Мне кажется злую шутку сыграло с нами положение Макаренко о «воспитывающей силе коллектива». Эта воспитывающая сила коллектива в извращённом педагогическом сознании превратилась в то, что я управляю процессами через детей, а сам я нахожусь над схваткой.

То есть – управление индивидуальными, негативными, отклоняющимися от нормы формами поведения я совершаю с помощью того, что я организовал коллектив, а он уже оказывает влияние на личность.

Хотя у Макаренко всё принципиально по-другому – у него ключевой момент – это интересы ребёнка, в первую очередь; и создание общности коллектива на основе общественно-полезной деятельности, когда они включены в реальный процесс. Вот когда деятельность выхолащивается, ребёнок оказывается вне активного социального действия, тогда начинает развиваться эта форма агрессии (буллинга), когда коллектив травит другого человека.

Если же сравнивать прошлое время и нынешнее, понятно, что средства массовой коммуникации тут сыграли свою роль, потому что сцены насилия, агрессии очень часто проявляются на телеэкране. Более того, эта форма агрессии начинает транслироваться как нормальное социальное поведение. Если на телевидении это транслируется, то и мы сейчас это тоже сделаем, через сеть, и будем транслировать, как сам себе режиссёр.

У меня было исследование по восприятию фильма «Чучело» современными подростками. Восприятие этого фильма неоднозначно теми, кто подвергался буллингу, теми, кто был активен в буллинге, и теми, кто был свидетелем. Когда мы говорим о буллинге – вот эти три позиции очень важны, потому что это целостная система. Когда есть жертва, есть агрессор – зачинщик, и есть свидетели – пассивные участники. И этот опыт пассивного участия в буллинге, он тоже очень серьезный и очень негативный. Как сделать так, чтобы человек выработал в себе способность встать на защиту жертвы, не устраниться из этого, проявить сочувствие?

В наших исследованиях мы ставили несколько вопросов, чтобы определить опыт участия в буллинге. Был ли я жертвой буллинга, причем вербального или физического? И как часто? Постоянно, эпизодически, вообще не был. Только 42% школьников говорят, что они вообще не подвергались такому насилию. Каждый второй «практически нет», остальные в той или иной степени участвовали. Регулярно подвергались насилию и физическому, и психическому – около 4%. Можно, конечно, сказать – ну и что 4%?! У нас много детей. Но если пересчитать это на каждый класс, то получается, что практически в каждом втором классе есть один ребенок, который находится в ситуации постоянной травли. Это беда для школы и большая социальная проблема.

Буллинг бывает мужской, бывает женский. Мужской буллинг более жестокий. А психический буллинг, когда идет словесная агрессия, распространение слухов, порча вещей (там целая серия поведенческих моментов, которые связаны с травлей другого человека), встречается больше в женской среде.

Есть еще одна серьезная проблема.

Мы сравнивали детей по их социальному положению – дети из хорошо обеспеченных семей и дети из слабо обеспеченных семей. Дети из бедных семей чаще подвергаются буллингу, чем дети из семей хорошо обеспеченных. Отсюда вывод – школа как социальный институт не стоит на защите слабых социальных групп и слабых социальных слоев. И в этом проявлении буллинга очень серьезная социальная проблема современной школы.

Потому что человек проявляет агрессию, когда он сам испытал какие-то негативные явления извне и когда он не очень психически нормален. Должна быть педагогическая презумпция, что ребенок изначально хороший. Если ее нет, мы никуда не двинемся в педагогическом процессе.

И, конечно, существуют коллективы, где буллинга просто нет, потому что учитель занимает по отношению к ребенку партнерскую позицию и находится с ним на равных. Это не объект воспитания, не человек, которым я могу манипулировать. Это то, с чего я начал, создавая коллектив. Это человек, который в этих стенах должен полноценно прожить все возрастные этапы: детство, отрочество, юность – со всеми сложностями, которые здесь происходят. И ему важно, чтобы у него был позитивный опыт этой жизни.

Если у человека в школе нет позитивного опыта жизни как младшего школьника; подростка со всеми влюбленностями, старшеклассника, который находит свою идеологическую позицию и проходит очень сложное самоопределение – тогда мы поднимаем руки вверх и говорим: «Ну да, все так или иначе склонны к агрессии, к негативным проявлениям!»

Мне странно с таким отношением идти к человеку, я читал замечательные книги педагогов-новаторов, где в 80-е годыподнималась эта проблема партнерского отношения. Мы должны помочь человеку проявиться, откликнуться на его интересы, расширить круг этих интересов.

Что сделал Быков в «Чучеле»? Почему этот фильм так не принимала педагогика? Он взял корневую проблему этой школы – манипуляцию учениками. Они все там хорошие. Только там правды нет! Поэтому общественность, и особенно педагоги, очень сложно реагировали на этот фильм.

Он дал точный диагноз – как не надо строить школу. С ребёнком надо говорить. Да, у него сложные вопросы, их много, учитель перегружен, у него низкое социальное положение, сложнейшая сегодня профессия. И это подвиг человеческий.

Когда мы говорим о буллинге – это такая форма коллективного давления на индивидуальность, на личность. Это проблема конформизма. Поведение в буллинге тех, кто участвует в массовом давлении на одного человека – это проявление конформиста, который снимает с себя личную ответственность за то, что он делает.

У нас в исследовании был такой прожективный вопрос: «Чтобы вы сделали, если в вашем классе оказался человек, которого подвергают насилию?» И там были разные формы: сочувствие, поддержка, отстраненность. И те, кто пережил буллинг, гораздо чаще занимают позицию непричастности к тому, кто подвергается буллингу. Их страх быть рядом с человеком, который подвергся буллингу и который они сами пережили, делает для них позицию отстранения от беды самой безопасной. Это очень серьезный для педагогики момент.

Как выработать в человеке программу ответственности за свои поступки? А она начинается с очень простых вещей. Она лежит непосредственно в практике педагогического действия. Учебная деятельность. Я же отвечаю за свою учебу. Не кто-то другой, а я отвечаю за то, что я научился, не научился, сделал, не сделал. Вот эта проблема развивающего обучения, которую в свое время Василий Давыдов заявил: "Научить ребенка учиться – это задача школы".

Это и есть та педагогика, которая снимает вот эти возможности буллинга, потому что это субъектные отношения. Я субъект, я за себя отвечаю. Никто другой.

По материалам программы "Родительское собрание" подготовила Наталья Дюкова