В городе детства интересно. На всё смотришь другими, взрослыми глазами, но и ребенка в себе помнишь, оберегаешь, носишься с ним.
Вот серенькие затёртые пятиэтажки, которые в детстве казались высокими, как небоскрёбы, и бесконечно длинными – пока обежишь их, выдохнешься.
Одиноко, в сторонке, как скромные девчонки на танцах в сельском клубе, стоят во дворах выбивалки для ковров, в ожидании ковров для фотографий в «Одноклассниках» и детей, которые сыграют в «слепую курицу». Дождутся ли.
Карусели – те самые, на которых. И никакие не золотые уже, конечно. Низенькие, вросшие в землю, состарившиеся.
А я иду по детской площадке, и мне вдруг хочется заглянуть в трубу какой-то конструкции с кольцами из ржавых железяк. Причем с другой стороны она запаянная, и взрослой мне как бы понятно, что через эту трубу на мир точно не посмотришь, неба не увидишь.
Но ребенок внутри говорит: загляни, а вдруг, вдруг там что-то есть.
Ну подумаешь, что в трубах могут быть осы, но не сидят же они и не ждут меня сложа руки. Эта детская память про ос в трубах не отговаривает. И я осторожно заглядываю, потому что для детского человека любопытство сильнее и понятнее какой-то там воображаемой боли.
В трубе, понятно, чернота. И взрослый во мне самодовольно кивает: я ж говорил. Но и ос нет, зря пугали. Показываю ему кулачок и иду на качели. Несмазанные, ободранные, они во всё горло вопят, что существуют. А я раскачиваюсь сильнее. Пусть весь двор слышит, что вместе с качелями существую и я.
Сиреневый цикорий щекочет правую ногу, и я со своим ребенком внутри продолжаю удивляться: ну как, как из этого цикория делают почти кофе, который по вкусу и запаху, правда, похож на кофе. И у меня взрослой есть вроде Яндекс, чтобы узнать. Но зачем?.. Когда хочется продолжать удивляться.
Я – точно буду продолжать. Не говорите мне про цикорий.
А вот ещё про детские страхи, которые в городе детства поджидают на каждом шагу.
Зашла в магазин, а на кассе – призрак учительницы начальных классов, маячит из прошлого, переступает с ноги на ногу, покачивается как маятник. В очках-лупах. В бусах на шее. И с отрезанным отчеством. Мы ее между собой в школе звали просто – Альбина. Так короче.
«Альбина идет!» – кричал Никандров, влетая в класс, и все быстренько садились за парты, шелковые, ровненькие и гладенькие – не придраться. Заходи, Альбина – смотри на нас, ори, мы готовы.
Она была старой (по крайней мере нам так казалось) и очень строгой. И выбора у нас не было: хочешь – не хочешь, а надо уважать. За старость и за профессию.
Учительница первая моя часто на нас орала, а когда орала, тряслась вместе со своими бусами в исступлении.
Она была довольно крупной – не ходила, плыла между партами, словно баржа.
А может, мы просто были слишком мелкими – бумажные кораблики по сравнению с ней, пучок первоклашек в формах с обрезанными наскоро и косо челками, в октябрятских значках с кудрявым Володей и с веселенькими портфельчиками за спиной.
Боялись мы ее сильно. Это правда. Тряслись на каждом уроке, кукожились, прятались за спину впереди сидящих, лишь бы не спросила.
Потому что сколько раз уже было: двойки за нетакие буквы Щ, за матрац вместо матраса, за то, что родители не пришли на родительское собрание, за конские хвосты на голове вместо косичек, за природоведение ненавистное – предмет не виноват, просто моя детская природа противилась крику: как выйти к доске и пересказать параграф, когда страшно?..
Однажды Альбина обстригла на глазах у всего класса вихры однокласснику Сашке, а он несмотря ни на что взял, вырос и стал ортодонтом. То есть будущее его от выстриженного вихра не попортилось, а, можно сказать, наоборот – расцвело буйным цветом и заколосилось.
Надо ж было такому случиться, чтобы в магазине города детства эти воспоминания всплыли.
Стоит эта учительница, живая как будто, в очереди. В тех самых очках-лупах.
И я стола, как вкопанная, вглядываясь и щипая себя за руку, до тех пор пока не поняла, что это не она – ну не живут люди столько. А с другой стороны... вдруг... живут?..
И мне почему-то захотелось на всякий случай сбежать и спрятаться «в домик», потому что мало ли какие фортели из школьного прошлого эта учительница может выкинуть.