COVID-19 захватил все аспекты нашего бытия: коснулся нашего тела, нарушил нормальное функционирование социума. Происшествия такого масштаба неминуемо находят отражение в фольклоре – слухах, конспирологии, народных рецептах, шутках и т. д. Не стали исключением и детские игры. Фольклорист Мария Гаврилова выяснила, как дети играют «в коронавирус» и почему россиян новые детские игры умиляют, а западных журналистов – ужасают.
Когда мы получаем новый жизненный опыт, нашей психике необходимо его переработать – осмыслить, дать ему ту или иную оценку и встроить в свою картину мира. В этом нам часто помогает культура, предоставляя для самовыражения, с одной стороны, уже готовые фольклорные жанры, а с другой – традиционные сюжетные схемы, с помощью которых можно описывать актуальные события, помещая их таким образом в ряд «подобных». Если взрослым удобнее «проговаривать» свои впечатления, обсуждая их, вышучивая или рассказывая о них истории, то детям проще их «проигрывать».
С точки зрения «фольклорной реакции» сегодняшняя ситуация не уникальна: такое происходит всякий раз после масштабного травмирующего события – например, после аварии на Чернобыльской АЭС, громких терактов, появления лихорадки Эбола и т. п.
Тем не менее в случае с пандемией COVID-19 фольклористы получили невиданный ранее объем нового материала – причем с доставкой на дом. Несмотря на то что карантин сломал привычный ритм исследовательской работы в области социальных наук (поехать в экспедицию и записать интервью стало трудно, а временами и невозможно), благодаря развитию социальных медиа и технологий поиска информации у нас в последнее время появился доступ к еще большему количеству фольклора в естественной среде его обитания.
Исследователям народных игр раньше приходилось довольствоваться труднодоступными архивами, немногочисленными сборниками и этнографическими заметками, рассыпанными по бесчисленным публикациям, либо подолгу проводить наблюдения на игровых площадках, в детских лагерях и на продленках. Теперь же не выходя из дома можно за пару дней по нескольким ключевым словам добыть такой же объем сведений, на какой раньше ушел бы месяц или два собирательской работы. Игры «в ковид» привлекали внимание: люди активно писали о них в СМИ и соцсетях, сопровождая пересказ увиденного интересными комментариями. Озабоченность взрослых тем, полезно ли такое для детской психики, подарила нам возможность собрать весьма любопытный и показательный материал.
Каковы же особенности российских детских игр «в коронавирус»?
Прежде всего, они на удивление одинаковые, что несколько противоречит нашим представлениям о детской игре как о свободе самовыражения. Подавляющее большинство игр «в ковид» сводится к вариациям классических догонялок: водящий называется коронавирус (или вирус, корона, корова-вирус, Ухань, заразный, больной, инфицированный, носитель, ковид-положительный и т. п.) и гоняется за остальными игроками, пытаясь их «заразить».
Водящему не обязательно салить рукой – достаточно бросить в товарища предмет, как это происходит в известной игре «сифа», роль распространяемого по воздуху «вируса» при этом достается грязной тряпке или массажному мячику.
Среди игр «в ковид» довольно популярна такая разновидность догонялок, в которой каждый новый пойманный присоединяется к водящему – до тех пор, пока все не окажутся «зараженными».
Такое стереотипное изображение в игре текущей ситуации ярко демонстрирует то, как наше общество – ведь дети являются его частью – представляет себе происходящее. Отыгрывание пугающих ситуаций в образах погони и убегания популярно среди детей по всему миру, но при этом «салки-ковидки» могут выглядеть по-разному. Например, в США и Европе были зафиксированы варианты, в которых нет злодея-коронавируса, преследующего беззащитных людей. Вместо этого игроки «соблюдают дистанцию» – водящий не может ни до кого дотрагиваться, он салит только тени игроков. Здесь мы видим, что опасность заражения выступает как накладывающее ограничение обстоятельство, с которым люди тем не менее способны справиться. Российские же дети явно видят ситуацию в более мрачных красках.
