Счастье из-за поворота
Прекрасное далеко разбросано по всему Подмосковью 60-х, с нашими молодыми папами и мамами, с нами, с нашим счастьем, которое уместилось в мгновениях летнего дня. А мы свое счастье пока не осознаем, мы им просто живем – и это замечательно. Потому что осознание приходит потом, часто с грустью. Но грусть проходит, а осознание остается.
Дача, 60-е–начало 70-х, июнь. Сигнал заветной электрички. Я его ждал весь вечер, потому что на ней придет мама. Каждый рабочий день они приезжала из Москвы только ради нашей встречи, а наутро снова уезжала на работу. Я бежал встречать ее к колонке в начале, дальше запрещалось: проезжая часть. Из-за поворота идут пассажиры. Мамы все нет. Неужели не приехала? Быть такого не может! Скорее солнце изменит свой ход. А пассажиры все идут, идут.
И вдруг возникает фигура мамы! Щемящее чувство. Хочется бежать навстречу, но нельзя – шастают одинокие машины. Наконец, мы в объятиях друг друга.
О чем потом говорили дома, во что играли, уже не помню. Запомнилось ожидание, щемящее чувство и объятия. Потом мама мне рассказывала: у нее замирало сердце перед поворотом – сейчас увижу детскую фигурку у колонки.
Мамы давно нет. Улица наводнена машинами. А я все смотрю в направлении поворота. И снова щемит сердце.
На зов любви
Первые шаги ребенка... Вы никогда не задумывались ради чего (кого) он делает их? Любящая мама (папа, бабушка, дедушка) простирает к нему свои руки и зовет. И он через страх и плач, героически преодолевая себя, падая, хватаясь за предметы, чтобы вновь встать, идет на этот зов. На зов любви.
А зачем идти, если никто не зовет? Потом отправляешься в путь по зову сердца, а позову души. Не знаешь куда придешь, кто (что) встретит, в чьи объятия попадешь. Но и в путь по большой дороге жизни зовет любовь, поначалу любовь самых близких людей. И чаще всего не обманывает. Обманывают команды, приказы, призывы безразличных случайных людей. Правдива лишь неведомая сила изнутри – плоть от плоти того первозданного зова сердец, которые тебя и только тебя ждут.
Ребенок шел по полу, как по воде,
и в стороны руки свои разводил,
и хлопал в ладони, и пел –
да, что-то он пел, этот юный дикарь,
в невнятном языческом пенье своем
то У повторяя, то А.
Дикарь? – но скорее, как юный пророк,
язычник? – нет, юный апостол босой
в рубахе почти что до пят,
так шел он,
неведомой силой влеком,
как будто бы слышал все время вдали
какой-то настойчивый зов.
Юрий Левитанский
Первое знакомство с окружающим миром. В детской психологии достоверно установлен факт: для младенца любая вещь – погремушка, соска – существует, покуда находится в руках мамы или другого близкого взрослого человека. Стоит выронить или отложить вещь, ребенок ее уже не видит, забывает. Она остается существующей и в его собственных ручонках. Но именно потому, что в них ее вкладывают, помогают зажать в кулачок теплые мамины руки.
Конечно, в итоге ребенок начинает познавать мир, как он есть, вне маминых и своих собственных рук. Но только после того, как мир уже побывал в этих руках.
Принято противопоставлять страсть и рациональное познание. Но это очень недальновидно, что прекрасно понимали и Платон, и Спиноза, и Выготский.
Хрестоматийная истина: познание начинается с безусловного и бескорыстного стремления узнать, то есть – с «любви к познанию». И если изначально это стремление вытесняет прагматический интерес, тогда полноценное познание, предполагающее видение мира не только через утилитарные очки, но и попросту становится невозможным.
Знание – это от любви
Нас со студенчества учат, что противопоставлять страсть и рациональное познание не очень недальновидно, ссылаясь на Платона, Спинозу, Выготского или, как модно нынче, на Делеза. Хрестоматийная истина: познание начинается с безусловного и бескорыстного стремления знать, т.е. с пресловутой «любви к познанию». Познавательная мотивация укоренена в ней. Но откуда берется Эйнштейновская «святая любознательность»? Родом она из детства. Дошкольник хочет знать все, школьнику предстоит узнать то, что передает учитель, разумеется, с опорой на программу.
Целостная научная картина мира не складывается, как ни повязывай переданное по каждому предмету «межпредметными связями».
Реальная связь – любовь к знанию и делу. От нее могут рождаться неожиданные дети.
