«И всё так же, не проще,
Век наш пробует нас –
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь,
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь
В тот назначенный час?!»

Александр Галич
«Петербургский романс»

Можешь пойти в школу…? Смеешь войти в класс…? Отважишься ли побороть страх, что будешь не интересен своим ученикам?

Все эти вопросы пульсируют в сознании ищущего педагога – будь ли он воспитатель детского сада, школьный учитель или же преподаватель вуза… . И антропологическая профессия – профессия учителя – имеет смысл, пока такие вопросы живут в сознании тех, кто занимается сложнейшей из профессий − профессией взращивания человека. Как только ветер времени сдует эти вопросы из сознания, нужно решиться и сказать – это уже не моё. Я уже не учитель … и мне нужно искать другое дело.

…Когда я погрузился в книгу Анатолия Берштейна, память понесла меня по различным эпизодам собственной жизни. И среди этих эпизодов – тот, который описывается в первых её главах: о мироощущении людей, переживших вторжение в Чехословакию в 1968 году. Когда я прочёл в книге «Педагогика на кончиках пальцев» связанные с этим событием строки, я ещё раз поразился сродству наших душ. Анатолий Бернштейн моложе, я чуть старше, но мы из одной колыбели «шестидесятников» и (непривычное слово) «семидесятников». Где-то в конце 1970-х годов, слушая и переслушивая «Петербургский романс» Александра Галича, я решился положить на бумагу следующие строчки: «Завтра мне на Сенатскую площадь / Государь мой не примет парад. / Говорят: "Есть дороги попроще…", / Но и Бог с ним, / Пускай говорят… / Правда, в этой дороге теряем / Мы друзей донельзя дорогих, – / Но так надо, / И пусть они знают – / На Сенатскую выйдем за них…».

Эти строчки вспомнились мне, когда я невольно сравнивал смысловые интонации слов «завтра мне на Сенатскую площадь» и «завтра мне в школу».

Я не наивен. И не считаю, что многих учителей мучают те же ощущения, что мучает меня день за днем, год за годом. Они же мучают и Анатолия Берштейна. Смешно повторять пафосные слова, что труд учителя – это и труд, и подвижничество. Не только смешно, но порой и прекраснодушно-цинично. И в прежние годы, и сейчас это слишком часто полуправда. Но только, если это сплошная неправда, то играть роль учителя, педагога или воспитателя совершенно незачем.

Нужно ли сожалеть о тех учителях, которые спрятались от сложных вопросов, отказались от возможности стать мастерами взращивания личности? Подозреваю, что жесткий ответ звучит в той цитате из Карамзина, которую Галич выбрал эпиграфом к «Петербургскому романсу»: «Жалеть о нём не должно, / … он сам виновник всех своих злосчастных бед, / Терпя, чего терпеть без подлости — не можно…»

…Книга Анатолия Берштейна – это книга о феноменологии учительского труда, об учительских трудоднях. Когда-то Герцен, говоря о Гегеле, бросил весьма точную фразу: «”Феноменологию духа” Гегеля надо прострадать». «Введение в специальность» Анатолия Берштейна – это введение исследователя школьной жизни, который прострадал учительскую профессию.

Я задумался ещё и о том, можно ли полюбить человека, с которым ты редко встречался, чьё имя спряталось в закромах твоей памяти? Анатолия Берштейна в мой дом привела замечательная журналистка, замечательный человек, а потом соратник по журналу «Педология. Новый век» − Ирина Умнова. С тех пор мы время от времени лишь по касательной пересекались с Анатолием. Но перечитывая его книгу (которая выходит в свет под близким моему сердцу символом «Код непредсказуемости»), я не только открыл для себя её автора как человека … . Я задним числом осознал, что погружение в мир смыслов этой книги даёт мне основания сказать, что я и восхищаюсь этим человеком, и люблю его.

Поэтическое эссе «Введение в специальность» – это книга об искусстве взращивания личности, или точнее о том, как это искусство может наполнить собой учительскую профессию. Чтение книги помогло мне ясно увидеть, что как прежде, так и поныне люди, меняющие время, задаются сходными вопросами тогда, когда им предстоит сделать жизненный выбор: «завтра мне на Сенатскую площадь» – или же: «завтра мне в школу». Ради чего «завтра мне в школу», или «ради чего мне на Сенатскую площадь».

О таком судьбоносном выборе задумывался и мой учитель писатель Владимир Тендряков, когда писал свои книги о школе, о школе и педагогике достоинства. Об этом, прежде всего, его роман: «За бегущим днём» и другая педагогическая драма «Ночь после выпуска», которую цитирует Анатолий Берштейн. Именно о многих сторонах педагогической драмы и самопонимании учительской профессии повествует нам его книга «Педагогика на кончиках пальцев. Введение в специальность».

Завидую тем, кто неторопливо её прочтёт.