Сегодня День российской науки – да еще и в год, объявленный президентом Владимиром Путиным Годом науки и технологий в России. Словом, особый праздник.
Впрочем, наука – это мышление, которое не знает праздников и выходных дней. Не знает сна. Точнее, знает сны – в качестве поставщика подсказок для открытий, если верить многочисленным ученым и их биографам.
Не существует и специально отведенных мест для научного мышления, кроме одного – головы.
Без нее сидение в кабинете или лаборатории, начиненной новейшим оборудованием, – протирание носильных вещей. И именно в голове – коллективной «голове» научного сообщества внутри думающего общества в целом формируется поле для рождения новых идей.
Побиск Георгиевич Кузнецов, системщик, математик и мыслитель, друг моего философского учителя Э.В. Ильенкова – с ним мы много общались в последние годы его жизни - рассказывал мне историю.
Первоначальные чертежи замкнутой системы жизнеобеспечения человека на Луне чертились в гулаговском бараке - в космос мы взлетели из гулаговских шарашек. Чертились солагерниками, политзаключенными – будущим академиком-физиологом Василием Васильевичем Париным и его сподвижником П.Г. Кузнецовым. Однажды, когда Париным овладело особое вдохновение, Кузнецов взглянул вопросительно. Парин сразу понял смысл этого взгляда и тут же ответил: «Скоро жизнь изменится, и люди полетят в космос и им потребуется то, что мы делаем». …Не «жизнь изменится, и нас выпустят», а «жизнь изменится, и люди полетят» - именно так!
А где-то в другом бараке другой политзэк, гениальный конструктор Роберто Бартини, соавтор и товарищ П.Г. Кузнецов чертил модели своих чудо-машин, вроде «невидимого самолета» (задолго до американских «Стелсов»). Люди ведь полетят… Курировавший атомный и первоначально космический проект Лаврентий Берия шутил, не шутя: отберите у этого Бартини карандаш, а то он еще чего-нибудь нарисует. Вот этого несанкционированное «чего-нибудь» всегда пугало репрессивную машину. Но всю свободу она переносила на острие карандаша, не понимая, что мышление умеет «рисовать» и без него.
По воспоминаниям того же Побиска Георгиевича, Берия однажды нагрянул в лагерь, собрал заключенных ученых и конструкторов за столом, ломившимся от издевательски-невозможных в этих условиях напитков и яств. Немного выпили, и кто-то, осмелев, спросил:
- Лаврентий Павлович, а кто мы такие?
- Как-кто? Вы – цвет советской науки!
- Так почему же мы здесь?
- Да как же вас в Москве собрать?
Циничная штука и… бесконечная вера в «место для мышления под контролем». Ахиллесова пята всякой диктатуры, которая никогда не знает, «где и что подумается». Для вертухаев мышление невидимо, как самолет Бартини.
Жизнь изменилась, люди полетели. Но, видать, далеко не все.
На дворе 21 век, который, судя по всему, обошел чьи-то головы. Ведь время, как и мышление, живет в «головах», где мышлением и порождается. Время – функция мышления. А если мышление перестает функционировать, люди выпадают и из времени.
Февраль
Читают друг другу лекции - каждый по своей дисциплине, среди которых лингвистика, программирование и история. Лекции идут строго по расписанию. Солженицын рассказывал о подобной практике в ГУЛАГе.
Лекции – по расписанию, в соответствии с порядком содержания в месте заключения.
А мышление, как обычно – без согласования времени и места.
