руководством сурового Бенкендорфа, чтобы узнать, как идет слежка за Пушкиным, он восклицает:
«Ни благоговения к божеству, ни любви к Отечеству!»
Да и как можно любить поэта, который написал злую эпиграмму на царя – в спектакле она звучит так:
«В России нет закона. Есть столб, а на столбе – корона».
И в финале спектакля мы слышим топот бронзового исполина как вечную метафору, которую каждый понимает по-своему:
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал…
На афише спектакля изображена потрескавшаяся посмертная маска Пушкина, который смотрит на нас, будто пытаясь понять, что с нами происходит…
