– И в интервью «Коммерсанту», и в публичных выступлениях глава Минобрнауки Валерий Фальков всё время говорит об уникальном пути российского образования, необходимости двигаться вперёд. Но является ли выход из Болонской системы таким движением? Нет ли в этих заявлениях противоречий и даже парадокса? Ведь, по сути, это контрреформа, ведущая к искусственному расширению специалитета.
– Насколько будет расширен специалитет, нам сейчас сказать трудно. Но по существу хотелось бы сказать, что действительно высказывания достаточно противоречивы, поскольку Болонский процесс – это процесс взаимного диалога и договорённости об общих требованиях к качеству образовательных программ, для того чтобы обеспечить их взаимное признание и реализацию студентоориентированного подхода в высшем образовании.
Это означает, что студент имеет возможность самостоятельно выбирать курсы, дисциплины, строить свою собственную образовательную траекторию в ответ на вызовы рынка труда, в ответ на быстроменяющуюся экономику. Несомненно, что всегда в любой программе есть обязательное ядро, но, конечно, и должна присутствовать в современном образовании часть по выбору, которая строится самим студентом. Умение строить свою модель образования, свой трек с учётом реестра образовательных программ и университетов, сертифицированных в соответствии с требованиями Болонского процесса, является очень важной компетенцией в современном мире и даёт основу для перехода на непрерывное образование, становящееся ресурсом любых изменений в профессиональном развитии, в карьере и так далее. Поэтому уникальность пути здесь разрушает взаимное признание, разрушает ту самую навигацию по качеству в глобальном образовательном пространстве, которая, конечно, нужна в современном мире. Это важно с точки зрения развития самого образования, интеграции образования с наукой, мобильности для студентов и преподавателей, взаимных обменов, и в конце концов в том числе ради того, чтобы сделать успешной карьеру наших выпускников и их профессиональное будущее.
– Может ли сокращение программ двухуровневого образования сделать российские вузы менее конкурентоспособными?
– Мы в первой десятке среди стран по доле иностранных студентов. И это не только страны СНГ. Конечно, знание русского языка имеет большое значение, но у нас высокая доля студентов из Китая, Индии, Латинской Америки. Причём удивительно, но у нас очень много студентов именно на медицинских направлениях. Получив диплом, они успешно сдают квалификационные экзамены у себя на родине и получают лицензию на частную практику, что, конечно, считается очень перспективной и успешной карьерой.
Не случайно студенты из Китая поступают в Уральский федеральный университет на строительные специальности, потому что там тоже есть возможность при достаточно интенсивном и недорогом по сравнению со многими другими странами образовании получить частную строительную лицензию, заняться частной практикой и успешно заниматься бизнесом.
Кроме того, у нас велика доля студентов из регионов Средней Азии, которые ориентированы на то, чтобы остаться работать в России. И они выбирают очень разные профессии и поступают в вузы Иркутска, Алтайского края, Новосибирска, Екатеринбурга, Казани, не говоря уже о Москве и Санкт-Петербурге, которые стягивают студентов из разных стран. Поэтому образование, наука – это те сферы, которые не могут быть вырваны из мирового процесса и общих договорённостей.
Да, я понимаю, что сейчас есть негативные тенденции замораживания нашего участия в совместных программах даже для тех студентов, которые уже начали учиться, причём платно, на программах по двум дипломам здесь в России, таких у нас не так уж и мало. И в этом смысле, безусловно, в каждой такой ситуации надо было бы максимально стараться защитить их интересы.
У нас в составе ВШЭ есть Международный институт экономики и финансов, учащиеся которого до недавних пор получали два полноценных бакалаврских диплома: Высшей школы экономики и Лондонской школы экономики, причем за свое образование они платили сами. И, несмотря на все наши усилия сохранить эту практику двойного диплома, нам это сделать не удалось. Лондонская школа экономики вышла из этого партнёрства, и даже те студенты, которые сейчас на третьем, на четвёртом курсе учатся, уже не получат зарубежный диплом.
Есть опасение¸ что это негативно повлияет на конкурс, но прогнозы сейчас строить сложно, поскольку возможности поехать учиться за рубеж у них тоже не будет.
– Как вы относитесь к ограничениям на поступление в магистратуру, предусматривающим поступление только на профильные, смежные специальности, полученные на уровне бакалавриата?
– Я отношусь к этому с очень большой настороженностью. Я считаю, что это неоправданное нововведение, по нескольким причинам. Во-первых, эта родственность направлений вообще не определена. Во-вторых, о какой магистратуре идёт речь? Куда поступают сразу после бакалавриата, или речь идёт о тех, кто уже проработал и пошёл в магистратуру, чтобы получить управленческие компетенции? Это же разные совершенно ситуации.
