– С кем из писателей вы бы отправились в путешествие?

– Я бы отправился с Хемингуэем. Мне кажется, что мы бы с ним очень хорошо дополняли друг друга, так что нам было бы не скучно: вечерами выпивали бы виски, курили бы сигары, а днем ездили, смотрели, с людьми разговаривали. В общем, были бы у нас всякие приключения. Я уверен, что все было бы здорово.

– Какое ваше самое яркое литературное впечатление детства?

– На этот вопрос не очень легко ответить, потому что детство – это много лет. Детство начинается, ну если ты помнишь себя – с 4–5 лет и продолжается, наверное, по крайней мере лет до десяти, это очень разные восприятия. И в разные детские возрасты у меня были разные впечатления. Но все-таки любимая моя книга и самая яркая для меня была «Три мушкетера».

Это книга о том, как добро побеждает зло, о том, как правда одерживает верх над неправдой, о том, как честь и достоинство оказываются самыми главными, о дружбе, о преданности, о любви. Эта книга необыкновенно, на мой взгляд, хороша для растущего человека, потому что она ему внушает очень хорошие вещи, но без дидактики. Ну кто может быть лучше Д`Артаньяна в конце концов? Ну и не только. А вот эта дружба между мушкетерами, то, как они вместе действуют, то, какие они…

В общем, это книга, которая, с моей точки зрения, одновременно радует сердце и воспитывает, очень исподволь. Это я сейчас так говорю, а тогда я бы, конечно, этого не сказал, я просто сказал бы, что хочу быть Д`Артаньяном и все.

– Какой ваш нелюбимый литературный персонаж?

– Я очень не люблю Анну Каренину. Я ее жалею, но очень ее не люблю. Она может довести до сумасшествия любого человека. Она взбалмошная, истеричная, и я понимаю, что Вронский не мог с ней жить: бесконечная ревность, бесконечные истерики. Она мне очень не симпатична, хотя она в общем главный герой книги. Я понимаю, что многих это шокирует, но тем не менее, не люблю я ее.

Это если говорить о большой литературе. Потому что есть книги, в которых есть явный злодей, поэтому это не обсуждается. Понятно, что, условно говоря, в тех же «Трех мушкетерах» есть Рошфор, который плохой человек – он таким выписан и это не нуждается в каких-то объяснениях. А вот то, что я говорю, – это несколько другое.

Если разобраться в литературе серьезно, если читать Шекспира, например, скажем «Макбет», то я к нему отношусь лучше, чем к ней. Она – зловещая, тяжелая фигура и в ней сосредоточено гигантское зло.

Но если говорить о том, если один какой-то литературный герой, который внушает мне отвращение? Есть – Иудушка Головлев. Вот он внушает мне полнейшее отвращение.

– Какую книгу вы перечитываете чаще всего?

– Я обычно больше двух раз не перечитываю, и я перечитываю просто для удовольствия. Ну, например, «Мастер и Маргарита». Я не знаю, сколько раз уже перечитывал – и каждый раз это доставляет гигантскую радость, и каждый раз меня поражает, как же он это написал, как это потрясающе написано, какой язык, какая выдумка. Это уже не открытие, то есть я открываю книгу и понимаю, что это будет, я буду получать удовольствие.

А в этом смысле, когда я прочитал после большого перерыва «Братьев Карамазовых», меня совершенно потрясло. Вообще я не могу сказать, что я люблю Достоевского, что он мне симпатичен, он мне даже антипатичен, но он, конечно, абсолютно велик. И то, как он понимал, сколько в нас дерьма, темного, ужасного, конечно, говорит о том, что он и сам был не очень хорошим. Потому что только очень плохой человек может так понимать наше внутреннее плохое. Но «Братья Карамазовы» – это такое глубокое открытие человеческой сути, которое я не встречал ни в одной другой книге. Я ее вряд ли еще раз перечитаю, уж очень тяжело, после этого настроение омерзительное, жить не хочется. Я очень сдержанно перечитываю Достоевского.

Но есть книги, которые я перечитываю для удовольствия, «Маленький принц», например; но опять-таки это я просто предвосхищаю, какая у меня будет радость, какое удовольствие я получу – и поэтому я перечитываю.

– Какая у вас любимая страна?

– Это Франция. Наверное, это связано с тем, что моя мама была француженкой, я вырос во Франции ну и считаю себя французом.

Франция совершенно необыкновенная страна, необыкновенно красивая, с поразительным умением, есть такое выражение французское, – «искусство жить», и вот это у французов есть, умение жить, любовь к жизни. И это чувствуется во всем, как они живут, как они едят, что они пьют, и в том, как они себя ведут. И все это мне очень близко.

Где бы я ни был во Франции, в самом захолустном месте, где живет несколько десятков человек, зайдешь в какое-нибудь бистро, закажешь чего-нибудь и начинаешь разговаривать – и такое ощущение, что это твой дом.

– Есть ли у вас задумки для новой книги?

– Да, конечно. Вот я совершенно случайно написал книжку, которая стала началом серии, она называется «Немецкая тетрадь», и она привела к такому развитию, что вышла следующая книжка, которая называется «Испанская тетрадь» и уже запланированы еще две, их будет всего четыре, «Английская тетрадь» и «Израильская тетрадь». Но это небольшие книги, они в основном основаны на фотографиях. Это рассуждения, связанные с теми людьми, с которыми я разговаривал, чьи фотографии и помещены в эти книжки. Однако это не значит, что их легко писать; по-моему, коротко писать труднее, чем длинно, но это уже другой вопрос.

И я собираюсь сейчас заняться «Английской тетрадью» и надеюсь, что за этот 20-й год я напишу обе эти книжки. Потом все четыре выйдут в коробке, в подарочном виде.

Но у меня все время сидит где-то в глубине ощущение, что я буду писать какую-то большую книгу. Я не знаю о чем и не знаю какую, будет ли это документальная проза или вдруг это будет художественная литература, честное слово, я не знаю. Но у меня точное ощущение, что это предстоит.

Я уже много раз цитировал Льва Николаевича Толстого, который когда-то сказал: «Если можете не писать – не пишите». Он большой молодец, потому что столько людей пишут, которым лучше было бы не писать, что перечислить даже трудно. И я всегда помню эти слова, я не пишу, ну только если, как говорится, «мочи нет», вот надо писать, тогда я сажусь. А так я сопротивляюсь.

Я очень уважаю Льва Николаевича и понимаю, что это был мудрый человек, который очень точную штуку сказал. Так что если я смогу не писать – не буду. Посмотрим.