Один из лучших учителей страны, директор общеобразовательной московской школы № 109 Евгений Ямбург рассказал изданию «Москвич Mag» о том, что в школе не должно быть запретных тем для обсуждения, как провинциальные школы пережили пандемию и о многом другом. Публикуем фрагмент интервью.
Чем для школ и учеников обернулось длительное обязательное дистанционное обучение?
Из плюсов – впервые в содержание образования стали массово вникать родители, поняли, насколько оно отличается от того, что было в их время. Но говорить о единых итогах нельзя, процесс дистанционного обучения в стране был очень неравномерным, главным образом из-за неравенства ресурсов.
Еще до пандемии в столице была введена Московская электронная школа, и учителей обязали пройти обучение, так что московские школы были к дистанту готовы.
Например, наша школа № 109 выдавала компьютеры с установленным программным обеспечением на дом, чтобы дети могли учиться не на голове друг у друга. Но даже имея такой мощный ресурс, московские учителя работали сутками, мне звонил муж молодой учительницы со словами: «Вы семью разрушаете, я не имею доступа к жене ни днем, ни ночью!»
А в некоторых регионах педагоги бегали утром по домам учеников, подсовывая под дверь задания, а вечером собирали. В одной деревне ребенок, чтобы узнать задание, залезал на вышку с телефоном и ловил связь, потом таким же образом передавал выполненную работу. Его прихватила полиция и оштрафовала родителей за нарушение. Лучше бы обеспечили школу всем необходимым.
Как это ресурсное неравенство проявляется в зарплатах? В Москве директор крупной школы может в месяц получать полмиллиона рублей и больше, при этом молодой учитель – всего 45 тысяч. А что в регионах?
Ресурсное неравенство – это и зарплаты, и техническое обеспечение – зависит от экономики региона, который платит школам. Поэтому за одну и ту же работу учитель в Брянске получит одну зарплату, в Санкт-Петербурге – другую, в Москве – третью, а переехав из Москвы в область, автоматом станет получать меньше. Это недоработка законодательства.
У школьных педагогов в Москве приличная зарплата – 90–130 тысяч, у столичных директоров зарплаты на порядок выше. И это нормально.
Директор крупной московской школы, у которой 15 филиалов, много зданий и тысячи учеников, получает как командир полка в армии. Кстати, директор сегодня не царь и бог, в каждой школе есть управляющий совет с правом контролировать финансовую часть. Не могу ручаться за всех, но знаю школы, где часть директорской зарплаты регулярно бросается на финансирование тех проектов, где нужны наличные деньги. Например, экспедиции и походы требуют закупки таких вещей, которые при проведении тендеров будут либо плохими и негодными, либо их придется очень долго ждать. Но это уже начинает вызывать вопросы.
Вы в своей книге пишете, что жизнь директора сельской школы напоминает ад...
Жизнь школ в провинции, конечно, отличается от московских. Вот ситуация – в поселковой школе ни копейки не отпустили на ремонт, здание в плохом состоянии, дети собрали пустые бутылки по поселку, много, пьющий поселок, сдали. Директор продала ягоды со своего сада. На вырученные деньги купили краску и покрасили фасад. В конце лета приехала комиссия проверять готовность школы к новому учебному году, но ни копейки на ремонт не дали. Вот это как?
Или есть в регионе школа, где директор выращивает овощи на продажу, дети помогают, из этих денег платится детям стипендия, и их возят на экскурсии. Знаю деревенские школы, куда стремятся из города: классы маленькие, с ребенком возятся, результаты прекрасные.
Но большинство директоров в провинции боятся самостоятельности и экспериментов, так как в любой ситуации могут оказаться виноватыми. Вот в Челябинской области недавно повесился директор – прокуратура его обвинила в коррупции и поборах. Этого не было, он все деньги использовал на школу…
Я вижу новый тренд – под видом борьбы с коррупцией правоохранительные органы начинают прессинговать руководителей школ. Набирать антикоррупционную статистику надо, вот прокуратура на местах и начала использовать директоров школ, ведь с коррупцией на самом верху бороться сложно, можно либо взятку, либо пулю получить.
Запретные темы в школе: вы, как историк, говорите ли с учениками про людоедство в блокадном Ленинграде или насилие и мародерство советских солдат во время ВОВ?
С детьми надо все обсуждать. Нет и не может быть закрытых тем. Когда мы разговариваем честно, то не теряем уважение и доверие детей, и тогда к нам будут прислушиваться.
Война – сложнейшее явление, в ней есть и доблесть, и героизм, и подлость, и грязь. С одной стороны, я обожаю Симонова с его «Жди меня», а с другой – стихотворение израильского врача Иона Деге, который себя поэтом-то не считал, хотя его стихи знали наизусть и переписывали тысячи советских солдат:
Мой товарищ в смертельной агонии.
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
И это тоже правда о войне. Что же касается блокадного Ленинграда, то есть неизданные дневники блокадников, в которых вся эта жесткая правда, и про сытых детей больших начальников, которые издевались над своими одноклассниками, доходягами-блокадниками. Это тоже правда жизни. Не или – или, а и – и. Наша задача – научить ребенка выработать внутренний стержень, не стать жертвой манипуляций, которые направлены на раскол личности.
О чем ваша книга «Коронация всея Руси»?
«Коронация всея Руси» – далеко не первая моя опубликованная вещь, но есть ощущение, что всю жизнь я пишу одну и ту же книгу. И каждая последующая является лишь продолжением разговора о «святой науке – расслышать друг друга». Это издание, конечно, не только о коронавирусе, к чему отсылает название, оно о том, как нам, взрослым людям, живущим в запутанном пространстве, важно разобраться в своем мировоззрении, и адресовано педагогам в широком смысле этого слова, родители ведь тоже педагоги.
Приведу пример: существует устойчивый миф, что начиная с 90-х годов прошлого века школа перестала заниматься воспитанием и ограничилась передачей информации, что привело к нравственному падению российского общества. Полная чушь.
Школа никогда не переставала заниматься воспитанием. Мы что, перестали водить детей в походы, или ставить театральные постановки, или организовывать конкурсы? Но из образовательного процесса ушла идеология. И это прекрасно, в Конституции РФ (даже в новом ее варианте) записано, что школа не может навязывать никакую идеологию.
Чиновники же, когда говорят, что надо заниматься воспитанием, подменяют понятия и под видом воспитания опять навязывают идеологию, а надо помогать ребенку формировать мировоззрение. Страна наша разная, в ней живут и верующие, и атеисты, и представители разных конфессий, люди, исповедующие разные убеждения. А у сторонников скреп главный воспитатель в школе – православный военрук.
Другая крайность – убеждение, что нас спасет цифровизация, поэтому долой школьные очные занятия, переводим всех на онлайн. Это как холера борется с чумой, то и другое – глупость. И от digital мы никуда не уйдем, и цифровизация не заменит живого учителя. Тренировочные задания можно делать онлайн, чтобы учителю освободить на уроке время для обсуждения смыслов и ценностей культуры, главного, что надо делать глаза в глаза.
