Давайте начистоту: а ведь классно было быть пионером? Это ведь только условным «партии и правительству» казалось, что они собирают нас на строительство коммунизма. А мы-то находили в этом совсем другое, свое. Да, все зависело от людей – от нас, от пионервожатых, от педагогов.
Кто сейчас помнит идеологические обряды? Зато на памяти праздники, светлые клинья, вбитые в монотонную череду учебных дней. И вместо учебы мы с радостью шли собирать металлолом или макулатуру, охотиться друг за другом в лесу, играя в «Зарницу» (тот, кто охотился, едва ли узрел откровение в модном нынче пейнтболе), отстаивать честь класса в спортивных состязаниях. Там была мечта, было таинство, была романтика, были приключения.
Килограммы газет, собранные по домам, – это еще и уникальный опыт контактов с разными людьми, который нигде иначе не почерпнешь. Иногда посылали – тоже опыт! Бывало, обходили (буквально) конкуренты: и жильцы извинялись, мол, заходите, ребята, в следующий раз… Железяки, которые коллективно выковыривались из заброшенных почв и доставлялись на школьный двор, дарили возможность ощутить себя сталкерами. И спортивные победы посвящались не дедушке Ленину – девочки смотрели!
Как-то был удивительный случай. Во время сбора металлолома мы забрели с товарищем на пустырь в промзоне, а там набрели на трубу тонной веса. Приволочь в школу – немыслимо, оставить – тоже. И вдруг неподалеку на дороге появляется машина-автокран с прицепом! Кто ищет, тот всегда найдет – мы отчаянно машем, водитель останавливает машину. Так, мол, и так, мы из такой-то школы, собираем металлолом, очень хотим, чтобы класс на первое место вышел. А водитель крана – снова везение, благоволящее ищущим! – оказался из шефской организации. У него, конечно, были дела, но он помог – подцепил и довез вместе с нами. Когда мы въезжали в школьные ворота с заведомо «первым местом», это был наш звездный час! Но думали мы в первую очередь о первом месте. И немножко о девочках, которые наблюдали весь этот триумф.
А театр при школе или Доме пионеров, так нужный подростку? Место, где он может пережить то, что пока не способен прожить в реальности. И может потом спасовать, столкнувшись с необходимостью прожить, не пережив заранее, хотя бы сценически.
Да и вожделенную электрогитару – легендарный «Урал 650» – я, пионер, впервые взял в руки в актовом зале школы. И на нем же впервые сыграл не менее легендарный рифф из ‘Smoke On The Water’. Позднее, правда, узнал, что он один в один был слизан Deep Purple c пластинки бразильской певицы Астрид Жильберту. Что ничуть не огорчило: ведь это милое заимствование и сделало его легендарным. Да и мы жили в режиме «слизывания легендарного», выдавая его за свое и в какой-то момент начиная свято верить, что так и есть. Мы чувствовали себя героями! А это делает человека человеком – существом, набравшимся священной наглости «смазать карту будня». И всегда будут в выигрыше те взрослые, которые увидят в этом не подростковый бунт, а «заявку на взросление». К счастью, вокруг меня было больше именно таких взрослых. Поэтому бунтовать особо не приходилось.
А тимуровская забота о бабушках и дедушках, которые еще больше заботились о помощниках, угощая их чаем со сладостями? И, конечно, неформальное общение вокруг всего этого…
«Пионерское лето» – вообще отдельная тема. Увы, развить ее ничем не смогу – стыдно, но ни разу не был в пионерлагере. …А сколько интересного (включая полуразрешенное) было в Домах пионеров?
Пионерия могла стать, и не так уж редко становилась, настоящей школой взросления. Этой школы не могло дать никакое учение – самое интересное и успешное. Потому что в учении ты – всегда ученик, которого, в конечном счете, признать может только учитель. Но наступает возраст, когда этого, пусть авторитетного, признания мало. Нужно «общественное». И получить его можно только одним способом: внеся свой неповторимый вклад в общеинтересное, общезначимое дело. Пусть альтернатив у нас не было. Пресловутая «улица»? Но в ней всегда было что-то бесправное, даже маргинальное. А нам хотелось настоящих «прав», как у взрослых. И свобод – как на «улице». Хотя и «улица» тоже была разной…
Еще создатели первых детских организаций на Западе понимали, что в современном им обществе между учебой и трудом должен быть некий промежуток, заполненный общественной активностью. Активностью – «ориентировочной», «разведывательной», чтобы первоначально разобраться, как применять знания и умения в сложнейшей системе людских взаимоотношений, в форму которых облечен труд. С колоссальной индивидуальной отдачей. В общезначимом деле нельзя было натянуть отметку – все честно: как получилось, так и получилось. Честно – по-взрослому. Правда, если не получалось, двоек тоже, как правило, не ставили. Но если получалось, наградой становилось не просто ощущение возросшей значимости, а того, что ты – сам источник ее возрастания. Рождалось самопризнание.
