Это драматично уже само по себе: как это возможно? С языка так и хочет сорваться традиционный возмущенный возглас: «Куда смотрит школа?». И тут выясняется, что школа-то как раз смотрит – и очень внимательно: следит, контролирует, оценивает. Но при этом – не видит!
Из головы не выходит трагический эпизод в школе военного городка Сосновый Бор под Улан-Удэ. Пытаюсь понять – и не могу: девятиклассник целый год вынашивает план кровавой расправы (непременно в классе, во время урока), готовится к нему психологически и, так сказать, «организационно» (топор, нож), накануне преступления предостерегает подружку прогулять в этот день занятия («будет мясо») – и никто из учителей (и вообще взрослых) за всe это время не замечает в его поведении ни единого способного обеспокоить их намека! И даже задним числом, уже после жестокой резни, недоуменно разводят руками и твердят, что искренне удивлены, что и представить подобного не могли, и вообще «такой был всегда хороший, добрый мальчик, всегда на виду»...
Да, нисколько не покривив душой, повторю еще раз: наша школа следит, контролирует, оценивает – как никогда прежде. Вспомните: разве в наше время у входных дверей в школьное здание сидела охрана? Разве наши родители имели возможность знать, что их чадо получило двойку в тот самый миг, когда это произошло? Разве наши способности анализировались по «электронным следам», виртуально отслеживаемым системой независимой оценки качества?
Ни в коем случае не хочу сказать обо всем этом ничего плохого – все это действительно важно. Но не кажется ли нам (лично мне очень даже кажется), что эта небывалая забота о безопасности и успешности наших детей парадоксальным образом порождает некий побочный результат, который на поверку оказывается едва ли не весомее ожидаемого: мы стремительно теряем живой контакт с детьми. Скажу сильнее: во многом уже потеряли.
Наши дети живут какой-то своей жизнью – мы ее не знаем. Более того: она нам не так уж и интересна – ведь гораздо важнее, сколько баллов наберет выпускник на ЕГЭ, не правда ли?
Да тут и говорить не о чем – разве мы выстраиваем рейтинг школ не по этому критерию? Конечно, плохо, если в школе происходит детское криминальное ЧП, но это же частный эпизод, зачем обобщать? А обобщать приходится: жизнь заставляет.
И моe обобщение звучит так: настигшее нас явление называется «детская душевная неприкаянность». И виноваты в ней мы, взрослые. А в первую очередь – родители и учителя.
Родители могут, конечно, перекладывать ответственность на Интернет с его сетевыми тусовками – но многие ли родители предлагают своим детям альтернативные (и совместные!) способы культурной социализации? Учителя могут сетовать на раннюю утрату детьми интереса к школьным предметам – но кто мешает насытить их образовательную деятельность новыми видами и формами, ничего общего не имеющими с архаикой классно-урочной системы? И если говорить серьезно: нам не найти никакого другого средства для преодоления детской душевной неприкаянности, кроме единственного, очевидного и давным-давно известного: семье и школе вместе прийти к ребенку с искренним и – я бы сказал: выстраданным – желанием стать его надежными старшими друзьями, умными и любящими.
Легко сказать! Не в том ли главная загвоздка, что умными и любящими мы разучились быть? Когда-то мудрый Самуил Яковлевич Маршак посвятил своим юным читателям стихотворение, в котором были такие строки: «Пусть каждый день и каждый час / Вам новое добудет. / Пусть добрым будет ум у вас, / А сердце умным будет». Похоже, теперь этот призыв впору адресовать нам, взрослым. Я постоянно невольно наблюдаю на улице, как и по поводу чего общаются родители со своими детьми, и сердце мое скорбит (по-другому не скажу).
Чаще всего это не общение самых близких на свете людей, один из которых ребенок, входящий в мир, а другой, казалось бы, открыватель этого мира. Нет, со стороны родителей это отношение безумно уставших от жизни существ, которым навязана глубоко чуждая и давно опостылевшая им роль воспитателей этих непонятных и неизвестно чего требующих попрошаек и почемучек. А мало ли учителей, для которых ученики – в своей массе – непосильное интеллектуальное и моральное обременение?
Но есть же, есть родители и учителя, испытывающие желание и обладающие способностью быть по-настоящему нужными детям! Есть же школы, где совместными трудами взрослых и детей создана и заботливо поддерживается атмосфера взаимного доверия, уважения и радости! Но почему их мало?
А с другой стороны, не владеют ли такие школы каким-то секретом, каким-то «философским камнем», позволяющим им быть подлинным Домом умного делания? Да, такой «камень» есть, и он всем известен по имени. Это – управляющий совет. Только не формально-фиктивный, а настоящий – и сам увлеченный, и всех увлекающий фантастически интересной игрой: участием в создании и осуществлении школьной образовательной программы.
И я говорю об этом с полной ответственностью и знанием дела. Говорю как сенатор – член Комитета Совета Федерации по Регламентуи парламентской деятельности – и как председатель управляющего совета московской школы «Лидер» № 1560. Я твердо знаю, что пока в школьные управляющие советы не придут (не будут призваны) люди, понимающие, что именно от них зависит укрепление школы обществом и общества школой, наши дети продолжат уже отчетливо обозначившийся дрейф в соблазны ирреального мира.
А там – и мы все видим это – есть другие взрослые, которые предлагают их умам, сердцам и рукам (которые мы не потрудились наполнить добрыми мыслями, чувствами и делами) тщательно отретушированные образцы уголовной романтики и откровенного терроризма, талантливо (признаем это) замаскированные под «подлинную силу человеческого – сверхчеловеческого! – духа».
Управляющий совет – не контора при школьной администрации по «легитимному» сбору денег на ремонт стен или оплату привратников. Это – орган школьного социокультурного самоопределения.
Его важнейшая задача – создавать и поддерживать уклад, стиль жизни, тот дух творчества и взаимной поддержки, при недостатке которого у ребенка возникает стойкая аллергия к школе: ему просто не хочется туда идти. Не это ли, кстати, самый объективный критерий оценки качества данной «образовательной услуги»?
Помните вопрос, звучащий в заключительной сцене фильма «Покровские ворота»: «Аркадий Варлаамыч, вы кто – актер или банщик?». Давайте переадресуем его себе. Мы кто: любящие и озабоченные родители (даже законом обязанные отвечать за достойное воспитание собственных детей) или сторонние наблюдатели, «делегировавшие» всю полноту этой ответственности школе? Вам не кажется, что в одиночку ни мы, ни школа не справляемся? Тогда чего же мы ждем? Дети-то растут!