– Я больше люблю называть наши уроки психологическими занятиями. В 1–2-м классе это в основном коммуникативные игры. Дети должны в первую очередь научиться коммуницировать. Если раньше была дворовая культура, где дети играли и общались, их никто не контролировал, и нужно было отстаивать себя в условиях свободной среды, то сейчас это почти ушло.

Многие дети сегодня, к сожалению, привыкли к тому, что взрослые организуют их общение друг с другом. Поэтому дети подчас не умеют сами играть и общаться. Игры по правилам для них трудны.

То, что они друг с другом не умеют договариваться, очень сильно портит жизнь в классе. Поэтому мы на наших занятиях частично восполняем дефицит игр и коммуникации.

Когда дети становятся постарше, коммуникация происходит на более глубинном уровне. Ученики 3–4-го класса ближе к младшим подросткам, они лучше начинают разбираться в себе, понимают свои сильные и слабые стороны, знают, что хотели бы в себе изменить и почему. С ними акцент на занятиях идет на развитие самосознания.

– Как проходит урок?

– У нас очень много метафорических заданий: представьте себя деревом или животным, а потом представьте, с каким деревом вам было бы рядом хорошо.

В первом классе есть упражнение на доверие «Испуганный ёжик», где дети работают в парах. Один – ёжик, а другой – человек. Ёжик испугался и свернулся в клубочек, а человеку нужно его развернуть. Как развернуть? Садишься с ним рядышком, гладишь его, шепчешь ему какие-то слова, чтобы он мог тебе довериться и захотел развернуться. Потом мы меняемся в паре, а потом обсуждаем, кому какая роль оказалась ближе.

– Кому-то важнее слова, которые дети произносят во время упражнения, а кому-то действия, жесты. Ведь заботу проявляют все по-разному: кто-то не умеет говорить, но может обнять, погладить по спине…

– Важно, чтобы дети учились использовать и то, и другое. Человек, по большому счёту, всё равно мыслит словами. Этого у нас, взрослых, даже больше, наверное, чем эмоций и ощущений. Но у детей не так.

– Сейчас многие психологи учат называть свои эмоции и ни в коем случае не запрещать себе злиться, агрессировать и пр. С детьми вы тоже про это говорите?

– У нас в курсе есть цикл про эмоции. В первом классе и втором классе мы проходим базовые эмоции. Первая базовая эмоция – радость, без которой человек жить не может. Обратная ей эмоция – грусть. Мы их называем, обсуждаем, когда их чувствуем и почему и что нам может помочь.

Например, у нас есть упражнение «Лекарство от грусти», когда дети рисуют свою грусть или радость. А до этого они вдвоём разыгрывают сценку: одному грустно по какой-то причине, а второй находит ему лекарство от этой грусти, придумывает что-то, чтобы его успокоить, порадовать. И мы потом обсуждаем, что нам помогает, когда мы грустим, – слова поддержки, забота или что-то приятное. И разбираем неудачные варианты поддержки.

Один ребёнок говорит: у меня кошечка умерла, я расстроена, а напарник отвечает ему: «Да ладно, ничего страшного, не переживай». А лучше было бы сказать: «Да, я тебя понимаю», или «Я тебе сочувствую», чтобы было видно, что ты эту эмоцию разделяешь с человеком. Иначе обесценивается переживание.

Есть у нас еще одна игра «Мне грустно, когда…». Каждый называет, почему грустно ему, и вспоминает, что говорили предыдущие участники: мне грустно, когда мне одиноко, когда у меня нет рядом близкого человека, когда меня бьют и так далее. А потом, когда дети станут постарше, у нас будет обратное: что я делаю, когда мне грустно? Я плачу, к примеру, или иду гулять одна на улицу. В общем, как я это могу прожить?

Любой человек может воплотить только тот опыт, который у него уже был. То есть если ты никогда не чувствовал грусть, ты не сможешь её нарисовать, это все равно что слепому пытаться объяснить жёлтый цвет. Но в норме любой человек в возрасте 7-8 лет уже все базовые эмоции прочувствовал, пережил на себе, может объяснить их словами и нарисовать. Хотя у нас был один мальчик, который сказал, что никогда не грустит. Но при этом нарисовал что-то всё равно грустное. Бывает такой защитный механизм, когда человек отрицает то, что у него есть такая эмоция. Или иногда вытесняет ее, и это уже совсем другая история.

Мы, взрослые, очень часто себя загоняем в жизнь, в которой очень мало радости, очень мало детства, внутреннего ребёнка, и тогда жизнь становится скучной, чёрно-белой. Поэтому нужно себя спрашивать: а где же моя радость? Что я могу сделать, чтобы себя порадовать?

– А иногда бывает, что я себя могу порадовать тем, что радую других.

– Да, это очень хорошо, очень по-человечески.

– По-человечески, но нет ли здесь какой-то опасности, что я при этом забываю про себя?

– Опасность в целом есть всегда, но главный критерий – это моё ощущение. Если я делаю радость другому и при этом мне хорошо, значит, всё в порядке. Главное – внутри себя ответить на вопрос: я почему это делаю? мне хочется порадовать другого человека? – и тогда это одна ситуация. Я ощущаю, что у меня нет самоценности, и я не имею права, а другой имеет – это другая ситуация. То есть важно не столько то, что мы делаем, а то, чем мы мотивируемся. Что у нас стоит за этим, какой посыл?

На самом деле себе нужно много вопросов задавать, и дети тоже этому учатся.

Эмоции нужно знать и отслеживать, кроме того, мы всю жизнь учимся их обрабатывать. Конечно, есть такие эмоции, которые в социуме очень мешают. Злость, например. Но мы тоже учимся обнаруживать ее и с ней обходиться. Я злюсь, я понимаю, что сейчас злюсь, что делать, да, я не могу бить посуду, а что могу? И каждый для себя ищет свои пути.

– Какие вопросы родители могут задать ребёнку в конце дня?

– Есть дети, у которых какие-то проблемы, и родители об этом знают: затяжные конфликты с другими детьми или какая-то определённая трудность. А есть дети, у которых всё более-менее неплохо. Но и тех, и других можно спрашивать: что их порадовало в течение дня? что было трудно? как им кажется, преодолели ли ты они эту трудность?

Если случился какой-то конфликт, то это могут быть вопросы про то, что ребенок понял спустя время, как прожил бы ситуацию заново, как бы себя повел.

Если есть какая-то проблемная ситуация (к примеру, ребёнок по утрам плохо встаёт, и от этого мучается родитель), ее очень хорошо проигрывать со сменой ролей. Допустим, ребёнок играет маму, а мама – ребенка. Можно это делать на уровне животных. Медвежонок и медведица, к примеру. Или волчонок и волчица, чтобы абстрагироваться от роли мамы и от роли ребенка.