Впрочем, иногда в правила игры всё-таки вводится возможность выручить осаленного игрока: либо появляются роли врачей или антисептиков, либо двое «здоровых» игроков могут коснуться «зараженного», и он «выздоравливает».
Однако оптимистических игр несравненно меньше, чем пессимистических: в моей коллекции 9 игр, в которых побеждают люди, против 60 игр, в которых верх одерживает монструозный вирус. Кроме того, те, кто контролирует соблюдение карантинных мер, могут быть назначены в игре преследователями ничем не лучше страшного коронавируса.
Наблюдатели описывают и более социально ответственные способы играть «в коронавирус» – например, лечить больных, изображать использование средств индивидуальной защиты, самоизоляцию и работу на удаленке, изобретать чудо-средства для спасения мира, сражаться с коронавирусом как с монстром и побеждать его, – но они далеко не столь многочисленны, как игры с мрачными и фаталистическими сюжетами.
Судя по тому, как в играх российских детей изображен сам коронавирус, именно он воспринимается как хозяин ситуации. В большинстве игровых сюжетов злому и страшному вирусу отведена главная роль: он силен и почти всегда побеждает, поэтому все стремятся стать «ужасом полянки».
Наши дети часто изображают людей бессильными перед коронавирусом, всеобщее заражение оказывается почти неизбежным исходом его атаки.
Вполне объяснимо, что в таких обстоятельствах российские дети стремятся сыграть «на стороне зла». Если люди терпят поражение, то почему бы не идентифицироваться с тем, кто сильнее?
Интересно, что в отличие от англоязычной аудитории в нашей стране такие игры в большинстве случаев не кажутся взрослым аморальными или бессердечными. Те, кто описывает на своих страничках в соцсетях детские игры «в ковид», чаще всего высказываются о них позитивно, дополняя сообщения смеющимися эмодзи и комментариями вроде:
В иностранных же СМИ и соцсетях нередко можно встретить негативную реакцию на игры «в коронавирус». Вот, например, автор американской статьи сокрушается, что ее сын «бесчувственно» играет в «омерзительные» «коронавирусные салки». В апреле 2020 года в британской прессе появился целый ряд публикаций по мотивам поста женщины об игре «в коронавирус», в которой дети «дышали на людей», после чего их «запирали без прав человека» на горках на детской площадке – комментаторы называли эту игру «душераздирающей». Позитивное отношение россиян к «коронавирусным» играм особенно примечательно в свете того, что в большинстве из них побеждают «силы зла», а дети выступают на их стороне.
Как и черный юмор для взрослых, игра в роли злодея для детей – совершенно нормальная реакция на пугающие события: и то и другое помогает уменьшить стресс и тревогу.
Что касается моральной стороны вопроса, то, по словам американского фольклориста Билла Эллиса, взрослые могут позволить себе цинично и мрачно шутить о катастрофах либо анонимно в интернете, либо в узком кругу тех, кому они доверяют. Дети в этом смысле намного раскованнее. Впрочем, энтузиазм взрослых наблюдателей российских детских игр «в ковид» оставляет впечатление, что они сами мысленно вовлекаются в игру и вместе с детьми получают свою долю эмоциональной разрядки. Именно поэтому, рассказывая об играх «в ковид», они часто припоминают свои собственные «кринжовые» забавы: «уютные игры в фашистов», «в пытку языка», «в Афганистан», «в терроризм», «в рэкет», «в Мосгаз», «в наркомана», «в аварию на Фукусиме» и т. п.
В то же время приходится признать и то, что российский «коронавирусный» фольклор вообще и детские игры в частности являют собой довольно невеселую картину, в которой видится много страха, недоверия к властям и медицине и очень мало надежды, – и это диагноз, который можно поставить нашему обществу.