Мы отслеживали, с каких бакалаврских направлений к нам поступают в магистратуру. Гуманитариев, выбирающих технические направления, или инженеров-строителей, выбирающих филологию, у нас не было. Обычно люди, приходящие в магистратуру, стремились дополнить свое базовое образование управленческими, юридическими, психологическими компетенциями. У нас, например, на программу «Измерение в психологии и педагогике» шли математики, и это совершенно нормально.
В то же время, по информации наших коллег из МФТИ, в магистратуру по химии к ним приходят люди без базового профильного образования, но с помощью адаптационных программ и проектной работы они успешно осваивают эту программу.
На самом деле не надо ничего запрещать. Каждая программа выставляет свои экзамены, требования, мотивационные письма, собеседования для приёма на программу магистратуры. Поэтому человек, не отвечающий всем этим требованиям, не сдаст экзамен.
Кроме того, на рынке труда есть квалификационные экзамены, и это тоже очень важный фильтр.
Поэтому мне кажется, что предполагаемые нововведения – это излишние ограничения, излишняя регуляция. В этом смысле человек сам в состоянии определить, получится ли у него освоить обучение в магистратуре. Потому что требования для претендующих на этот уровень образования у нас довольно высокие.
– Валерий Фальков в своем выступлении на расширенном заседании Российского совета ректоров, которое состоялось 2 июня в МГУ, ссылался на то, что не во всех вузах обучение в магистратуре организовано на должном уровне, не везде квалифицированные преподаватели, хорошие программы, что часто это вечерние занятия, потому что многие магистранты уже работают, и что всё это снижает качество образования. Согласны ли вы с этим?
– Никто ещё не доказал, что вечерние программы снижают качество образования. Действительно, в магистратуре нередко учатся работающие люди, и они обучаются без отрыва от производства. Но есть очные сессии и очень много самостоятельной работы. Да, магистратура старается подстроиться не только под тех, кто учится исключительно на очном отделении, но и под тех, кто совмещает такую учёбу с работой. Это совершенно нормальная практика. И она в качестве нисколько не теряет, а иногда и улучшает его, потому что в магистратуре многие реализуют те проекты, которые им нужно внедрить на своём рабочем месте. Например, у нас разрабатывают стратегии развития университетов, опираясь и на преподавателей, и на групповую работу, и на мнения экспертов из других университетов. На самом деле у Рособрнадзора есть все полномочия для того, чтобы при снижении качества отозвать аккредитацию программы, есть возможность у вуза получить подтверждение независимой общественно-профессиональной экспертизы. Поэтому мнение министра о том, что у нас программы недостаточного качества, вызывает удивление.
– Не станет ли предстоящая смена курса препятствием на пути развития системы 2+2+2, которая подразумевает, что первые два года обучения будут посвящены фундаментальным знаниям и формированию у студентов комплексной картины мира, вторые два года – профилизации, а последние два, уже в магистратуре, углублению знаний?
– Система «2+2+2» даёт право и шанс самоопределиться, увидев, как развивается рынок, какие способности у самого студента, насколько он строит свою программу в соответствии со своими интересами и возможностями. Потому что нередко бывает, что ребята, вынужденные готовиться к ЕГЭ, выбирают вуз под давлением родителей, под давлением тех факторов, которые связаны с тем, какие предметы они могут сдать в школе на высокие баллы, а какие нет. И даже уже подавая в пять университетов и на три специальности, они выбирают те, которые предлагают им лучшие условия не только в плане бесплатного обучения, но и общежития, и стипендии, и так далее. Это факторы внешние по отношению к содержанию будущей профессии. А проучившись два года, человек понимает, что никогда в жизни он не хочет этим заниматься. И поэтому, если он видит себя в другом амплуа, – пожалуйста.
Система «2+2+2» уже начала апробироваться в отдельных вузах. С сентября планируется ее апробация во многих вузах, причём даже на принципах сетевого взаимодействия. Конечно, сейчас есть очень большой риск, что эта инициатива будет загублена. Но если говорить о пожеланиях, мне казалось, что двигаться надо именно в эту сторону – гибкости, вариативности образовательных программ. А у нас очень много вузов, где доля предметов по выбору в бакалавриате крайне низка, где университет не доверяет школе и тому качеству школьной подготовки, с которой приходят к нему абитуриенты. Поэтому у него на 80%, если не на 85%, программа совершенно безальтернативная, и человек вынужден её осваивать, а, выходя из бакалавриата, осознает, что по этой специальности он учиться не хочет, не может и не будет. И это получается зря потраченные либо бюджетные, либо его собственные деньги.
– А если представить себе переход на специалитет, то насколько эта форма может быть гибкой, если даже программы бакалавриата недостаточно вариативны?
