На уроке труда разрешалось многое, что невозможно было представить на остальных уроках. Это был особый мир – и прикосновение к нему дорогого стоило. После стерильных учительниц трудовик показывал нам (часто плохо и непрофессионально), что в мире есть и другая жизнь, где важны не только мозги. Тут работали руки и второгодник мог стать отличником, ибо руки у него, в отличии от «очкариков» росли из правильного места. Как альтернативная реальность это было очень полезно.
Трудовик мог рассказать нам соленый анекдот и «не заметить», наших (не самых добрых) шалостей. Это был мужской мир, над которым царил токарно-винторезный станок ТВ-4, допуск к которому надо было заслужить. Это был мир, в котором высшим кайфом было сваривать детали для собственной машинки на аппарате точечной сварки, который божественно вспыхивал ослепительной дугой.
На этом аппарате, я, кстати, впервые познал азы металловедения, когда попытался варить свою заготовку из замечательной блестящей стали, которую мне отец принес со своего завода. Она вариться отказывалась напрочь, и трудовик орал на меня матом, какого хрена я притащил кусок алюминия? Типа, чтобы пилить легче? Ты что, не знаешь, что алюминий не варится?
Но то был не алюминий, и пилился он трудно. Я знал точно, что это – сталь. Отец специально ходил куда-то, выпрашивал самую лучшую – нержавеющую сталь.
Именно тогда я узнал, что для сварки нержавейки требуется защитная атмосфера.
Машинку, я, кстати, тогда заварил. Она была вся в потеках расплавленного металла, но что это стоило по сравнению с тем, что я доказал, что это - никакой не алюминий, и материал вполне варится стальными электродами.
Трудовик у нас был замечательный - у него на левой руке не было двух пальцев (потерял их, когда послевоенным мальчишкой исследовал боеприпасы, в изобилии остававшиеся на окрестных полях) и демонстрация этого увечья делала для нас инструктаж по ТБ наглядным и зримым. И тут важнее всего то, что он был НЕ УЧИТЕЛЕМ. Вернее, он был учителем, но совершенно в другом, не школьном смысле.
За его плечами был НЕ-ШКОЛЬНЫЙ опыт. И он нам рассказывал о нем. Часто – не стесняясь в выражениях. Часто – излишне откровенно. Но именно эти разговоры, эта свобода и это прикосновение к другой жизни было для нас, мальчишек, очень важным.
Когда я пришел в школу работать, трудовик моего воспитательского класса был не менее чудесным. Как и у моего школьного учителя, у него был не-школьный опыт. Но он отлично ладил с детьми. И даже придумывал с ними проекты, загоревшись нашими идеями интегрированного обучения.
С ним было сложно. Помню, пару раз он уходил в запой, и мне приходилось рвать расписание и прикрывать его задницу, но через две недели он возвращался с ясной головой и новыми идеями. Мальчишки боготворили его.
Но на третий запой разгневанный директор выгнал его как профнепригодного.
Мастерскую закрыли и год искали нового трудовика. Приходили пара мутных дядечек с масляными глазами, от одного вида которых меня бросало в дрожь. По всем документам они были учителями. У них был стаж и поурочные планы.
Но после двух уроков я говорил - нет. Сверлить проушины для замков – это очень важно. Но если предполагается все годы обучения делать одну и ту же ручку для молотка – давайте лучше займемся информационными технологиями. Это была середина девяностых.
Пузырь дот.комов только зарождался. А я понял, что «мужика» в школу мы не дождемся. На следующий год школа разобрала все станки и устроила в мастерской конференц-зал. В нем еженедельно собирались учителя по обмену опытом. на стену повесили экран и показывали красивые слайды PowerPoint. Мы полетели в прекрасное будущее информационного далека.
А мужики? А что мужики? Они же были даже не педагогами.