У художника Ильи Репина был любимый ученик, на которого тот возлагал большие надежды. Этот же юноша брал уроки фортепьянный игры у композитора и пианиста Сергея Рахманинова, видевшего в нем будущего блистательного пианиста. Между гениальными учителями завязалась своеобразная конкуренция. А юноша отдавался с одинаковой любовью живописи и музыке. Но, в итоге не стал ни художником, ни музыкантом. Его имя теперь всем известно – Михаил Леонтьевич Миль, великий авиаконструктор, творец отечественных вертолетов «Ми». Можно допустить, что вклад в его становление в этом качестве внесли уроки гениев живописи и музыки. И любовь.
Любовь слепа (а то и зла?). Видит как раз любящий, тогда как слеп безразличный. Причем любящий видит то, что есть в любимом, но не видят другие, безразличные.
Об этом писал русский философ Лев Карсавин:
«Смотри: она его любит и считает умным и красивым. А мы видим – глуп он и безобразен. Нет, ничего мы не видим: видит она. Любовью угадала, узнала она его ум, нам, равнодушным и холодным, неведомый; любовью узрела его подлинную красу, нами не замеченную. Мать ласкает золотушного ребенка, глядит на него и не наглядится. Безобразен он на наш взгляд – с гнилыми зубешками, с кривыми ножонками. Но все-таки права мать, не мы. Она прозрела и познала сокровенное от всех, драгоценнейшее, потому что умеет любить. Мы же не любя и не познаем, скользим равнодушным взглядом по внешности. Мы судим по наружности, по одежде; не всматриваясь, ограничиваем человека внешними проявлениями его красы и ума, не познаем его умопостигаемую, истинную, единственную во всем мире личность; не понимаем, что здесь на земле, в «гране неподобия» не может она выразиться иначе».
Эта мысль, пожалуй, лучше всего выраженная Карсавиным, на разные лады звучала у Николая Бердяева, Сергея Рубинштейна, еще, как минимум, у десятка философов, писателей и поэтов.
Обнимайте детей!
Дети не мудрствуют о любви, а живут ее мудростью. И эту мудрость нельзя вызвать «в лоб» – чаще, как я уже сказал, окольно, неявно. Иначе ребенок очень часто выдает набор оценочных взрослых штампов. Заменяющих самосознание.
Но в редких случаях исследователям «везет».
Американскому психологу Лео Баскаглиа (Leo Buscaglia), видимо, «повезло» больше. Несколько лет назад он и его сотрудники обратились к детям дошкольного и младшего школьного возраста (4-8 лет) с прямым вопросом: »Что значит любовь?». Правда, исследователей интересовали не детские представления о любви, а то, насколько развита у них заботливость.
Вот некоторые ответы:
«Когда моя бабушка заболела артритом, она больше …не могла нагибаться и красить ногти на ногах. И мой дедушка постоянно делал это для нее, даже тогда, когда у него самого руки заболели артритом. Это любовь» (Ребекка, 6 лет).
«Если кто-то любит тебя, он по-особенному произносит твое имя. И ты знаешь, что твое имя находится в безопасности, когда оно в его рту» (Билли, 4 года).
«Любовь – это когда ты идешь куда-то поесть и отдаешь кому-нибудь большую часть своей жареной картошки, не заставляя его давать тебе что-то взамен» (Крисси, 6 лет).
«Любовь – это то, что заставляет тебя улыбаться, когда ты устал» (Терри, 4 года).
«Любовь – это когда моя мама делает кофе папе, и отхлебывает глоток, перед тем, как отдать ему чашку, чтобы убедиться, что он вкусный» (Дэнни, 7 лет).
«Любовь – это когда ты говоришь мальчику, что тебе нравится его рубашка, и он носит ее потом каждый день» (Ноэль, 7 лет).
«Любовь – это когда мама видит папу в туалете и не думает, что это противно» (Марк, 6 лет).
«Любовь – это когда твой щенок лижет тебе лицо, даже после того как ты оставила его в одиночестве на весь день» (Мэри-Энн, 4 года).
…А самым заботливым исследователи признали четырехлетнего мальчика. Не за «определение» любви. Сосед, пожилой человек недавно овдовел. Увидев его плачущим, малыш подошел к нему и забрался на колени. Когда мама мальчика поинтересовалась, чем он пытался утешить соседа, что такого сказал ему, тот ответил: «Ничего. Я просто помог ему плакать».
Это участливое молчание – вовсе не немое, а самое выразительное сочувствие! – и есть первая работа самосознания. Но разве так же участливо и выразительно молчат любящие?
Как замечательно сказал сам Лео Баскаглиа, «любовь – это всегда распростертые руки. Если ты обнимешь любовь, ты обнаружишь, что сжимаешь только себя».
Чаще обнимайте детей – и полюбите себя!
И не бойтесь щемящих чувств. Чувств вашего лета.
