Совсем скоро в московском издательстве «Бослен» выйдет новая книга Евгения Ямбурга «Трагический оптимизм. Непрекращающийся диалог». Формула «трагический оптимизм», как известно, принадлежит академику Сахарову. По мнению автора книги, к подобному восприятию мира и себя в нем каждое поколение приходит по-своему. Но педагог, уверен Евгений Ямбург, определенно должен быть оптимистом. Ведь унылый учитель – это профессионально непригодный учитель. Как отмечает Дмитрий Быков: «Книга Ямбурга – попытка вернуться к утраченной цельности, к бесспорно ценным вещам, к инфантильной надежде на простые вещи».

«Учительская газета» получила эксклюзивное право публикации главы из этой книги.

Нет ничего абсолютно мертвого:
у каждого смысла будет свой праздник возрождения.
М. Бахтин

На подъезде к аулу стоит повозка, накрытая брезентом. В ней дети, чей внешний вид ошеломляет. Они истощены и облеплены слепнями, которых нет сил отгонять. Они молча лежат и почти не шевелятся. Володя Синицкий – светловолосый мальчик с синими глазами, как у мамы. На вид Володе не больше трех лет. Он тоже лежит, не двигаясь. К повозке кто-то подходит, заглядывает, охает и уходит. Через некоторое время здесь собираются незнакомые мужчины и женщины. Они переминаются с ноги на ногу и цокают языками. Володя лежит. А потом вдруг видит, как из толпы появляется она, мама. Живая и невредимая. Володя зовет ее и бросается обниматься. Она утешает его, а сама горько плачет.

Жительница Бесленея Цура Охтова, конечно, была ему никакая не мама. Она просто пришла вместе со всеми посмотреть на знаменитый обоз-призрак, о котором в округе уже слагали легенды. Женщина из редкой белоснежной породы черкешенок – со светлыми волосами и молочной кожей – вполне могла быть похожа на Володину маму, так что ребенок обознался. Сначала Цура опешила. Потом испугалась. А потом решила, что гори оно синим пламенем, и забрала Володю домой.

* * *

Население аула в войну – женщины и старики, ожидающие известий с фронта. А значит, все-таки матери и отцы. И в итоге все как-то случилось само собой. Люди подходили к повозке и разбирали детей.

Вечером в селе собрался совет старейшин – главный сельский судебный и законодательный орган власти. Заседание продолжалось довольно долго, желание помочь детям никак не уживалось с соображениями о собственной безопасности. Но в итоге детей все-таки решили оставить в Бесленее, а их документы от греха подальше спалить. Селянам, взявшим на попечение беспризорников, приказали срочно сдать книги с данными о составе семьи. Всю ночь в местной управе несколько человек фальсифицировали документы и исправляли книги. Сразу после этого Володя Синицкий стал Володей Охтовым, Катя Иванова – Фатимой Охтовой, самый маленький из всех, Марк, – Муссой Агержаноковым, Саша – Рамазаном Хежевым. Тридцать два бывших детдомовца еврейского и русского происхождения резко превратились в образцовых мусульманских детей.

* * *

А через месяц аул оккупировали немцы. Они не просто знали о пропавшей группе блокадников – они активно ее разыскивали. С точки зрения здравого смысла это абсолютная дикость. Зачем взрослым мужикам, пусть и в нацистской форме, гоняться за малолетними детьми? Тем не менее в первый же день сельскому старосте было приказано содействовать в поисках. За сокрытие «нелегалов» угрожали расстрелами. Староста кивнул. Через пару часов на общем сходе он запретит выпускать ленинградцев на улицу в светлое время суток.

В сказке про спящую красавицу король, одержимый страхом перед предсказанием жестокой ведьмы, держит любимую дочь в заточении. У приемных детей Бесленея случилось нечто подобное. Только у Кати Ивановой (Фатимы Охтовой) вместо высокой башни был подвал, у Володи Жданова (Цеева) – хлев на окраине аула. Вся жизнь в селе стала походить на шпионский роман, в котором все за всеми следят. Гитлеровцы – за черкесами, а черкесы – за гитлеровцами.

Каждый знает, что и в мирное время в селе каждая стена – глаза и уши. В оккупацию гитлеровские офицеры в Бесленее были под усиленным надзором местных бабушек. А информация о готовящихся обысках на черкесском языке разносилась по аулу в секунды.

Одну историю до того часто пересказывали местные жители, что она превратилась в народный фольклор. О том, как одна из матерей Бесленея, Цуца Шовгенова, посадила своих и соседских приемных детей в огромный сундук, накрыла его одеялом, посадила сверху собственного маленького сына, которому велела ни за что не двигаться с места. Скоро в дверь постучали, а Цуца тут же уколола малыша булавкой. Ребенок широко раскрыл глаза и заплакал. Гитлеровцу пришлось проводить обыск под оглушительный детский аккомпанемент. В конце концов немец не выдержал и сбежал.