– Специалитет – это всё-таки негибкая форма. Сегодня и студенты, и сами работодатели, и рынок труда заинтересованы в интенсивных коротких программах, потому что очень быстро меняются требования, и работодатели сейчас испытывают дефицит кадров, а прогнозировать, какие кадры им понадобятся через пять лет, достаточно сложно. Они сейчас понимают, где у них планируются прорывные направления и подо что нужны кадры, как они собираются разворачивать стратегию в своей компании. Более того, выпускники, выходя на рынок труда, если они имеют предпринимательскую инициативу, желание заняться своим бизнесом, то, чем скорее они смогут воплотить свои компетенции, которые получили в вузе, тем лучше, потому что через пять лет ситуация может просто радикально измениться.
И не случайно у нас вдвое увеличилась доля выпускников школ, которые идут в СПО на гораздо более короткие программы ровно потому, чтобы быстрее выйти на рынок труда, определиться, а потом уже думать, какой вуз по какой специальности надо заканчивать. Когда они упрутся в квалификационный потолок, когда будет понятно, что для перехода на шестой квалификационный уровень им потребуется высшее образование, тогда они и задумаются, какое именно среднее профессиональное образование им необходимо. А пока они в 4–5-м квалификационном уровне находятся, им профессионального образования достаточно. И не случайно Министерство просвещения выдвинуло идею профессионалитета – коротких двухлетних программ, которые позволяют быстро выйти на рынок труда и продемонстрировать свои компетенции. Есть даже договоренность министерства об отсрочке от армии после профессионалитета, для того чтобы выпускники не растеряли эти навыки, необходимые для повышения производительности труда, которая у нас сейчас очень низкая.
Длинная подготовка кадров мало кого сегодня устраивает. Мало какой работодатель согласится на то же целевое обучение, если понимает, что только через пять лет ещё непонятно какого специалиста он получит.
– К тому же специалитет дороже и для государства, и для самих семей, дети которых не поступили на бюджет.
– Конечно, это дороже. Гибкости здесь совсем нет, а уж международного взаимного признания тем более. Иностранные студенты не поедут к нам учиться пять лет, если рядом в соседней Белоруссии, Казахстане или Армении они смогут получить такое же образование за четыре года. Зачем им ещё этот год оплачивать?
– То есть наши вузы из-за расширения специалитета ещё рискуют оказаться неконкурентоспособными?
– Вы абсолютно правы. Почему Ереванский архитектурно-строительный университет выигрывает даже по сравнению с нашими российскими? Во-первых, их архитекторы постоянно участвуют в международных конкурсах, получают премии, поэтому есть доверие к этому образованию. Во-вторых, они обучают по недорогим коротким программам, и в сравнении со многими другими, кто перешёл на специалитет, конечно, они выигрывают. У них 30% иностранных студентов. Проучившись 4 года и получив диплом, они потом уже в мастерских ведущих архитекторов могут совершенствоваться, когда им будет нужно. У нас тоже МАРХИ перешел на двухуровневую систему, но позже, чем их коллеги из Армении. И в этом смысле это всегда конкурентная борьба за студента, который готов интенсивно работать, чтобы быстрее получить подтверждение своей квалификации и начать зарабатывать. И не случайно у нас тоже все студенты подрабатывают, потому что, несомненно, сидеть на шее родителей – это достаточно сложно, проблематично, и эти шеи становятся всё тоньше и ненадёжнее.
– Какие задачи, по вашему мнению, следует решить в ближайшее время в сфере высшего образования?
– Надо дать право выпускникам специалитета наравне с бакалаврами бесплатно поступать в магистратуру, а программы магистратуры совместить с программами аспирантуры. У нас есть исследовательские и прикладные магистратуры, и в первом случае они частично реализуются в РАН. В большинстве стран Болонской системы магистратура считается первым уровнем ученой степени, а вторым и окончательным – PhD.
Мы так и не смогли договориться с представителями науки, чтобы кандидаты и доктора наук приравнивались к PhD.
Согласование ученых степеней и включение в международную классификацию остается отдельной задачей.
Школа анализа больших данных Яндекса, образовательные проекты Сбера, Россельхозбанка дают прекрасную подготовку специалистов и в области высоких технологий, и в сфере управления. А мы компаниям разрешили реализовывать только программы дополнительного профессионального образования.
Нам есть что обсуждать, причем с учетом международных требований и с перспективой взаимного признания дипломов. И надо расширять число участников, которым разрешат реализовывать программы и прикладного бакалавриата, и магистерские программы с представителями и большой науки, и бизнеса. Важно сделать более гибкими образовательные траектории, разрешив, как я уже отмечала выше, специалистам поступать в магистратуру на бюджетные места, а бакалаврам, имеющим опыт работы – в аспирантуру. Известны случаи, когда бакалаврам удавалось добиться через суд права учиться в аспирантуре, но массовой практикой это не назовешь.
Будущее за автономией вузов, за общественно-профессиональной аккредитацией, за разнообразием образовательных траекторий без искусственных барьеров. Это отвечает интересам и рынка труда, и общества в целом.
Читайте также: Никаких революций – только «тонкая настройка» системы образования
«Ничего лучше Болонской системы человечество в образовательной сфере на сегодняшний день не придумало»