Классе в 5-м нас обязали переписываться с пионерами из берлинской школы. В моем случае обязаловка оказалась приятной. Мне досталась милая девочка, с который мы года два очень славно списывались (она неплохо владела русским). Время от времени друг другу присылали по почте всякие маленькие, но душевные презенты: открытки, марки… А однажды она мне выслала посылкой свой пионерский галстук (разумеется, я тут же побежал на почту, чтобы ответить своим).
Долгое время не знал, как его применить. И вот, когда вызрел-таки в комсомольца и впрыгнул в вожделенную «джинсу», нашел, что самое ему место – на голой шее в виде платка. Окружающая «хиппота» (свято убежденная в том, что она – хиппота) подходила, щупала заграничный пионерский атрибут и интересовалась: «Чувак, а чего это за прикид?» Я отвечал почти правдой: «Не знаю даже, немцы делают…». «Мда, ФРГ…» – с восхищенной задумчивостью произносила хиппота…
Кстати, парадокс. Не любил школу. Не свою любимую, лучшую в мире московскую школу с прекрасными учителями, некоторых из которых, видимо, прислал по распределению Бог, а они там и осели. Школу как таковую. Но часто с радостью жил в школе внешкольной, пионерской жизнью. Может, потому что умные взрослые, которые работали с нами, избегали перевыполнений по части идеологических заморочек. Но главное: школьная пионерия позволяла мне заниматься, чем я хотел.
Да, взрослые… Даже учителя вдруг становились неожиданными открытиями для учеников: на вечерах они вдруг начинали петь романсы, в походах играть на гитаре «криденсов», в автобусный микрофон на экскурсиях рассказывали такие вещи из истории, о которых страна узнавала потом из перестроечных СМИ. А мы уже знали. Через такие открытия учителя становились ближе и понятнее.
И конечно же – вожатые. Как и везде, среди них встречались разные люди. Но именно в их среде плотность личностей увлеченных, а порой и одержимых своим делом, которое делалось за более чем условную зарплату, влюбленных в него и в тех, ради кого оно делается, была наивысшей. В СССР существовала Мекка вожатского движения, пионерлагерь «Орленок» около Туапсе, куда «паломники» устремлялись на встречу с великим вожатыми, вожатыми вожатых, настоящими легендами, «культурными героями», титанами – Шмаковым, Маловым, Газманом… Там зрела новая педагогика. Педагогика взросления внутри по-взрослому серьезных человеческих и человечных отношений, в которые дети вступали со взрослыми, а главное – друг с другом.
Из моей эмоциональной памяти до сих пор живо остаточное волнение перед принятием в пионерские ряды. Ожидания, что завтра сбудется какая-то не очень ясная и оформленная, но дорогая мечта. Нас принимали в три очереди – по степени достоинства. На Красной площади, в Музее Советской Армии и просто в школе. Мое достоинство потянуло на музей. День вступления поделил детскую жизнь на большое «до» и маленькое «после». «Маленькое» – не потому что меня исключили. Роберт Стивенсон сказал: «Что может быть печальнее достигнутой цели?» Чувство воплощенной мечты очень скоро слилось с повседневными переживаниями и растворилось в них. Но недели две-три я не мог себе позволить не быть первым во всем, ибо пионер – всегда первый. На деле, без натяжек и оговорок, без проверяющих, без дураков. И среди всех ребят – он пример прежде всего самому себе. Самосознание не имеет членства в пионерской и любой иной организации.
Спасибо за ожидание, за мечту, за шанс осознать себя – всем тем, кто нам его подарил. С Днем рождения, Пионерия!
Оставайтесь первыми, друзья!
